Читать книгу "Как Наталья Николаевна съела поэта Пушкина и другие ужасные истории - Валерий Роньшин"

– Ой, замучила, – рыдают палачи, – ой, замучила, проклятая!

А Василь Василич – так тот прямо на колени бухнулся.

– Бери нас, Мошкин, и веди в тюрягу! – умоляет. – Пострадать хотим!

– Вы пострадать хотите, – хихикает следователь, – а я вам путевочки бесплатные на курорт. – И достает из кармана путевки. – Вот, пожалуйста, поезжайте отдыхать на Канары.

От такого неслыханного благородства палачи прямо обалдели. Стоят, как крови… ой, то есть, как воды в рот набрали. А следователь Мошкин интересуется ненароком:

– А вы всех оживили, кому головы поотрубали?

– Всех, всех, – заверил его Василь Василич. – А вашу жену, Эмму Петровну, в первую очередь.

– Ну спасибо за жену, – поблагодарил Мошкин. – Этого я вам никогда не забуду.

А тут и сама Эмма Петровна заходит – с большущим тортом.

– Сейчас, – говорит, – будем чай с тортиком пить. Вприглядку.

Расселись все вокруг стола и стали чай пить да на тортик поглядывать. Но ничего не поделаешь, вприглядку иначе нельзя.

Попили все чаю (без сахара, зато по два стакана), и Эмма Петровна начала гостей выпроваживать:

– Идите, идите. А то моему Мошкину надо сегодня еще белье постирать да полы помыть.

Короче, палачи отправились на Канары, а Толик потопал домой.

И знаете, что ему учительница на прощание сказала?

– Ты теперь, Анатолий, слово «класс» можешь вообще без двух «с» писать. Пятерка по русскому за год тебе обеспечена.

Страшилка про меня

Жил-был я. И писал всякие страшилки. Писал-писал и, в конце концов, обо всем страшилки написал. И вот сижу я у окна, а за окном снег идет. «О! – думаю, – напишу-ка я страшилку про черный снег». И тут же вспоминаю, что была у меня уже такая страшилка. И про черное молоко, кстати говоря, у меня тоже была страшилка. Или вот, к примеру, гав-гавкнет на улице собака – а у меня и про собаку-призрак страшилочка имеется; да и про кошку-привидение, кстати сказать, тоже. И про самолеты, которые исчезают непонятно куда; и про поезда-невидимки, которые мчатся невидимыми; и про корабли с мертвецами, которые плавают по Мертвому морю.

И вот как-то раз плыву я сам по Невскому… ой, то есть иду. И куда ни гляну, обо всем у меня уже страшилки написаны.

И тут вдруг подходит ко мне человек в черных очках, черных перчатках, черной куртке… Короче, во всем черном.

– Здравствуйте, Валерий Михайлович, – говорит.

– Здрасьте, здрасьте, – отвечаю.

– Вы меня не узнали? – спрашивает он.

– Узнал, конечно. Я же про вас страшилку написал. «Палач Толик».

– Совершенно верно, – кивает человек в черном. – А сейчас, стало быть, ничего не пишете?

– Не пишу, – отвечаю.

– Исписались, что ли? – усмехается он.

– Да нет, – говорю, – просто обо всем уже страшилки написал.

– А вот и не обо всем, – возражает человек в черном.

– Да вроде, обо всем.

– Нет, не обо всем.

– Да вроде бы, обо всем.

– Нет, не обо всем.

– Да вроде бы, обо всем.

– Нет, не обо всем.

Секунд шестьдесят мы так с ним препирались, а может быть, даже и целую минуту. А потом я и спрашиваю:

– Ну, хорошо, а о чем я, по-вашему, еще не написал страшилку?

– Не о чем, а – о ком, – уточнил человек в черном. – Идемте, покажу.

И мы пошли.

Шли-шли и пришли… на мою улицу.

– Так это ж моя улица, – говорю.

Подошли к дому.

– Так это ж мой дом, – говорю.

Поднялись на двенадцатый этаж.

– Так это ж мой этаж, – говорю.

Подошли к двери.

– Так это ж моя дверь, – говорю.

– Вот и откройте ее, раз она ваша, – отвечает человек в черном. – За этой дверью и находится тот, о ком у вас даже самой завалящей страшилки не написано.

Открыл я дверь, да так и замер на пороге. Потому что увидел… себя. Но не в зеркале увидел, а за столом. Я сидел и чего-то писал.

«Вот ешкин-мошкин! – думаю. – Который же из двух я – настоящий я? Тот, кто сидит за столом, или тот, кто на пороге стоит?»

А в это время человек в черном подошел к тому я, который сидел за столом, достал из черного кармана черный ластик и – раз! раз! раз! – стер того я. Остался один лишь я – это я.

– Ну, теперь-то вы поняли, о ком вы еще страшилку не написали? – спросил меня человек в черном.

– Нет, не понял. А о ком?

– Да о себе!

– О! Точно!.. – дошло до меня. – Я ж о себе еще ни одной страшилки не написал!

И я тут же сел за стол и написал вот эту самую страшилочку, которую вы только что прочитали, мои маленькие читатели и читательницы. Страшилку про себя.Сказка о чистой

и светлой любви

В одном болоте жила маленькая пиявочка. Звали ее Лерочка. А по соседству с Лерочкой жил лягушонок по фамилии Квакин. И вот этот самый Квакин влюбился в эту самую Лерочку. И захотел на ней жениться. Взял он в лапку букетик болотных кувшинок и – прыг-скок, прыг-скок – отправился делать Лерочке предложение.

Квакин застал Лерочку в постели. Она нежилась под теплым одеяльцем.

– Любимая, – воскликнул лягушонок, – выходи за меня замуж!

– Квакин, – поморщилась Лерочка, – ну подумай сам, как я могу выйти за противного, зеленого, с вечно выпученными глазами лягушонка?

– Это я только с виду такой, – ответил Квакин, – а душа у меня беленькая, пушистенькая, с крылышками.

Но пиявка Лерочка все равно сказала:

– НЕТ!

Лягушонок Квакин вернулся домой ни с чем.

– И что ты в ней нашел? – удивлялась мать Квакина. – Обыкновенная пиявка, да к тому же еще ленивая. Тебе надо взять в жены скромную, работящую лягушку; я бы хоть головастиков понянчила.

– Мама, ты ничего не понимаешь, – отвечал Квакин. – Лерочка не такая, как все. Она особенная. И я люблю ее больше жизни.

Однажды в болоте появился новый обитатель. Окурок.

– Меня зовут мистер Кент, – важно представился он. – Я из Америки.

– Ах, Америка – томно вздохнула Лерочка. – Оазисы… верблюды…

– Любимая, – мягко поправил ее лягушонок Квакин, – верблюды и оазисы – в Африке.

Но Лерочка его не слушала, с обожанием глядя на американский окурок. Вскоре она вышла замуж за мистера Кента. И стала требовать, чтобы все называли ее – Леруа Кент!