Читать книгу "Плач льва - Лариса Райт"

Поэтому и в прощальном разговоре с Сессиль не получалось отделаться от чувства какой-то вины, недосказанности и от молчаливого упрека со стороны подруги. И хотя Женя была уверена в том, что, если бы ей снова предложили возможность выбирать, она поступила бы так же: оставила бриаров ради любви, — поведение француженки заставляло ее снова и снова сомневаться в правильности выбора. Нет, она не подвергала ни малейшим сомнениям глубину своих чувств к Майку, но и любовь к бриарам не хотела ее отпускать. Мысль о том, что придется заниматься психологией дельфинов, ее и страшила, и будоражила одновременно. И оттого, что где-то в душе все же трепетал неподдельный интерес к афалинам, моржам и белухам, она действительно ощущала себя в какой-то степени предательницей, но никак не по отношению к Европе, Дижону или той же Сессиль, и даже не по отношению к научной работе и годам, отданным ей. Только один момент настораживал ее и не давал без оглядки смотреть в будущее. Самолет уже летел над океаном, а Женя все еще не могла решить, какие чувства испытывает оттого, что на смену лучшим друзьям человека в ее жизнь ворвутся неведомые водоплавающие существа.

Но прошло совсем немного времени, и сомнения оставили ее, а на многочисленные вопросы о том, как работается на новом месте, она стала отвечать именно тем словом, которое и должно возникать у каждого счастливого человека, который сумел обрести себя в профессии.

— Интересно, — говорила Женя.

Ей было интересно все: бежать с утра в океанариум, следить за поведением животных, пытаться систематизировать свои наблюдения в какую-то научную форму, пробовать себя в роли тренера и радоваться первым успехам своих питомцев, а вечером возвращаться домой, заниматься хозяйством, ждать Майка, чтобы потом вместе, взявшись за руки, бежать в обнимку с серфами навстречу океанским волнам. Ей было интересно жить. Будущее казалось определенным, счастливым и радужным. Москва, Дижон, бриары стали добрыми призраками прошлого, что привели ее к настоящему, которое не хотела бы она менять ни на какое другое.

— Боитесь менять свое настоящее на какое-то другое? — Заведующая центром будто испытывает Женю на прочность.

— Нет. Уже нет. А вам было страшно открывать центр? Как вы на это решились?

— Мне, Женечка, нужно было открывать центр, нужно. — Искры из глаз пропадают, голос становится глухим и серьезным, плечи округляются, и вся женщина становится вдруг еще меньше, кажется потерянной и беззащитной. — Мой сын болел самой тяжелой формой аутизма. К сожалению, ему нельзя было помочь, да и ни медицина, ни государство тогда не уделяли практически никакого внимания проблемам таких детей. Возможно, если бы тогда существовали центры, подобные нашему, человек даже с его патологией мог бы прожить дольше.

— Сколько… сколько ему было?

— Пятнадцать. Теперь его уже пятнадцать лет как нет. Знаете, Женя, у меня есть дочь и внуки, но если бы не было этого центра, я считала бы, что живу зря. Я не смогла бы понять, зачем Господь послал мне такое испытание, обрек на годы безрезультатной, никчемной борьбы, а сейчас я уверена, что прошла этот путь для того, чтобы давать шанс другим. Есть, правда, во мне слабость, которую не могу преодолеть до сих пор. Она, наверное, ужасна и непростительна, но я считаю, что заслужила окружать себя только надеждой, а не безысходным страданием. Я отказываю в помощи больным со смертельным диагнозом. Это может показаться кощунственным, ведь сама я сражалась каждый день за каждый год, каждый день, каждую минуту. Я, как никто другой, могу понять, что чувствуют, о чем думают эти женщины, детям которых суждено прожить очень недолго, но и никто, кроме меня, не поймет всю опустошающую бесперспективность любых усилий. Я, Женя, не могу давать надежду, заранее зная, что в конечном итоге она превратится в прах. Мне важно видеть в конце пути жизнь, а не смерть, поэтому здесь вы не встретите детей с необратимыми изменениями мозга. Что ж, — она резко хлопает по столу и снова становится прежней — уверенной в себе деловой женщиной, — тем легче будет вашим дельфинам расшевелить наших «зайчиков». Сейчас я найду для вас, что обещала. — Она быстро перебирает папки, пролистывает кипу бумаг. — Здесь у меня информация о сотрудниках. Адреса детишек, у которых есть братья и сестры, как договаривались, вам дадут в канцелярии. А мы сейчас подберем вам дрессировщика, который сможет быть полезным. В принципе, никто из них не откажется оказать посильную помощь. Я сейчас расскажу о каждом, и вы тогда…

Женя решается перебить:

— Лучше один раз увидеть. Я приду на занятия.

