Читать книгу "Американская грязь - Дженин Камминс"

– Пойдемте с ними, – объявила она.

Лоренсо поплелся следом.

Долгое время по одну сторону железной дороги тянулась бесконечная череда складских помещений, а по другую были только грязь, трава и высокое небо, и потому Луке казалось, что он идет вдоль какой-то охраняемой границы, что все хорошее спрятано там, за стеной. Они шагали вдоль колеи – несколько дюжин мигрантов, словно маленький торговый караван. Лоренсо хоть и шел сам по себе, но шагу не сбавлял и держался рядом. Лука волновался на его счет, но сосредоточиться толком не получалось – из-за запаха шоколада, который лишь подкреплял его теорию о лучшей жизни за стеной.

– Чуешь? – спросил он у Ребеки.

– Что пахнет шоколадом?

– Ага.

– Не-а. Не чую.

– Везет тебе! – Лука рассмеялся.

Они побрели дальше, так и не узнав, что позади осталась шоколадная фабрика «Херши». Лука подпер кулаком живот, чтобы хоть немного унять голод. В последний раз он ел утром в Селае, а теперь время близилось к вечеру.

– Проголодался? – спросила Мами.

Мальчик кивнул.

– И я тоже.

Вскоре складские помещения уступили место жилым домам из кирпича и бетона; мигранты очень обрадовались, увидев двух школьниц с косичками: одна была чуть побольше и с веснушками, другая – чуть поменьше и с болячкой на колене. Рядом за деревянным прилавком восседала мать; при ней – холодильник с напитками и небольшой гриль. Продавала она свежий лимонад и жареную кукурузу. Рядом стояла коляска со спящим младенцем. Старшие дочери то и дело бегали к большой корзине, набитой белыми бумажными кульками. Мигрантам их раздавали с благословением.

– Bienvenidos a Guadalajara[69], – повторяли девочки. – Храни вас Господь в ваших странствиях.

Та, что с болячкой на колене, вручила кульки Ребеке и Луке.

– Спасибо, – отозвался мальчик.

Махнув складками голубой юбки в клеточку, школьница засеменила прочь на загорелых коричневых ногах. Лука разорвал белую бумагу.

– Мами! Тут шоколад! – воскликнул он, глядя на три шоколадные конфеты «Херши».

По мере того как уплотнялся городской пейзаж, на дороге возникали люди с продуктовыми пакетами и коробками для ланча. Дети с пестрыми рюкзаками вышагивали за руку с родителями, перескакивая через шпалы. Многие заглядывали мигрантам в глаза и говорили с улыбкой: «Благослови вас Господь». Лука решил, что стоит, наверное, улыбаться в ответ, но всякий раз испытывал какое-то странное чувство. Он еще не привык к жалости со стороны незнакомцев.

В Эль-Верде под стенами огороженного сада им встретилась необычная лавочка. Оранжевая с розовыми и желтыми полосками, а сверху знак: «Migrantes pueden descansar aquí». Место для отдыха мигрантов. На лавочке сидел здоровый усатый мужик; заметив приближение мигрантов, он поднялся, прикрыл лысину ковбойской шляпой и достал откуда-то с земли мачете размером с бейсбольную биту, в ножнах. Закинув его на плечо, мужчина направился к железной дороге.

– Amigos, hoy es su día de suerte[70], – объявил он так, чтобы всем было слышно. – Я пойду с вами.

Мигранты в передней части каравана одобрительно загалдели; Ребека и Соледад обменялись тревожными взглядами. Мужчина пристроился к ним и заговорил:

– Страх – это хорошо. Но бояться вам надо не меня.

Младшая сестра просунула большие пальцы под лямки рюкзака и ничего не ответила.

– Вы ведь издалека приехали, да? Гондурас? Гватемала?

– Гондурас, – первой уступила Ребека.

– И как проходит ваше путешествие? Нормально?

Девочка пожала плечами. Несколько минут они плелись в тишине, шурша штанинами джинсов. Лука держал Мами за руку, но то и дело вырывался и тянул вперед, пытаясь слушать, о чем мужчина разговаривает с сестрами.

– Я хочу, чтобы у вас остались только хорошие воспоминания о Гвадалахаре. – Великан улыбнулся и поймал на себе взгляд Луки.

Он был таким огромным, что мог бы использовать мачете как зубочистку. Застеснявшись, мальчик спрятался за Мами.

– Меня зовут Данило, – продолжал мужчина. – Однажды ваше путешествие подойдет к концу, вы найдете работу и хороший дом, встретите красивого мальчика-гринго, выйдете замуж и заведете с ним детей. Пройдет время, и, когда вы – уже старушки – будете укладывать в постель внучат, я хочу, чтобы вы рассказали им, как много-много лет назад встретили в Гвадалахаре доброго человека по имени Данило, который шел с вами рядом и размахивал мачете, чтобы к вам не привязывались всякие болваны.

Ребека не выдержала и рассмеялась.

– Вот видите? Я не такой уж и плохой.

Но Соледад по-прежнему была настороже.

– И где же прячутся все эти болваны? – спросила она.

– Ох, милая. – Данило нахмурился. – Боюсь, вы с ними еще встретитесь. Очень скоро.

Соледад повела бровью, но ничего не ответила.

– В нашем городе попадаются всякие типы: хорошие, плохие, злые, – сказал Данило.

– И красивые! – добавил Лоренсо, показывая на сестер.

Лидию передернуло. Почему он до сих пор здесь? Идет по пятам и подслушивает. От его реплики женщине стало не по себе, и девочки тоже заметно насторожились – сработал защитный инстинкт. Данило продолжал, не обращая на Лоренсо никакого внимания:

– Ближайшее убежище отсюда далеко. А на дороге путешественников поджидают многие опасности.

– Какие, например? – спросила Лидия.

– Да самые обычные. Полиция, работники железной дороги, охрана. И в первую очередь бояться надо вам двоим. – Данило мельком взглянул на сестер. – На подходе к Лас-Хунтас с путей лучше убраться, идите в город и найдите убежище. Там висят указатели, но еще можно поспрашивать продавцов – они знают. Если предлагают проводить, отказывайтесь. Предлагают работу или ночлег, отказывайтесь. Кто-то пытается заговорить с вами первым? Не отвечайте. Спрашивать дорогу – только в магазинах. Я пройду с вами несколько миль, до Ла-Пьедреры.

– Почему? – спросила Соледад.

– Что почему?

– Почему вы с нами идете?

– А почему бы и нет? Я делаю это три раза в неделю, иногда чаще. Хожу с мигрантами. Такое у меня хобби. И зарядка опять же.

– Но если на дороге и вправду так опасно, то почему вы все равно ходите? Какая вам от этого польза?

Глаза у Данило были слегка навыкате; с такими глазами ни одна эмоция не спрячется от собеседника. Лука обратил внимание на его реакцию: к вопросу Соледад мужчина отнесся спокойно, даже положительно. Уважал скептицизм.