Читать книгу "Писатель, моряк, солдат, шпион. Тайная жизнь Эрнеста Хемингуэя, 1935–1961 гг. - Николас Рейнольдс"

Через день после того, как он написал письмо Вулффу, Хемингуэй сам напросился на неприятности. Он отпечатал на машинке и подписал письмо сенатору Маккарти, затем добавил к нему постскриптум и подписал его еще раз. Письмо было бессвязным и грубым, а некоторые его пассажи не имели смысла. Но суть проглядывала ясно. Для начала Хемингуэй ставил под вопрос храбрость Маккарти и его военное прошлое. «Некоторые из нас видели мертвых и считали их, а также сколько среди них Маккарти. [Мертвых] насчитывалось много, но вас [среди них] не было…» Он называл Маккарти «засранцем» и приглашал его на Кубу для боксерского поединка, чтобы разрешить разногласия между ними. Маккарти должен сразиться с ним, а не рассылать повестки с вызовом в суд. Но он, Маккарти, не «отважится сразиться даже с кроликом».

Хемингуэй, похоже, так и не отправил это письмо — подписанный экземпляр сохранился среди его бумаг. Должно быть, его остановила мысль о том, что для него намного важнее писать книги, чем быть активистом, т. е. тем, кто мог попасть в черный список и потерять право публиковаться. В 1948 г. Хемингуэй сказал своему издателю Чарльзу Скрибнеру, чтобы тот не беспокоился по поводу «возможности объявления его работ подрывными». Он готов присягнуть «в любой момент», что не является и никогда не был коммунистом. Три года спустя, в 1951 г., он объяснял А. Хотчнеру, худощавому, энергичному молодому писателю и редактору, который впервые появился в жизни Хемингуэя в 1948 г., что эти вещи трудны для понимания. Ему не только нужно держаться подальше от коммунистов; он также должен избегать работ, которые могут показаться подрывными. В число антифашистских работ, созданных им в 1937 г., входила «Пятая колонна», которая теперь считается «подрывной пьесой». Она не была подрывной, когда он ее написал. Однако, продолжал Хемингуэй, он не хочет оказаться «телевизионным персонажем», оправдывающимся перед «какой-нибудь комиссией», которая не верит в то, что он любит свою страну и готов сражаться за нее «против любого врага, когда угодно и где бы то ни было». Свое время он лучше посвятит созданию романов, а не выступлениям перед комиссиями.

Известно как минимум два случая, когда в 1950-х гг. Хемингуэй отвергал просьбы театров позволить им осуществить постановку «Пятой колонны». Эта повесть о деятельности контрразведчика-коммуниста, пытавшегося избавить Испанскую Республику от фашистских шпионов, была со всей очевидностью работой скороспелого антифашиста, написанной в отеле Florida под вражеским огнем да к тому же посвященной шпионажу. Если Хемингуэй хотел держаться подальше от коммунистов, то ему нужно было тем более избегать всего связанного с коммунистами-шпионами. Он знал лучше кого-либо другого, как непросто объяснить в 1950 г. все, что он делал в Испании, не говоря уже о его контактах с НКВД в 1940-х гг. А если бы он попытался представить объяснения комиссии, от него потребовали бы назвать коммунистов и сочувствовавших им, т. е. людей вроде Милтона Вулффа и Йориса Ивенса. Как Хемингуэй позднее сказал своему другу Питеру Виртелу, у него нет времени на «работу осведомителем» подобно некоторым голливудским персонам, которые одно время были его друзьями. Возможно, по той же самой причине он не ответил на призыв Артура Кёстлера выступить против сталинистских гонений деятелей культуры в Восточной Европе.

Книга, которую Хемингуэй опубликовал в 1950 г., определенно не была подрывной. Книга «За рекой, в тени деревьев», действие которой происходит в основном в Венеции, рассказывала о последних часах жизни американского военного, участника Второй мировой войны. Ричард Кантуэлл серьезно болен и может умереть в любой момент. Он не похож на энергичного Роберта Джордана, героя романа «По ком звонит колокол», который хочет освободить мир от фашизма. Это, скорее, сводный образ Бака Ланхема и самого Хемингуэя после сражения в Арденнах в 1945 г. Однако главный герой книги по-прежнему готов исполнять свой долг. Кантуэлл — профессиональный военный, отдающий все силы борьбе с врагами своей страны независимо от того, кто они и как он относится к ним. В одном месте речь этого вымышленного полковника очень напоминает разговор Хемингуэя с Мэри Ланхем в 1945 г. Кантуэлл говорит, что русские — «потенциальные враги. Поэтому я, как солдат, готов сражаться с ними. Но они мне очень симпатичны, и я не знаю никого, кто был бы благороднее них и более похож на нас».

