Читать книгу "Сделка с ангелом - Олег Палёк"

праздники всегда китель надевал, так он в нем с трудом передвигался, такой тяжелый от медалей. У него хорошая пенсия, мог бы в частный дом престарелых устроиться. А он здесь предпочитает, говорит друзья, общение. Только друзья его и подруги почти все на кладбище.

— А родственники?

— Ближайшие в Америке. Он им не нужен. Приезжали дальние из Подмосковья, как узнали, что у него ни квартиры, ни денег нет, так и забирать передумали.

— Как-то все неправильно это, — вздохнул Николай.

— Живем мы неправильно, — философски заметила Настя. — Думаем, что жизнь вечна, все успеем. А потом здесь оказываемся. Ты насчет приглашения на вечер не передумал?

— В морг?

— Можно найти место получше, — улыбнулась Настя.

— Я пока поработаю, присмотрюсь. А то, как будто устроился приударить за девчонкой.

— А что в этом плохого? Жизнь идет своим чередом, несмотря на кладбища и морги.

— Вы, врачи, какие-то циничные.

— Ну да, есть такое. Ладно, я побежала. Весь инвентарь аккуратно сложи в подсобку.

— Так ведь завтра все равно его разбирать.

— Завтра может быть другой работник. Тут большая текучка кадров.

Рабочая неделя пролетела незаметно. Антонина Иванова даже собиралась назначить ему зарплату. Правда, для этого нужно официально трудоустраиваться, что не входило в планы Николая. Между делом он настроил телеприставку, чтобы показывала не два канала, а сотню. За свой счет купил жидкости для мытья полов — с ней линолеум блестел.

Часто разговаривал с Александром Борисовичем. Тот вспоминал военные годы, трудную послевоенную жизнь. Большой жизненный опыт выдавал нетривиальные суждения.

— На кого учишься? — как-то спросил ветеран.

— Бизнес-управление.

— Управление… чем? — переспросил старик.

— Бизнесом. Это «дело» с английского.

— То же дело. Производством, что ли?

— Производством заведуют управляющие, а я указываю, что изготавливать, когда и по какой цене.

— Зачем? Разве люди сами не знают, что им нужно?

— Знают. Но потребителей и производителей много. Конкуренция.

— Не пойму я, зачем это надо, — вздохнул Александр, поправляю рукой подушку. Он старался все делать сам, и немощь его удручала. — В Советском Союзе все было по плану, никакой конкуренции.

— И где теперь СССР?

— Капиталисты развалили. Конкуренцией своей. В мирное время ихняя демократия хороша. А если война, просрут все бизнесы. Когда война, решения надо принимать шустро, а они пока проголосуют.

— Разве война хорошо? — возразил Николай.

— Война — плохо, — согласился старик, — да вот только никуда нам, человекам, он нее не деться. Все хотим другим свою волю навязать. Пока американцы диктуют всему миру свою политику авианосцами. С нами такое не пройдет. Несколько ядерных бомб и нету их кораблей.

— Лучше мирно их переиграть, на бизнес-поле.

— Капитализм не для России, у нас конкуренция не выживет. И идея нужна. Сильная страна — это достойная идея, ты — часть общего, за всех людей борешься, за это и умереть не жалко. А умирать за то, чтобы стать богатым? А на остальных тебе плевать?

— Мое дело — хорошо работать, а социальной справедливостью государство должно заниматься.

— Государство — самый большой капиталист и есть. У нас с ним договор: мы не лезем во власть, а оно нам помогает и дает идею. Это американцы только на себя полагаются.

Николай пожал плечами. Спорить об идеологии с человеком, прожившим жизнь в другой стране, бесполезно.

— Но ты, парень, учись, налаживай производство, — продолжил ветеран. — Страна должна быть сильная, а то сожрут.

Когда случилось ЧП — у одной бабушки украли золотые серьги, подозрение упало на Николая. Новенький, убирался у нее. Александр Борисович созвал «совет стариков» — среди мужчин дома престарелых он имел непререкаемый авторитет. Выяснил, что серьги украл и уже сменял на водку ее же хахаль. Заставив его признаться, обелил честное имя Николая.

В общем, Николаю понравилось здесь работать. Атмосфера хорошая. Он бы своих друзей по «тематическим» вечеринкам сводил, чтобы поняли, в чем смысл жизни. Но доработать две недели не удалось. В середине второй недели Александр Борисович умер.

— Не доглядел, — вздохнул Коля, — утирая слезы, — вчера отказался пить таблетки от давления. Ночью, видимо, скакнуло.

— Успокойся. — Настя тоже вздохнула. — Иногда люди просто умирают, тут ничего не поделаешь. Его время пришло.

— Я увольняюсь, — он вытер слезы и снял халат.

— Что, мертвых не переносишь? — сощурилась медсестра. — Здесь это обычное дело. Или сам умереть боишься?

— Я не боюсь умереть. Я просто не хочу при этом присутствовать. А вообще мне надо было кое-что понять для себя. Поэтому тут и работал.

— И что понял?

— Все кандалы мира образуют единую цепь.

— Вроде бы нормальный парень, а иногда выражаешься странно. Забегай, если что. Я еще год-два тут буду работать, учеба сейчас дорогая.

Дома Николай посмотрел, как устроиться в детский садик. Сейчас они назывались «Учреждения государственного дошкольного образования» и их было мало. Имеющиеся вакансии чем-то напоминали дом престарелых: медсестры, няни, уборщики. Однако устроиться на работу оказалось сложнее. Все места распределены среди своих. Да и кадровики к кандидатам с улицы без педагогического образования относились подозрительно, ввиду участившихся случаев педофилии. Пришлось подключить связи среди сокурсников. Мама одного работала заведующей детским садиком и предложила вариант: он студент педагогического вуза, делает дипломную работу по дошкольному образованию, нужен практический материал. Студент напечатал липовую справку на принтере и поехал на Северо-Запад Москвы.

— Меня зовут Людмила Павловна, — представилась миловидная женщина в строгом черно-белом костюме. Говорила она нарочито четко, мягким тембром, но с повелительным интонациями. — А вы Николай, сокурсник моего Димочки?

— Да, — ответил Николай. К этой встрече он оделся аккуратно и неброско: чуть потертые джинсы, клетчатая рубашка, темные туфли.

— Сказали бы ему, чтобы меньше увлекался учениями всякими, а больше учился. Чуть с летней сессии не выгнали.

— Хорошо, передам, — усмехнулся про себя Николай, ведь он — главный вдохновитель увлечений «Димочки».

— Итак, для всех вы — дипломник педагогического ВУЗа, собираете материал. Работать будете уборщиком. Не вздумайте вмешиваться в воспитательный процесс, педагоги вас тотчас раскусят. Молчите. Ясно?

— Так точно!

— Не паясничайте, не на студенческой вечеринке. Я вообще не понимаю, зачем вам это. Но если что замечу, пеняйте на себя. У нас тут камеры на каждом шагу.

— Тряпки у вас из старых одеял или мешковины?

—