23

Если жизнь Юли и отличалась разнообразием, то касалось оно лишь тех мест, в которых ей предлагалось бывать по работе. В остальном существование катилось по проторенной многолетней колее: ребенок, детский сад, поездки к родителям на выходные, редкие внезапные знакомства и неожиданные свидания, ничем серьезным не заканчивающиеся, и тщательно планируемые ежемесячные короткие встречи с мужчиной, который все еще казался Юле особенным и желанным, хотя не давал ей ни малейшего повода на что-то надеяться. Вся жизнь казалась девушке запрограммированной: детский сад, рабочий день, детский сад, дом, ужин, кровать — и так сутки за сутками, за исключением выходных, сценарий которых тоже казался срежиссированным на годы вперед: поезд, объятия мамы и папы, суета, разговоры, сборы, снова объятия и опять поезд. И даже разговор, который выдерживала она раз в месяц, казалось, имел свой сценарий, от которого невозможно было отступить.

— Здравствуй, вот. — Она протягивала конверт.

— Спасибо. — Деньги убирались в карман пиджака или куртки, в зависимости от времени года. — Как дела? Работа?

— В порядке. Как у тебя?

— Как обычно.

Юля много бы отдала за то, чтобы узнать, что из себя представляет это «обычно», но никто ей такой возможности не давал. Все заканчивалось, как всегда, не начавшись.

— Ладно, мне нужно идти — и больше ни одного вопроса: ни о личной жизни, ни о дочери, ни об увиденном фильме, ни о прочитанной книге.

— Пока. — И для девушки наступал очередной месяц ожидания этого быстрого прощания.

Вся жизнь — сплошной ритуал, и только на работе городской сквер сменялся площадью, магазин — рынком, а небольшая квартира — загородным коттеджем. Больше всего нравилось Юле строить подмосковные особняки, и не потому, что эта работа отлично оплачивалась, а оттого, что здесь можно было дать волю своей фантазии. Работа на государство всегда загоняла вдохновение в определенные рамки утвержденных планов реконструкции города, энтузиазм и свежий взгляд молодого специалиста, конечно, поддерживались в определенной мере, но страх неодобрения со стороны высших чинов не позволял ответственным людям слишком увлекаться Юлиными новаторскими идеями. Зато в домах богатых клиентов она могла позволить воображению развернуться сколь угодно широко и не ограничивать себя в количестве архитектурных предложений, среди которых были и слишком смелые, и абсолютно нелепые, и трудновыполнимые, но казавшиеся от этого клиентам еще более желанными. Нравилось девушке творить для конкретных людей и потому, что такие проекты придавали ей особую уверенность в том, что все ее замыслы реализованы, и реализованы правильно. Люди живут, пользуются, радуются — значит, труд проделан не зря, значит, старания архитектора оправдались, а ее многочасовые размышления о том, что будет хорошо для каждого из членов той или иной семьи, не напрасны. Кроме того, работа для частных лиц практически никогда не заканчивалась в одночасье, обычно и после завершения проекта оставались нерешенными какие-то вопросы, будь то выбор штор в гостиную или покупка цветов для зимнего сада. Юлю, как правило, приглашали принять участие, и она делала это с нескрываемым удовольствием, ей не просто льстило то, что ее мнение имеет такое значение для клиентов. Девушкой скорее руководил интерес к тому, как люди живут в созданных ею интерьерах. Все же только что отделанная квартира или дом напоминает скорее картинку в журнале, а не уютное жилое помещение, и в первые дни, даже месяцы после ремонта невозможно определить, удастся ли новым хозяевам придать ему некий особенный, свойственный только им вкус, избавить его от пресного отпечатка дизайнерской руки. Художник по интерьерам обычно продумывает каждую деталь, обыгрывает любую мелочь, но не имеет возможности проверить, насколько удачно подошли все эти детали и мелочи к стилю жизни людей, для которых он все это сотворил. Поэтому, когда Юле предоставлялась возможность вновь посетить дом, который она создавала какое-то время назад, она никогда не отказывалась, а всегда с радостью принимала подобные приглашения.