Хемингуэй надеялся, что роман «За рекой, в тени деревьев» будет принят так же хорошо, как и его предыдущая книга. Однако отзывы оказались неоднозначными. Характерной была рецензия в журнале Saturday Review of Literature, где говорилось о том, что книга «вобрала в себя все худшее из его [Хемингуэя] предыдущих работ… [и] заставляет с сомнением смотреть на будущее писателя». Альфред Кейзин из The New Yorker сожалел, что «такой чудесный и честный писатель» создал «такую жалкую пародию на себя». По отзыву в журнале Time, книга показала, что Хемингуэй, некогда признанный мастер, перешагнул теперь за 50 и «исписался».

Разъяренный Хемингуэй в ответ набросал черновик письма на страницах ежедневника Warner’s Calendar of Medical History 1939 г. вроде того, что он использовал в качестве судового журнала во время операции Friendless в 1941–1942 гг. Хемингуэй просил редактора The New Yorker передать «г-ну Альфреду КЕЙЗИМУ (или КЕЙЗИНУ) … что он может засунуть (ЗАСУНУТЬ) свой отзыв себе в ЗАДНИЦУ» и предлагал прислать вазелин. В черновике одно из предложений осталось незаконченным. Оно начиналось словами: «Нет ничего позорного в защите своей страны», словно защита своей страны ставила все на свои места и нивелировала грехи от плохого языка до радикальных взглядов.

После выхода в свет романа «За рекой, в тени деревьев» советские шпионы в Вашингтоне сделали подборку рецензий, которые так разозлили Хемингуэя, и отправили ее в Москву в октябре 1950 г., скорее всего для поддержания актуальности досье «Арго»/Хемингуэя. Если они и читали книгу, то не обратили внимания на пассаж о том, как сильно Кантуэлл/Хемингуэй симпатизировал русским. В Москву доложили, что «он слывет приверженцем троцкистов» и выступает «с нападками… на Советский Союз в своих статьях и памфлетах».

Ничего из этого даже отдаленно не походило на правду. После того как головорез НКВД убил сталинского соперника Троцкого в Мехико в 1940 г., троцкисты существовали в основном в коллективном воображении НКВД вместе с пониманием этого слова как обобщающего термина для врагов режима. (То же самое относилось и к слову «коммунист» в представлениях многих американцев в те времена.) Навешивание на Хемингуэя ярлыка троцкиста было одним из способов покончить с интересом к писателю навсегда. Если кто-то в НКВД и думал о Хемингуэе после 1950 г., то во всяком случае не писал об этом. Ничто не свидетельствует о том, что НКВД искал возможности вновь связаться с ним или что он опять встречался с каким-либо советским шпионом. Однако воспоминания об Испании, НКВД и ФБР не оставляли писателя-шпиона до конца жизни.

Глава 13. Без свободы для маневра

Зрелый антифашист на Кубе и в Кетчуме

Весной 1958 г. Хемингуэй взял Мэри на рыбалку в плохую погоду у северного побережья Кубы. Это было необычным само по себе. Он, как правило, держал Pilar у причала, когда море было неспокойным. Мэри удивилась еще больше, увидев, что Грегорио Фуэнтес, шкипер яхты, насаживает «не слишком свежую наживку на крючки» — наживку, которая дошла до такого состояния, когда два серьезных рыбака должны были бы просто выбросить ее. Тем не менее после установки буксировочных приспособлений, создававших видимость готовности к рыбалке, Хемингуэй вывел Pilar в море и отошел от берега примерно на 15 км так, чтобы скрыться из виду. Он попросил Мэри постоять за штурвалом, пока они с Грегорио не управятся с «одним дельцем».