Читать книгу "Каньон Тираннозавра - Дуглас Престон"

Она обходилась без долговременной памяти. Память – удел слабых. Ей не требовалось узнавать никаких хищников, чтобы их остерегаться, не приходилось избегать никаких опасностей, – ничего не надо было запоминать. Об удовлетворении ее потребностей, не отличавшихся замысловатостью, заботился инстинкт. А нуждалась она в мясе. В большом количестве мяса.

Быть существом, лишенным памяти, – значит обладать свободой. Песчаные холмы, где она появилась на свет, ее мать и братья с сестрами – ничего не сохранилось в памяти, равно как и ослепительные закаты, и проливные дожди, от которых реки делались багряными, а низины стремительно затоплялись паводками, и засушливая жара, такая, что растрескивалась земля. Она просто проживала жизнь, представлявшую собой сплошной поток ощущений и реакций на них. Прошлое терялось, подобно реке, вливающейся в океан.

Она видела, как погибли пятнадцать ее братьев и сестер, которых растерзал более крупный хищник, и ничего не испытывала. Она вообще не понимала, в чем дело. Она не заметила, что их не стало, но стоило им умереть, как они тут же превратились в мясо, в пищу. Вот и все. Покинув мать, она никогда больше не возвращалась к ней. Мать сделалась конкуренткой, а спустя какое-то время – мясом, подобно братьям и сестрам.

Хищница охотилась, убивала, утоляла голод, спала, кочевала с места на место. Ей было невдомек, что у нее есть определенная «территория», она лишь направляла свой путь туда, где видела вытоптанную растительность и вырванные с корнем папоротники – свидетельство пребывания огромных стад утконосых динозавров. Она не запоминала эти места и не узнавала их впоследствии. Просто привычки утконосых были ее привычками.

Таких человеческих чувств, как любовь, ненависть, страдание, сочувствие, счастье или сожаление, мозг хищницы не ведал. Она знала лишь боль и удовольствие. В соответствии с заложенной в нее программой ей доставляло удовольствие совершение тех действий, которых требовал инстинкт, отказ же от этих действий был просто немыслим.

Ее не занимал смысл собственного существования. Она не осознавала, что существует, она просто была, только и всего.

Марстон Уэзерс

1

Перекрещивающиеся взлетно-посадочные полосы ракетного испытательного полигона Уайт-Сэндс в штате Нью-Мексико дремали в предрассветных сумерках – две полоски черного асфальта на белой, как снег, соленой равнине. На краю одной из них помещалось главное здание, освещенное желтыми натриевыми лампами, чуть поодаль в ряд выстроились ангары. Воздух был удивительно прозрачен и неподвижен.

На востоке, на фоне светлеющего неба, возникла точка. Она медленно превратилась в силуэт боевого истребителя F-14 «Томкэт» с двумя хвостовыми винтами и стреловидными крыльями. Самолет стал снижаться, и гул его двигателей постепенно перешел в оглушительный рев. Истребитель приземлился, два облачка дыма взметнулись вверх от шасси, и засохшие юкки вдоль края посадочной полосы зашелестели, когда он промчался мимо. Самолет заглушил двигатели, притормозил в конце посадочной полосы, развернулся и застыл перед главным зданием. Два человека из наземной команды засуетились вокруг истребителя, принялись подпирать его колеса и разматывать топливные шланги.

Дверца кабины открылась, от переднего сиденья, того, что рядом с креслом пилота, отделилась худощавая мужская фигура и легко соскочила на землю. Мужчина был одет в синий спортивный костюм, а в руке нес потрепанный кожаный портфель. Размашисто прошагав по бетонированной площадке, он четко и уверенно отдал честь двум солдатам, дежурившим у входа. Они ответили на приветствие, пораженные неожиданной формальностью.

