Читать книгу "Мэдмакс - Дмитрий Манасыпов"

Хотя, конечно, «консерву» просто могли вскрыть давным-давно, вот и все. Но в такой исход Макс верить не желал.

За спиной хрустело, скрипело, трещало и порой ухало. Там командовала Рэд, вдруг проявившая себя самым настоящим лесорубом. Тут не ходи, береза упадет, совсем мертвый будешь, там не стой, ща с её соседки сухая ветка грохнется, дебилом станешь. Вжикали две двуручные пилы, постукивали топоры, а Дух, его недовольный басок Макс узнавал по постоянным матюгам, явно работал то ли ломом, то ли киркой, добираясь до корней.

Большие деревья валили грузовиком, накидывая петлю из троса на ствол и дожидаясь, когда машина сдаст назад. Если везло — вырывало полностью, как зуб клещами. Если нет — раздавались Духовские матюги.

— Ау, Макс, ты где?

Он посмотрел вниз, сразу отыскав Рэд и порадовавшись своей удачной маскировке. Раз не заметила, то сделал все прекрасно. Ну, либо она подыграла. Очень хотелось кинуть в неё чем-то типа желудя, но на карагачах такого не водится. Макс свистнул, красновласая задрала голову, через полминуты оказалась рядом.

— Ничо ты так устроился.

Макс кивнул.

— Я, собственно, чего хотела то, командир…

— Ну?

Рэд, явно не собираясь мяться даже для вида, с ходу взяла быка за рога, инициативу в свои красивые, хотя и не особо нежные руки с набитыми костяшками и выдала мысли. Тактические, само собой.

— Не проще было не устраивать весь этот лесоповал, а добраться туда на своих двоих, либо нагрузив наших коняшек?

Мысль, чего уж, была весьма верной и крутившейся в голове самого Макса в самом начале всего этого безобразия. Пришлось применять аргументы, приведенные им самим ему же самому. Рэд, в конце концов, как и любой грамотный боец, имела право сомневаться, не оспаривая прилюдно и поговорив с глазу на глаз.

— Не проще. Доцентовские механизмы везти лучше в кузове, чтобы ничего не случилось. А нужны они, чтобы открыть вход, там не боевая позиция, как на ферме, там сложнее.

— Ну, хорошо. Но мы ж себя выдали уже раза три всем этим шумом.

— Мы себя выдали сразу, как пошли по его следу и они точно знают — где мы и что делаем. Так что, если там засада, а это пятьдесят на пятьдесят, предпочитаю иметь под рукой машину на всякий случай. Раненых на коняшках, даже киберах, везти не особо удобно.

— Ладно, — Рэд махнула рукой, — убедил.

— Много там еще?

— Немало. К вечеру можем не управиться, а если и справимся, то ночью пойдем?

Макс почесал подбородок, хрустя щетиной, грозящейся стать бородой.

— Нет. Ночью мы точно не пойдем.

Они управились до вечера, как Рэд и прикидывала. Растащили стволы и нарубленные ветки с кустами, оставив несколько как баррикаду, подогнали грузовик, выставили посты и разбили лагерь. Очередной лагерь, так часто случавшийся в их жизни.

Полог, закрепленный на досках кузова и вытянутый к земле, костер в выкопанной яме, расстеленные лежанки, мерно кипящая и плюющаяся каша с мясом в котле на треножнике. Макс, отдыхающий перед ночными проверками постов, смотрел в огонь, смотрел на своих людей, уставших, но не расслабившихся, довольных сделанным, но понимающих — завтра может случиться всякое, так что успевай порадоваться жизни здесь и сейчас.

Они не таились, лишь чуть зашли в сам овраг, стараясь спрятаться от степи, оставшейся за спиной. Макс был прав, это понимали все — Солдаты прекрасно представляли сколько их, где они и что собираются делать. Завтра будет бой, и к нему там, впереди, уже вовсю готовятся. Такой вот, совершенно случайно, им выпал почти честный расклад. Разве что Галка, Еж и Голем, треугольником окружившие лагерь, служили доказательством обратного. И правильно делали, война штука подлая, на войне не договариваются. А между Братством и Солдатами война не прекращалась.

