Читать книгу "НКВД. Война с неведомым - Александр Бушков"

Некоторые из них рассуждали точно так же. Бытовало, знаетели, примечательное выраженьице: «Война все спишет». И ведь никак нельзясказать, что оно какое-то неправильное, не отражает действительности – войнамно-ого списывала, иногда такое, что… Ну, это отдельная тема. Нам в данныймомент неинтересная, поскольку мы договорились потолковать о необыкновенном.

Я с таким встречался лишь раз в жизни. Дело было на Украине,летом. Я тогда воевал взводным – матушка-пехота, старший лейтенант. Не хочувыпячиваться, но мне по военному стажу, по заслугам и отличиям вполне быполагалось подняться и выше. Но меня на ротного двигать не торопились. Были,между нами, мужиками, за спиной некоторые… выходки. Убей бог, ничего такого ужплохого или отвратительного – так, эксцессы военных времен. Ну, однаждышлепнули мои ребятки пленных, насмотревшись вдоволь на немецкие художества, ивсе бы ничего, но среди них оказался какой-то хауптман, на которогооблизывалась дивизионная разведка. Со спиртным пару раз случались… загогулины.И так далее, тому подобное. Бывало…

Ладно, как там по классике? Не будем отклоняться мыслью отдрева…

Прислали к нам однажды в роту новую санинструкторшу. То лиГаля, то ли Оля, уже не помню точно. Пусть уж будет – Галя. Вот это быладеваха… Самая натуральная казачка, с Кубани или с Дона – откуда-то оттуда. Я доэтого казачек не видел вовсе, а увидел – обалдел, как все поголовно. Статная,высокая, все при ней, волосы черные, глаза черные, как пройдет, как посмотрит…По моему глубокому убеждению, красивых вообще нельзя было мобилизовать. Нужно,чтобы они оставались в тылу, чтобы от них и дети рождались красивые. Тогда инация будет красивше. Вот вам мое стойкое убеждение. Нет, я понимаю: уродинкитоже люди, неповторимые и полноправные… Но их, если что, как-то не так жалко. Аэту казачку просто невозможно было представить на обочине, в грязи,закоченевшую. А ведь случалось и с красивыми, война для всех одна, я навидался…

Девки на войне себя вели по-разному, чего уж там. Иныерассуждали, как я уже упоминал, в том же направлении: война все спишет, смертьрядом посвистывает что ни день, и помирать в таких условиях целочкой как-тоглупо и обидно… Оборачивалось по-всякому. Попадались откровенные, простите занекультурное словцо, бляди… а впрочем, блядь, она и на гражданке блядь, тут всезависит от склонности души, и война совершенно не оказывает влияния нахарактер. На войну приходят с гражданки с уже слепленным, сформировавшимсяхарактером…

Была самая натуральная военная любовь. Были незабвенныепэпэжэ. Походно-полевые жены. Это уж, конечно, не у рядового и сержантскогосостава. Ну, а когда дошли до Германии, по первости…

Так вот, казачка эта была из недотрог. Очень скоро клинья кней начали бить со страшной силой все, кто имел к тому хоть небольшуювозможность согласно занимаемому положению. Даже один из штаба дивизии зачастил.Очень уж ему, изволите бачить, нужно знать, как идут дела в отдельно взятойроте, какие там успехи в боевой и политической, а также моральный облик…

Этот ее прельщал, говоря по-старомодному. Мол, нечего такойкралечке делать на передовой, где летают свинец с железом, и народ грубый дополного оскотинивания. Я вас, Галя (или Оля), заберу в штаб дивизии, гдене в пример спокойнее и уютнее… В таком ключе.

Не знаю подробностей, но отшила она его так, что больше неездил. Точно, отшила. Я сам, каюсь и винюсь, не без греха. Была у менясвязисточка, и болтливая, так что я знал более-менее, что происходит взанимаемых прекрасным полом хатах, какие там настроения, разговорчики и прочее…

Ну вот, я что-то никак не выворачиваю на главное… Ладно.

Наш комроты от этой казачки форменным образом осатанел.Такое с каждым может случиться. Башню заклинит, как выражались танкисты – ивперед.

Ох, он ее обхаживал! Так, что мы, взводные, над нимвременами втихомолочку ржали. И так, и эдак, и по-всякому, и на разныекандибоберы. И к медалям он ее представит, и женится после войны, и любовь унего настоящая, непритворная, какой на свете еще не было… Моя Женькарассказывала, будто он однажды перед ней стоял на коленях, и довольно долго. Оченьможет быть. Когда мужик теряет голову, жди любой дурости и самых неожиданныхпоступков…

И как он ни старался, ему обламывалось. Как и всем прочим.Дело зашло так далеко, что мы уже нахмуренно крутили головами – мог попростузавалить откровенным силком, случалось и такое, когда человек оказывается вполной власти поставленной самим перед собой задачи…

Ну вот, а к тому времени Женька мне стала рассказыватьинтересные вещи – будто эта казачка потомственная ведьма. У них, мол, в станицевся женская линия ихней семьи этим славилась чуть ли не с пугачевских времен.И вроде бы она им гадала, что-то еще делала… Вот тут Женька мне ничегоконкретного не рассказывала, только ежилась. Я над ней посмеивался, говорил:Жень, ты ведь девочка городская, комсомолка, кончила техникум связи, тебе ливерить в эти бабские враки? А она ежилась и смотрела странно…

Мы тогда стояли в большой деревне. Месяц с лишним. Успелиэту деревню исходить и изучить вдоль и поперек. Я это специально уточняю.С завязанными глазами могли из конца в конец пройти и отыскать любую хату.

Прихожу я вечерком туда, где мы квартировали – взводные икомроты… Смотрю, ребятки какие-то особенно сосредоточенные. Оказалось,командира окончательно повело. Хватанул спиртику – не допьяна, а так, длякуражу и смелости – и поперся к казачке. Предварительно объявив в узком кругу,что терпение у него лопнуло, и сегодня он этот узелок развяжет раз и навсегда…Завалит ее прямо в хате, и плевать на последствия, пусть потом жалуется, ему иштрафбат не штрафбат…

Такая ситуация. А что прикажете делать? Идти следом и зашиворот оттаскивать? И получить от него пулю в лоб? Его заусило так, чтолезть поперек его мечты мог только идиот…

Ну, что бы там ни было, а сон – дело святое. Улеглись мыспать, как ни разбирало любопытство.

А утречком подхватились. Едва-едва рассвело, за окном этакаямолочная сизость… Подхватились мы от грохота – это командир так саданул дверью,входя, что удивительно, как потолок не обвалился…

Вид у него… Какой-то необыкновенный у него был вид. Недовольный и не разочарованный, ничего от привычных эмоций и настроения. Даже ине подберешь слов. Грешным делом, мне подумалось сначала, что дело обернулосьсовсем скверно: что он стал напирать, она ломалась, и он ее сгоряча…В соседнем батальоне однажды было похожее. Там начхим осатанел подобным жеобразом, и, получивши отпор, шарахнул в девку всю обойму. Наповал, конечно.Спохватился, принялся стреляться, дуло в висок – а патронов-то в обойме большеи нету. Повязали. Ну, трибунал, залп перед строем… Мы подумали сначала, что тутто же самое…

Потому что он сел за стол с этим непонятным своим,незнакомым видом, голову упер на руки и молчит. Долго молчал. Мы тожепомалкивали – кто его знает…

Дайте, говорит, спирту. Где-то оставался…