Читать книгу "Моя история. Большое спасибо, мистер Кибблвайт - Роджер Долтри"

Однако не все в моей жизни складывалось так гладко. За последние год-два моя певческая карьера переживала спад. Появление рэпа и хип-хопа означало, что рок-музыка так или иначе исчезла с радио и теперь бал правили Eminem и Ice Cube. Я выпустил свой восьмой сольный альбом, Rocks in The Head, в конце 1992 года, и он прошел почти незамеченным. Я думал, что это был хороший альбом, но его было практически невозможно протолкнуть в эфир. Тогда радио было единственным способом заявить о новой пластинке, поэтому мое детище с самого начала было обречено на забвение.

Музыка меняется, это естественный ход вещей, но не волнуйтесь, я не собирался читать рэп. На самом деле я был в депрессии. Я разочаровался в своем менеджере. Билл решил жить в Испании со своей прекрасной аргентинской женой и двумя маленькими детьми, и хотя для него это было здорово, я почувствовал себя изолированным и брошенным. Мне вот-вот должно было стукнуть пятьдесят лет, но меня это не беспокоило, ведь юбилей – это просто еще один день. Однако все равно казалось, что настало время перемен, поэтому я решил для себя две вещи. Во-первых, я отмечу свой юбилей концертом. Я бы собрал рок-группу и полноценный оркестр, и мы бы выступили в нью-йоркском Карнеги-холле с программой «Долтри поет Таунсенда». Я довольно давно вынашивал идею представить музыку Пита в совершенно новом свете. Почему бы и нет? Во-вторых, я оставлю Билла на шезлонге в Испании и перейду к другому, более креативному менеджеру. Самые разные люди из Нью-Йорка рекомендовали мне Ричарда Фланцера. Он занимался бизнесом и, судя по отзывам, умел устраивать движ и встряску. Ну а если что-то и требовало встряски, так это была моя карьера.

Организовать оркестровую составляющую было просто. Я решил обратиться к студенческому оркестру из Джульярдской школы. Это были молодые, талантливые и голодные музыканты – в них присутствовали все необходимые качества, чтобы вдохнуть новую жизнь в музыку Пита. Майкл Камен, плодовитый кинокомпозитор, написал бы аранжировку и встал бы на место дирижера. Помимо этого у нас был внушительный список приглашенных артистов, в их числе Эдди Веддер, Шинейд О’Коннор, Лу Рид, Элис Купер, Spin Doctors и, опять же, The Chieftains (как я уже упоминал ранее, они были частью моего плана свести мистера Энтвисла на одной сцене с моими тихими ирландскими друзьями).

Как я и ожидал, с рок-компонентом все прошло не так гладко. Фланцер уже начал устраивать движ и встряску, и ему удалось заключить сделку на DVD, чтобы покрыть расходы на продакшн. Особое требование контракта на DVD заключалась в том, что Пит должен был появиться на шоу. Особое требование Пита заключалось в том, чтобы разрешить ему использовать на этом концерте его музыкантов, с которыми он планировал гастролировать с сольной программой после Карнеги-холла. Мы ударили по рукам и начали готовиться к моему юбилейному шоу.

После двух недель репетиций все звучало великолепно, все гости рвались приступить к репетиции, и только Пит стал ложкой дегтя. Сначала у него заболела собака, затем он не захотел играть с оркестром, потом он вообще отказался играть. Мне нужно было, чтобы он сыграл лишь одну-единственную песню, дабы выполнить условия контракта, тем самым покрыв быстрорастущие расходы на производство. За два дня до шоу я все еще не был уверен, появится ли он на сцене.

В конце концов Пит появился, и, разумеется, он был великолепен. Но перед этим он заставил меня понервничать как следует. Я чувствовал, будто мои внутренности пропустили через бетономешалку. Мы отыграли шоу 23 февраля 1994 года, а затем еще одно на следующий вечер, но оно прошло не очень удачно. Тогда я этого не понимал, но наш уважаемый дирижер управлял оркестром, будучи на колумбийском кокаине. Дирижер на коксе означало только одно: все было быстро. Группа играла в два раза громче, чем на репетициях. Двойная скорость, двойная громкость. Какая досада. На репетиции оркестр и группа существовали в синергии, два звука работали в гармонии, раскрывая весь спектр музыки Пита. Теперь же они работали друг против друга. Из-за всей этой какофонии я не мог ясно себя слышать, поэтому мне пришлось перенапрягать голосовые связки. Шоу справедливо заслужило плохие отзывы. Я пел неважно и в такой ситуации просто не мог петь лучше.