Ночь накатывала сильнее, обволакивала бархатной темнотой. Отойди от костра и над головой, поблескивая алмазной россыпью, раскинулись звезды. И луна, огромная, серебряно-голубая, заливающая светом все открытые места. Союзница, легко выдающая врага, пожелай тот подойти с разных сторон.

Макс хотел спать, а сон убегал. Глупость несусветная, но заснуть не получалось. Он лежал поодаль костра, расстелив попону и подложив под голову рюкзак, смотрел на ребят и слушал. То ли дело было в завтрашнем дне, то ли еще в чем, но все говорили. Ни о чем и обо всем сразу, делились какими-то мелочами и почему-то очень сильно хотели протянуть этот самый вечер. Невообразимо спокойный, несмотря на самую серьезную опасность последних недель. Шутить с Солдатами совершенно не стоило. А они шутили, дергали тигра за усы и плевать на это хотели. Может, потому что под рукой имелось оружие, может, потому как все они просто молоды. Все, до единого.

Кошка, ей нет двадцати, ее нашел Белый лет пять назад. Рыжая, гибкая, с ореховыми глазами, смешливая и любящая уют. У нее в Доме вся комната укрыта ковриками, коврами, шкурами, Кошка обожает ходить босиком, терпеть не может холод и, с самого детства, любит поесть. Белый говорил, что она чуть не умерла от истощения, как и все в поселке, что встретился чистильщику у Итиля. Он тащил на себе девчонку сто километров, кормил ягодами, вареным мясом и жидким бульоном, печеными в золе яйцами стрепетов с куропатками и поил травяным сбором, собирая травки по пути. Половину пути тащил, половину она прошла сама, цепляясь за Белого, но упорно стараясь двигаться собственными ногами.

Кошку остригли наголо, опасаясь вшей, отмыли в бане пограничной заставы, переодели в чистое и до самой Сороки Кошка ехала. На телегах, на редких стальных прицепах гантраков, соединенных в поезда, в седле смирной кобылки, выделенной для нее торговкой лошадьми.

Оказалось, что бабкой у Кошки, ее единственной родней, была настоящая травница. А еще девчушка не боялась крови и хирурги из полкового госпиталя, стоявшего в Сороке три года, охотно обучали её своему хитрому искусству, надеясь все же переманить её к себе фельдшером или сестрой. Но Кошка осталась с Братством, щедро делясь умением штопать и лечить раны, экспериментируя, на пару с Доцентом, над всякими природными материалами из лечебных растений, леча детишек, когда тех начали таскать к ней соседки и даже помогая отряду зарабатывать на этом.

Добрая и смешливая, рыжая и уютная, сейчас попивающая свой ежевечерний взвар с ложкой меда и хохочущая над байками Ворона, явно тянущегося к ней.

Бес, обманчиво щуплый, чернявый и весь покрытый, как зверь шерстью, волосами, скрипел ложкой в банке. Белый, Белый… Белый закупился армейским провиантом, а первый армейский провиант, если из консервов, это каша с тушенкой. Вот Бес и лопал её, пшеничную, с говядиной, ел, как всегда торопливо и как всегда наслаждаясь. Бесу выпало голодать уже оказавшись в Братстве, где он, один из младших, отправился в проклятый поход отряда Чусового в Парму, на самый её край, там, где студено дышит шугой и черными волнами седой Ледовитый океан.

Бес умудрился выжить в мясорубке, устроенной там выжившими, в вихрях Полночи и из ума, последними учеными военной лаборатории. Неведомым путем оставшимися в живых, но решившихся на слияние с Прорывом. Отряд Чусового, собранный из нескольких мобильных групп, погибнув на Севере, обескровил Братство лет на десять, если не больше. Бес выбрался оттуда, смог вернуться, но никогда с того самого времени не мог заглушить в себе постоянно кипевшую ярость.