Читать книгу "Я знаю, как ты дышишь - Наталья Костина"

— Да?! — вскричала она, будто не веря своим ушам, и эта чрезмерная экзальтация даже покоробила его. Как и то, что никто из присутствующих и не думал покинуть их дом, хотя время приличных посещений прошло — час был уже хорошо одиннадцатый. — Ты передумал?! А куртку, значит, все-таки выбросил! А карманы, карманы ты проверил? У меня там нужные бумажки оставались… которые ты, конечно же, посчитал ненужными и тоже выкинул! — обличительно-гневно закончила она, и это было совсем уж обидно, потому что никаких ее бумажек он не выбрасывал, хотя, разумеется, это был просто мусор! Однако он не привык выбрасывать ничего, что ему не принадлежало, о чем немедленно ей и сообщил.

— Вот то, что ты ищешь, — совсем уже холодно сказал Тим, вручая прозрачный пакет: использованная салфетка, на которой она в кафе что-то начеркала, пенсионного вида леденец и сломанная зажигалка. — Да, а носовой платок, который тоже был в твоем кармане, я таки выкинул, извини. Он был весь в грязи и разорван.

— Тим! — Она бросилась к нему на шею: — Я тебя обожаю!

— Ты что-нибудь ела? — Он все еще не оттаял, и, кроме того, ему нужно было снять грязные штаны, к которым она сейчас прижималась, и еще в душ, и… да, проверить, пила ли она лекарства!

— Ты пила?.. — начал он, но она тут же перебила:

— Ну что ты, я же знаю, что мне нельзя! Это Приходченко с Маргаритой Павловной — она кивнула в сторону хмурой, скосившей на него недовольные глаза теткой, — приезжали меня проведать, и я угощала их дедушкиным вином…

— Спасибо, было очень вкусно, — тут же заявила особа, которая, видимо, и была Маргаритой Павловной. Только почему она до сих пор у них сидит? Ноги от хванчкары ходить перестали?

— Шикарное винцо! — вставил свое и Лысенко, друг жены, который был у них на свадьбе и тогда ему понравился, но… Черт возьми, друзья пришли проведать — это прекрасно, но не пора ли и честь знать?

— Вот… — Его жена осторожно извлекла из выданного им пакета ту самую мятую салфетку и, будто это была невесть какая драгоценность, бережно расправила ее на столе.

— Ага! — одновременно сказали гости. — Кать, лупа у тебя есть? — заорал Лысенко так, словно Катя не стояла рядом, а находилась где-то в районе Северного полюса.

— Тим, у нас лупа есть?!

— Или очки! — поинтересовалась сумрачная Маргарита. — Лучше две пары! Хотя я вам и без очков скажу… — Эксперт по идентичности прижмурилась и чуть не носом уткнулась во что-то. — Они совершенно идентичны! Абсолютно! Вот оно, характерное место! Молодец, Катерина! Додумалась, что не только по отпечаткам пальцев можно идентифицировать, а и по отпечаткам губ тоже!

Маргарита, которая была еще и Павловной, кажется, наконец заметила хозяина дома, зачем-то приблизившегося к столу, где эта особа восседала, будто была здесь главной.

— Вы что-то хотели? — рявкнула она, нависая над какими-то ничтожными, испачканными не то едой, не то еще чем бумажками, и он пожал плечами, но все же не удержался и сказал, не скрывая иронии:

— Господа, а вы есть не хотите? Поздний ужин, так сказать… У меня тут курица, пара салатов… Можно, я пройду к плите и поставлю чайник?

Наверное, у этой компании совершенно не было чувства юмора, потому как они — все, включая его дорогую жену! — обрадовались, и стали складывать свои драгоценные находки в принесенную Катей коробку из-под его туфель, и расчищать пространство, и, кажется, вовсе не поняли, что это был сарказм, а не приглашение к столу, что он вовсе не собирался скармливать им курицу и остальное, а просто элегантно намекнул, чтобы?..

Да, курица пропала быстро, неэлегантно и безвозвратно, а еще Тимур Тодрия постиг, что в этой схватке с законом, вернее, с его сумасшедшими представителями, он в этот раз проиграл. Потому что завтра его жена куда-то непременно отправится. Невыздоровевшая, поминутно хватающаяся за ноющий висок, но возбужденно-счастливая — оттого что в этих самых грязных бумажках и в чьих-то там странных отпечатках на старой поздравительной открытке у них что-то там сошлось! И с этим ему, похоже, придется мириться даже не в этот раз, а всю доставшуюся им на двоих совместную жизнь.

* * *

Когда-то ей казалось, что у них одна жизнь на двоих, но эти времена остались так далеко… очень далеко… невероятно далеко! Однако сейчас она вдруг подумала, что прошлое придвинулось вплотную… и даже ближе, чем ей хотелось бы! И сейчас их снова станет не одна, а две… а потом снова одна… потому что она никогда не имела своей, собственной воли в присутствии той, что сейчас возникла совсем рядом… Появилась будто тень, будто фантом! Нет, это она сама была лишь тенью, заместительницей, куклой, потому что ОН выбрал настоящую… не ее! И теперь все встанет наконец на место. Она уйдет, уступит — потому что не может больше сопротивляться… Но что будет дальше? Что?!

Не будет никакого ДАЛЬШЕ. Потому что сценарий всегда придумывала не она, а та, другая. Она была лишь ведомой — всегда ведомой! А когда ее вдруг вздумали выпустить на сцену — дублершей вместо заболевшей примы, — она отыграла свой единственный спектакль. И даже получила свою долю букетов и аплодисментов, предназначенных не ей, разумеется. Потому что ее поставили на место королевы труппы в последний момент. Но он был у нее — миг ее славы! Или… или же ничего не было?! А было ни шатко ни валко, просто и без огонька отработано… Она бы никогда не смогла, как та, другая… хотя она старалась. Старалась изо всех сил! Да, вот оно, главное слово: она другая!

Просто ДРУГАЯ.

* * *

— Смотрите, вот она, другая!

— Господи… да их не различишь!

— Что вы там видите, с такого расстояния?!

— Дайте, дайте мне посмотреть!

— Иди ты! Это мой бинокль!

— Злая ты, Ритка… ушли… и не успел!

— Ты мне поверь, Игорек, просто как две капли!..

— Слушайте, я бы вот так далеко ее не отпускала…

— Да наши уже там!..

Около получаса ничего не происходило — и вдруг яркая блондинка с короткими волосами появилась на крыльце стоявшего на отшибе дачного поселка скромного деревянного дома. Появилась одна. Без своего зеркального двойника. Огляделась — но поселок был совершенно пуст, даже случайных собак не было видно. Лишь где-то на другом конце садового кооператива поднималась в безветренное небо ленивая струйка дыма — должно быть, сторож топил печку. День был тихим и солнечным — редкий и почти теплый для конца декабря день. Выпавший неделю назад снег уже полностью стаял, примерзшая земля высохла — никаких следов кроссовки блондинки на ней не оставили.

Женщина вернулась в дом, затем снова вышла, на этот раз с двумя сумками — дамской и дорожной. Не спеша пронесла их к калитке и снова вернулась. Теперь она двинулась к сараю. Вошла — и почти тут же появилась с неразличимым с такого расстояния каким-то бликующим на солнце предметом в одной руке и еще одним, похожим на небольшой чемоданчик, — в другой. Опять взошла на крыльцо, распахнула дверь дома и скрылась внутри.