Тем не менее вскоре Фланцер позвонил мне по телефону и рассказал, что ему поступили потрясающие предложения и он собирался устроить шоу с оркестром по США. Промоутеров не заботили отзывы. Их больше интересовали новости о том, что за два дня эксклюзивное шоу «Долтри поет Таунсенда» побило рекорд кассовых сборов в Карнеги-холле. Это была самая быстрая распродажа за всю 103-летнюю историю концертного зала. Промоутеров волнуют только результаты, так что нам выпала возможность заработать немного денег. К тому же я устал хандрить, поэтому согласился на летний тур.

В больших городах, таких как Детройт, Лас-Вегас и Лос-Анджелес, мы работали с оркестрами мирового уровня, и шоу были тепло встречены публикой. В небольших городках музыканты играли с шероховатостями, а музыка была менее собранной, но в целом все еще на уровне. Проблема заключалась в том, что многообещающий мистер Фланцер не разбирался в экономических тонкостях турне. Он планировал только по три шоу в неделю. Нам же нужно было отыгрывать пять или шесть, чтобы прокормить очень дорогую группу музыкантов и покрыть накладные расходы. Зато он в совершенстве освоил навык записывать расходы на мое имя. В конце тура я потерял около миллиона долларов, и у меня возник один юридический спор с Фланцером по поводу авторских прав на шоу. Мой эксперимент с новым менеджером закончился. Поработав с Фланцером, я понял, насколько хорош был Билл, пусть даже он находился далеко на шезлонге в Испании. К счастью для меня, он был рад моему возвращению.

Казалось, что лето было потрачено впустую, если бы не одно небольшое открытие, значение которого в последующие десятилетия трудно будет переоценить. В начале тура я был вынужден внести коррективы в рок-группу из-за растущих расходов. Одно из изменений коснулось нового барабанщика. Прошло пятнадцать лет после смерти Кита, а мы так и не нашли никого, кто мог бы его заменить. Я назначил прослушивание семи-восьми музыкантам, и последним был Зак Старки. Казалось, мы нашли алмаз в бочке с опилками. Наконец-то у нас был человек, который мог проделывать все эти безумные ритмические расчеты, которых мы лишились со смертью Муна. Можно сказать, что у Зака это было в крови. Он был сыном Ринго и крестником Кита. Фактически Кит взял Зака под свое крыло, когда тот был еще подростком. То еще было крылышко, скажу я вам.

Он сотрудничал с Джоном, а в 1985 году сыграл барабанное соло в моем альбоме Under the Raging Moon. С тех пор я не спускал с него глаз и ушей. Проблема была в том, что он имел репутацию непредсказуемого и неконтролируемого человека. Это тоже у него было в крови и беспокоило меня, потому что вряд ли бы я смог пережить еще одну реинкарнацию Муна. Но все же музыка была на первом месте, и после откровенного разговора и джентльменского соглашения я взял Зака на работу. Он был с нами тем летом, и по крайней мере тогда мне показалось, что все встало на свои места.

* * *

В мае 1996 года мне позвонил Пит и спросил, не соглашусь ли я отыграть разовый концерт для «Фонда принца» (благотворительная организация в Соединенном Королевстве, основанная в 1976 году Чарльзом, принцем Уэльским, для того чтобы помочь проблемным подросткам начать новую жизнь. – Прим. пер.) в Гайд-парке в следующем месяце. Я в лоб спросил его, означает ли это, что он наконец-то хочет возродить The Who. Его ответ был туманным: он не сказал ни да, ни нет. Единственное, он объяснил, что написал инсценировку Quadrophenia, в которой главный герой Джимми берет на себя роль рассказчика, а другие певцы играют разных персонажей на сцене.