Читать книгу "Пташка - Уильям Уортон"

Отец сидит, уперев локти в стол и держа перед лицом сплетенные пальцы. Пока я говорю, он слушает, прикусив ноготь большого пальца. Мать встает и начинает убирать со стола тарелки. При этом старается греметь ими погромче. Отец на нее не смотрит.

– Так ты, значит, рассчитываешь получать семьсот пятьдесят долларов в год, разводя канареек?

– Именно так.

– Это почти столько же, сколько получаю я сам, работая целый год, день в день. Ты уверен, что не ошибаешься?

– Да, уверен. Я знаю, что у меня все выйдет как надо. Он продолжает сидеть, по-прежнему не выпуская изо рта ноготь. Вынимает его, лишь когда говорит. И тут я замечаю, какой он худой и какая у него тонкая кожа. Можно принять его за больного, если не знаешь, что он такой всегда. Вены проступают и на тыльной стороне рук, и на висках. По сравнению с матерью он выглядит мертвецом.

– Что ты собираешься делать с этими деньгами?

– То, что ты мне посоветуешь.

Он смотрит мне прямо в глаза, словно тоже видит их в первый раз. Кажется, он меня раскусил. Я даже рад, что мать все еще в кухне.

– Ну, хорошо. Только все деньги отдашь мне. Я положу их в банк, чтобы ты смог пойти в колледж. Не хочу, чтобы ты всю жизнь горбатился за жалкие двадцать долларов в неделю.

Такая вот штука. Мать перестает со мной разговаривать, но сделать она уже ничего не может.

Я начинаю пристраивать свой вольер к задней стенке гаража. Это достаточно далеко от бейсбольной площадки, так что никто не увидит, если не зайдет прямо на наш двор. Но даже из нашего дома его не очень-то видно. Так что место практически идеальное.

Материалы я добываю тем же способом, что и раньше. Кроме того, покупаю проволочную сетку, петли, гвозди, краску и тому подобное. У меня есть более пятисот долларов, заработанных на отлове собак. Родителям я сказал только о ставке доллар в час, но умолчал о премиальных за каждую пойманную собаку. Первую часть моего заработка я целиком отдавал родителям, но вторую оставлял себе и прятал там же, где и голубиный костюм.

Каркас я сколачиваю из брусьев два на четыре дюйма. Получается коробка двенадцать футов в ширину и шесть в глубину, а высотой – шесть футов в передней части и семь в задней, где она примыкает к гаражу. Кровлю я делаю из синих битумных плиток. Внутри я разделяю вольер на три части. В центральную часть открывается наружная дверь. И здесь же я собираюсь разместить гнездовые клетки-садки. Она квадратная, шесть на шесть футов. С обеих сторон по дверце в боковые клетки, доходящие до самого потолка, они имеют в глубину по три фута, и здесь мои канарейки будут летать.

Я натягиваю на каркас проволочную сетку и прибиваю гвоздями. У нее квадратные ячейки величиной в четверть дюйма. Я посыпаю пол боковых клеток песком и пересаживаю туда из вольера, что в моей комнате, всех птиц, за исключением Пташки. Самочек я помещаю в левую, а самцов в правую. Они начинают носиться, как очумелые, им нужно все исследовать. То и дело подлетают к проволочной сетке, пытаясь рассмотреть, что там снаружи. Эти птицы впервые видят настоящее небо. Их мир увеличился в миллионы раз. Хотя на самом деле пространство, в котором они могут летать, остается примерно тем же. Иногда к внешней стороне сетки подлетают дикие птицы и заглядывают внутрь. Альфонсо и еще несколько молодых кенаров яростно их отгоняют. Мне хотелось бы что-нибудь такое придумать, чтобы мои канарейки могли летать на свободе, как голуби. Вот было бы здорово, если бы они кружились над моим двором и вообще летали поблизости, пели и садились на деревья, а потом возвращались в клетку, когда я их позову.

Снаружи я крашу вольер в серый и белый цвета. Когда заканчиваю, он становится похожим на настоящий небольшой домик. Поселив птиц в боковые клетки, я начинаю мастерить гнездовые клетки-садки. Я решаю, что буду сажать канареек в гнездовые клетки парами, самца и самку. Ведь разведение канареек – это не только бизнес. Самцы помогают растить птенцов, а если на одного приходятся две самки, то это не так просто.

Я вешаю клетки рядами – один над другим, пять рядов по три клетки в каждом, от пола до потолка – на задней стене центрального помещения. В каждой такой клетке есть два отделения с дверцей посередине. Закрыв ее, я могу отделить самца и птенцов от самки, когда та начнет вить новое гнездо. Кроме того, я делаю автоматические кормушки и поилки, а также устраиваю внизу клеток выдвижные поддоны, чтобы их было легче чистить. Мастерить клетки очень интересно, все равно как сооружать собственное гнездо.

Мистер Линкольн очень помогает своими советами. Он тоже делает клетки сам, и у него есть на этот счет потрясающие идеи, которыми я решаю воспользоваться. По части птиц он настоящий гений. Я делюсь с ним своей мыслью о том, чтобы, разводя канареек, отбирать для селекции лучших летунов. Он смеется так долго, что успевает за это время обойти вокруг своего вольера. У него даже слезы на глазах появляются. Отсмеявшись, он говорит, что моих канареек никто не станет покупать. Вот если бы удалось вывести канарейку, которая не будет летать вообще, тогда мне действительно могло бы что-нибудь перепасть. Люди могли бы обходиться без клеток, сажая их на шесток, как попугаев. Кстати, добавляет он, мои нелетающие канарейки понравились бы и котам.

Изготовление гнездовых клеток я заканчиваю к Рождеству. Самцы в моем вольере поют что есть мочи. Вообще-то для канареек любой звук – музыка. Они поют, когда я стучу молотком, когда пилю что-нибудь или когда лью воду. Шум ветра для них все равно что симфонический концерт.

Работая, я одновременно присматриваюсь, как они летают. Альфонсо у них по-прежнему главная звезда, но есть еще двое или трое освоивших все его трюки: они могут и пикировать штопором, и взмывать вертикально вверх, и резко менять направление полета. А один из них даже придумал новый трюк. Он входит в пике, как бомбардировщик, но не приземляется, а над самой землей взмывает и несется вверх. Каким-то образом ему удается использовать набранную скорость для выхода из пике. Я наблюдаю это раз сто и все-таки не могу догадаться, как он это делает. Конечно, мне видно, что при этом он за какую-то долю секунды успевает изменить наклон тела, да так, что практически встает на хвост, полностью расправив при этом крылья, затем он их приподнимает, захватывая ими воздух, и отталкивается от него. Этот кенар желтый, как Пташка, но вид у него ястребиный, как у Альфонсо. Он не такой забияка, как некоторые из его темных собратьев, но если кто-нибудь на него слишком насядет, он отбивается. Чаще же всего он просто перелетает на другой насест. И он один из тех, кто может летать с максимальным грузом.

Альфонсо Второй, кенар из первого выводка, стал почти таким же забиякой, как его отец. Иногда они устраивают жуткие потасовки. Старику Альфонсо с большим трудом удается отыскать в вольере местечко, где его перехвативший лидерство сынок не считает, что родитель вторгается на его территорию.

Я до сих пор не потерял еще ни одной канарейки. Мистер Линкольн дает мне несколько чудных советов насчет подкормки. Я замачиваю семена и подмешиваю их в яичный корм или кашу. Также я даю канарейкам яблоки, салат и листья одуванчиков.