Мужчина был воплощением холодности, аккуратности и симметричности, словно его отлили из гладкой стали. Прямые черные волосы короткой челкой спадали ему на лоб. Выдающиеся скулы двумя острыми бугорками выступали на гладкой коже лица. Маленькие руки выглядели такими аккуратными, что, казалось, мужчина недавно воспользовался услугами маникюрши. Тонкие сероватые губы будто вылепили из глины. Он мог сойти за азиата, если бы не пронизывающие синие глаза, резко выделявшиеся на лице из-за контраста с черными волосами и бледной кожей.

Джей Джи Масаго миновал проходную и вошел в бетонное главное здание. В центре зала он помедлил, недовольный тем, что его никто не встречает. Трату времени Масаго считал непозволительной роскошью.

До сих пор операция шла блестяще. Он вышел из затруднительного положения в музее и изъял необходимые данные. Их экстренное предварительное изучение в Агентстве национальной безопасности дало результаты, превзошедшие все ожидания. Свершилось важнейшее событие, которого подразделение Ло480 – возглавляемое Масаго секретное ведомство – ждало с момента возвращения миссии «Аполлона-17» более тридцати лет назад. Партия перешла в эндшпиль.

Масаго сожалел о том, что ему пришлось сделать с тем британцем в музее. Необходимость лишать кого-то жизни – всегда трагедия. Солдаты гибнут на войне, а гражданское население – в мирное время. Жертвы в любом случае неизбежны. Ассистентку Крукшенк возьмет на себя кто-то другой. Теперь, когда информация и образцы находятся в полной безопасности, о женщине можно временно забыть. И все же понадобится еще одно досадное, но необходимое вмешательство.

Масаго был сыном японки и американца, его зачали в руинах Хиросимы в первые недели после падения бомбы. Несколько лет спустя мать Масаго умерла в страшных муках – во время Черного Дождя она заболела раком. Отец, разумеется, исчез еще до рождения мальчика. Когда Масаго исполнилось пятнадцать лет, он отправился в Америку. В том же году командный модуль «Аполлона-17» совершил посадку в долине Таурус-Литтроу на краю лунного Моря Спокойствия. Масаго и не догадывался, что в ходе этой миссии будет совершено важнейшее открытие, которое по своей значимости превзойдет все сделанные ранее. Возможно, оно даже явится величайшим научным открытием всех времен, а тайну, с ним связанную, в конце концов доверят ему, Масаго.

Он поступил в колледж еще до окончания средней школы и проявил столь необыкновенные способности к математике и инженерным наукам, что вскоре его приняли на полную стипендию в Калифорнийский технологический институт. Оттуда благодаря свободному владению японским Масаго попал в ЦРУ и вступил на извилистый и весьма разветвленный карьерный путь. Он служил на разных уровнях Разведывательного управления министерства обороны и преуспел в силу величайшей осторожности в поведении, благодаря интеллекту, блеск которого не демонстрировал в открытую, и профессиональным достижениям, скрываемым под маской скромности. В итоге ему поручили руководство небольшим секретным подразделением, известным как ЛО480, и доверили тайну.

Величайшую из всех тайн.

Это была судьба. Масаго понимал одну простую истину, по-настоящему осознать которую ни у кого из его коллег не хватало смелости. Он знал, что дни человечества сочтены. Раз люди обрели возможность уничтожить самих себя, значит, они себя непременно уничтожат. Что и требовалось доказать. Масаго это представлялось столь же простым и очевидным, как дважды два – четыре. Неужели хоть один раз за всю историю человечества люди отказались воспользоваться оружием, имевшимся у них в распоряжении? Говоря о гибели населения Земли, следует употреблять не слово «если», а слово «когда». Масаго контролировал то, что это самое «когда» подразумевало. В его власти было отсрочить конец. Если он будет хорошо выполнять свой долг, то, возможно, ему лично удастся продлить существование человечества еще на пять лет, вероятно – на десять, а то и на целое поколение. Это благороднейшее призвание требовало, впрочем, нравственной самодисциплины. Чья-то преждевременная смерть – недорогая цена. Если гибель одного человека способна отсрочить катастрофу хоть на пять минут... Но каким цветам суждено распуститься в спасенном мире?