Читать книгу "Покопайтесь в моей памяти - Екатерина Островская"

— Не надо здесь ничего ломать, — произнес хозяин квартиры, возвращаясь в комнату, и посмотрел на прокурорских. — Господа, это не голая баба, это «Юдифь» Генрика Семирадского.

— Есть такая, — отозвался радостный голос прокурора.

Охотников отошел в сторону от всех и прислонился к стене.

— А вот еще одна…

— Господа! — немного повысив голос, обратился к собравшимся Юрий Иванович. — Я немного устал от всего этого. И хочу поскорее закончить. Все, что вы обнаружите в моей квартире, это моя жизнь. Возможно, что это и жизни других людей, которых уже нет на этом свете. Раз вы пришли ко мне, значит, вам известно, кто я такой. Да, признаюсь, что я — Канцлер. Да, мои люди грабили квартиры, на которые я им указывал, а теперь эти люди сдали меня. Честно скажу, я давно ожидал этого. И потому немного слукавил, когда вы спросили меня на предмет наличия огнестрельного оружия. У меня есть заряженный «браунинг», в отличном состоянии и прекрасного боя…

— Где вы его храните? — спросил Евдокимов.

— А вот здесь, — ответил Охотников и выдернул из-за спины небольшой револьвер.

— Теперь прошу присутствующих не дергаться и выслушать меня до конца. Кто шевельнется, получит пулю: стреляю я хорошо. Да и расстояние до вас всего ничего. Просто выслушайте. Дело в том, что я безумно люблю искусство, вы даже представить себе не можете, насколько люблю. Картины для меня — это самые лучшие друзья, потому что люди могут надоесть или предать, а картины великих мастеров никогда. Я даже Тарасевича приказал убить в наказание за то, что он однажды отнял у меня маленькое полотно. Но сегодня я прощаюсь с ними со всеми…

— Охотников, пожалуйста, опустите пистолет, — попросил Евдокимов, — зачем вам стрельба, зачем портить холсты? На них будут дырки, а еще, не дай бог, кровь попадет…

— Вы меня не дослушали, господа. Так вот, меня осудят, дадут, скорее всего, пожизненный срок. Но это сущая ерунда, господа, — жить можно во дворце, в хижине, в собачьей будке, это не важно… Душу не запереть в клетку… Но только пусть моя душа останется здесь со всеми этими полотнами. Я уже давно простился с миром, а теперь прощаюсь и с вами. Удачи вам всем, господа.

— Стой! — закричал Евдокимов, начинающий уже понимать. — Не надо!

Охотников подмигнул Вертову и приставил револьвер к своей груди. Иван Васильевич бросился к нему, но не успел. Грохнул выстрел. Так громко он прозвучал, что на несколько секунд все замерли и стояли в оцепенении. Тело Охотникова сползало по стене, оставляя на ней алую полосу крови.

И только теперь, прижав ладони к глазам, истошно закричала Юлия Сергеевна — жена заслуженного артиста Евгения Вертова.

Глава двадцать первая

Поскольку Аня не совсем поправилась, Бережная разрешила ей работать дома, и как-то так получилось, что там же работал и Егорыч. Конечно, получилось не само собой: просто Окунев так настойчиво упрашивал Веру Николаевну, говорил, что девушке нужен уход, кроме того, он хочет научить ее пользоваться новейшими аудиторскими и бухгалтерскими программами, что отказать ему было невозможно.

Главное, что и сама девушка не возражала.

Теперь они вдвоем сидели на маленькой кухне старой квартиры, пили чай и разговаривали. Хотя они не разговаривали — они делились мыслями.

— Все так изменилось вокруг, — говорила Аня, — все теперь другое. А главное, теперь я другая. Теперь у меня и работа, о которой и мечтать не могла…

Она посмотрела на Егорыча и улыбнулась своим мыслям, которые не могла скрывать от него.

— Только мне неловко немного, — продолжила девушка. — Едва я стала заниматься этим банком, и тут же встал вопрос об отзыве лицензии. Санация и внешнее управление даже не рассматриваются. Страдают от этого не только владельцы, но и клиенты банка.

— Это они раньше страдали, — не согласился Окунев, — когда их обманывали, использовали средства вкладчиков и клиентов банка для незаконных финансовых операций. Зря, что ли, Сопаткин в Англию рванул? В последний момент его взяли в аэропорту. Мартынов и вовсе заявил, что его использовали, а сам он личной материальной выгоды не имел, что ложь. Оба теперь под арестом. Ты благородным делом занимаешься, Анечка, ты помогаешь простым людям, которым, по большому счету, и помочь-то некому. Жадные, злобные, порочные — теперь хозяева жизни. То есть они считают себя таковыми. Они презирают тех, кто беднее их, кто работает не покладая рук, чтобы прокормить свои семьи. Об униженных и оскорбленных нигде не говорят, их не показывают на всех каналах, где постоянные герои передач — тупые и богатые бездельники, которые выставляют напоказ свои пороки и даже гордятся ими. И это везде. Меньшинство правит миром. Порочное и агрессивное меньшинство. Они даже термин придумали — толерантность, что по сути своей означает лишь благосклонное отношение к чужим порокам. Отменяются слова «отец», «мать» — семью пытаются называть «партнерство». Слово «родина» заменяют на неопределенное понятие «эта страна»…

Егорыч посмотрел на Аню и уже не с таким запалом, а, наоборот, очень спокойно и тихо спросил:

— Я что-то не так говорю?

Девушка положила руку на его ладонь:

— Все так, все правильно, но… У меня сегодня радостный день, и не только потому, что ты рядом. Сегодня Перумов встречался с Филиппом, и тот подписал все бумаги. Он отказывается от отцовства, от всех прав на ребенка. Вера звонила сюда, когда ты работал, но я не стала тебя отвлекать. Теперь жду маму и Даниила Александровича, которые скоро подъедут, хотела сразу всем объявить. Но не сдержалась.

— Ура-а! — крикнул Егорыч.

Федор Степанович вышел из комнаты внука и направился в свой кабинет проверить почту.

Хотел сразу взглянуть на пришедшую из банка выписку, но вдруг увидел послание, отправленное ему с незнакомого адреса.

«Ad rem» и по-русски «строго конфиденциально».

Первеев поморщился, вспоминая, что обозначает «Ad rem». Конечно же, это юридический термин, он в переводе с латыни означает «по сути дела». Открыл письмо. В нем было два видеофайла и один аудио. Подумал: раскрыть содержание или не стоит этого делать? Но любопытство победило. Он открыл аудио, решив, что это обращение к нему лично. И сразу услышал голос невесты сына — Илоны.

— Так, может, потусим в клубе вдвоем…

— У тебя же муж…

— Не муж он мне. Просто типа как жених. Только я за него замуж не собиралась вовсе, а теперь тем более. Во-первых, он жадный. Во-вторых, он мне изменяет. Или это во-первых? Изменяет со всеми подряд, даже с этой старухой Гасановой. Я это точно знаю. Представляешь, как это подло — его папашка с ней спит, и Филя туда же. И это он специально, чтобы Федору Степановичу отомстить. Он вообще своего отца ненавидит: Филя считает, что его отец должен ему больше средств давать и вообще обязан переписать на него свои… как их — активы. Федор Степанович, конечно, уже в маразме. Взял чужого внука и носится с ним. Мы поначалу с Филей так хохотали, ну, ладно, думали — пусть, а теперь дело далеко зашло. Сейчас договоримся с этой лохушкой, отдадим ей ребенка… Алле, ты слушаешь меня?