Читать книгу "Без своего мнения - Франклин Фоер"

Этот миф еще жив, но едва-едва. Мы стоим на пороге эры искусства и идей, сгенерированных алгоритмически. Машины все активнее подсказывают людям темы для исследований, а люди все чаще следуют их подсказкам. Не эксперимент и новизна, а данные указывают путь, ведущий нас к новой формуле. Миф о возделывании ума уступает место грубой манипуляции.

Распространенной реакцией на эти перемены служит отстраненность, фатализм перед лицом неостановимого движения технологии и изменения привычек подрастающих поколений. Критиковать перемены становится все равно что потрясать кулаками в бессильной ярости или стоять на пути у локомотива истории. Лучше проявить зрелость, говорим себе мы. Лучше поддаться, максимально использовать обстоятельства к собственной выгоде и идти своим курсом через шторм, твердо сжимая штурвал. Но авторы и редакторы в глубине души осознают, что компромиссы обходятся слишком дорого; некоторые читатели тоже чувствуют, что есть лучшая альтернатива. Бывают моменты, когда все с этим согласны. Избрание Дональда Трампа вызвало шок от коллективного осознания, что культура медиа действительно уже не та, что прежде, и чувство, что мысль нуждается в защите лучшей, чем беззубые контролеры из Facebook и Google. Осознать проблему недостаточно. Мы должны сделать необходимые выводы из нашего анализа и перейти к решительным действиям прежде, чем самые важные общественные учреждения и ценности изменятся безвозвратно.

Глава 11. Бумажный бунт

Существует одна технология, подаваемая как неизбежность и представляющая собой, как принято думать, предложение, от которого потребитель не в силах отказаться. Она не оправдала ожиданий, и разрыв между первоначальным ажиотажем и реальностью делает публику готовой прислушиваться к серьезной критике в адрес новинки, служит предвестником будущего – и решительного отказа от нее.

Когда Джефф Безос выпустил на рынок первый Kindle, устройство для чтения электронных книг, я заказал его себе сразу. Как человек, всю жизнь испытывавший страсть к книгам, я чувствовал, что тут что-то не так. Тем не менее я быстро справился с чувством вины за свое личное участие в метаморфозе традиционного чтения. По правде говоря, именно о таком изобретении я мечтал. Книжный магазин и книга, две вещи из числа моих любимых, объединились в одном устройстве. Его создатели обещали, что любую существующую на свете книгу можно будет скачать на него быстрее, чем зевнуть.

Устройство было слишком сложным. Оно было снабжено клавиатурой, которая практически не работала, и неуклюжим джойстиком, пригодным разве что для проверки ловкости рук. Страницы переворачивались не вовремя. И тем не менее Kindle был чудом. Я стал активно покупать книги – и в отличие от прежних набегов на книжный магазин после этого не появлялось стопок книг, громоздящихся в беспорядке на полу или, хуже того, – непрочитанных, стоящих на письменном столе и вызывающих чувство вины одним своим видом. Целый год Kindle всюду ходил со мной в кармане сумки и отдыхал на столике возле кровати. Белый пластик его корпуса покрылся черными разводами – следами моих грязных лап.

На сайте Amazon можно увидеть список всех устройств, зарегистрированных как имеющие доступ к изданиям для Kindle, своего рода персональную летопись владения техникой. У меня побывали три Kindle, три iPad, шесть iPhone, что в сумме равняется небольшой катастрофе для окружающей среды. На всякий случай должен внести ясность: все гаджеты, которыми я больше не пользуюсь, хранятся в коробке в подвале и отправятся на переработку, как положено. Может быть. Когда-нибудь.

Но если технология может ослеплять нас своим волшебством, то волшебство может со временем потерять силу. К моменту покупки третьего Kindle я понял, что возвращаюсь к бумаге, причем возврат не был сознательным. Он происходил постепенно. Я никогда не прекращал собирать бумажные книги. Поскольку я работал в журнале, сигнальные экземпляры приходили с почтой. Кроме того, существовали старые книги, которых я не мог найти в формате Kindle: их я заказывал у букинистов. Бумажные тома стали манить меня к себе. Я не слишком задумывался о своем возвращении к бумаге. Оно просто произошло само собой.

У меня нет возражений против экранов: ни принципиальных, ни научных. Почти весь день я провожу в Интернете. Львиную долю моего внимания получает Twitter. Я благодарен за информационное изобилие, за возможность следить за политикой, футболом, поэзией и слухами, циркулирующими в журналистской среде, с изумительной детализацией. Странно потом оглядываться и понимать, что весь день провел за чтением. Конечно, я мог бы задать вопрос компьютеру и получить точную историю просмотров. Но если я, сидя за рабочим столом, пытаюсь вспомнить все твиты и статьи, промелькнувшие передо мной на экране, удается вспомнить совсем немного. В Сети мы читаем по-другому: в лихорадочном темпе, быстро, бессистемно, и усваивается прочитанное далеко не всегда.

Сторонники Интернета высказываются на этот счет однозначно. Интернет – совершенно новый носитель информации, и тем самым он задает свой ритм ее восприятия – и искажения, которые в нее вносятся. Там, где бумага постоянна – написанное на листе бумаги изменить нельзя, а у книг есть начало и конец, – Интернет подвижен. Как писал Кевин Келли, цифровой мир доказывает, что «хорошие вещи не обязаны быть статичными, неподвижными». Интернет – это бесконечный разговор; каждый довод опровергается, сообщается другим, проверяется и дополняется. Это дополнение событий реального мира, развивающееся в реальном времени, изумительное и изматывающее.

Думаю, мой отказ от Kindle был реакцией на это изматывающее воздействие. Нельзя сказать, что Kindle – плохое устройство само по себе. На самом деле оно очень мирное в сравнении с социальными медиа, где постоянно идут в ход когти, зубы и молотки. Но после стольких часов в Интернете я хотел бы оставить экран и читать с бумаги.

Если бы я хотел обосновать свое решение, то сказал бы, что Kindle не дает возможности полностью отдохнуть от Сети. Он не пропускает ее шум, но не позволяет побыть одному. Amazon отслеживает каждое ваше движение при помощи своей электронной книги. Компания использует данные, собранные с Kindle, чтобы предсказать коммерческую эффективность продаваемых книг. Она отслеживает, какие места мы подчеркиваем, и делится этой информацией с теми, кто читает ту же книгу. Kindle остается цитаделью высоких технологий, неразрывно связанной со своим магазином, и только с ним. Это хорошая имитация книги, но все-таки имитация.

Раньше предсказывалось, что электронные книги полностью вытеснят бумажные и станут основным продуктом издательской индустрии. В 2010 году основатель Лаборатории антидисциплинарных исследований Массачусетского технологического института Николас Негропонте даже называл точный срок смерти бумаги. «Это случится через 5 лет», – говорил он. Что ж, срок конца света наступил и прошел. Бумажные книги не собираются сдаваться, а продажи электронных не растут так, как прогнозировалось. В действительности они падают. В 2015 году доход от продажи электронных книг сократился на 11 %, в то время как доход традиционных магазинов вырос почти на 2 %. Мой уход от Kindle был не личным капризом, а проявлением более общей тенденции. Интуиция подсказывает мне, что значительная часть читающей публики хочет скрыться от информационного изобилия Интернета; они хотят возможности читать в тишине и размышлять в одиночестве – и есть неотвязное чувство, что бумага, и только бумага, может дать такую возможность. Происходящее сейчас возвращение к странице – не метафорической, воображаемой странице, а листку волокнистого материала, который можно почувствовать между пальцами, – это возвращение к самым главным урокам из многолетней истории чтения.