Читать книгу "Экстаз - Рю Мураками"

— Как поживает Кейко? В последний раз, когда мы спали вместе, все втроем… да, той ночью, кажется, это было на Сицилии, в Таормине, тогда еще стояла полная луна, шелковые простыни…

Рейко говорила не отводя взгляда. И тем не менее она обращалась вовсе не ко мне. Казалось, она говорит сама с собой.

— Мы отправились в Таормину на фестиваль классической музыки, на котором один из друзей Мэтра получил какую-то премию. Мы поехали туда все втроем под тем предлогом, что на Сицилии было превосходное вино. Это было как раз спустя несколько дней после того, как мафия якобы расстреляла из пулемета то ли судью, то ли мэра, уже не помню. Там было много знаменитостей, больших людей, даже не вспомню сейчас, кто именно: Микеланджело, Паваротти, КириТе Канава; естественно, охрана была усилена, невероятное число полицейских и солдат живой преградой выстроились в ряд от аэродрома до самого отеля. Меня вся эта полицейская обстановка прямо взбудоражила. Однако все, что было связано с силами порядка, будь то полиция или армия, страпто раздражало Мэтра, я бы даже сказала, что он был напуган, поскольку в любой момент нас могли подвергнуть досмотру, а у него всегда с собой было до черта наркотиков. На мне было бальное платье, которое Мэтр купил мне в Париже, незадолго до отъезда… Я… У меня было совсем мало одежды в европейском стиле, и Мэтр подарил мне множество платьев. У Кейко их было не сосчитать, и все одно лучше другого; в тот вечер она решила надеть одно очень элегантное, от Жан-Поля Готье. Мы добились от Мэтра, что обе наденем колье, связанные цепочкой, и он будет прогуливать нас, как на поводке, и мы все шутили по этому поводу, но Мэтр чувствовал себя не в своей тарелке на этих светских приемах, ему всегда было не по себе, даже если смокинг на нем сидел превосходно. Так что мы всегда брали с собой что-нибудь, чтобы расслабиться. главным образом кокаин. В то время я спала в одной комнате с Мэтром, а у Кейко была своя спальня. Она всегда возвращалась к себе, даже после вечеров, которые мы проводили втроем. Это не было решение Мэтра. Если дело не касалось секса или наших любовных игр, он никогда не вмешивался. Он, по его словам, ужасно боялся ранить кого бы то ни было. Кейко очень дорожила своим покоем, возможностью располагать достаточным временем, которое она могла бы посвятить себе, но, думаю, это началось как раз тогда, когда Мэтр решил брать для нее дополнительно отдельную комнату. «Я сегодня что-то устал», — сказал Мэтр, попросив Кейко идти к себе. Весь день он постоянно что-то принимал. Лежал на боку, совершенно без сил. Мне было больно видеть, как он страдает, но я не знала, чем ему помочь, разве что лечь рядом с ним. В отеле было полно солдат и полицейских. Я слышала стук их сапог и голоса в коридорах и патио. Не зная, заснул ли Мэтр, я склонилась над ним, чтобы погладить его щеки и лоб. «Рейко, — вдруг произнес он ровным голосом, — я немного посплю, и тебе не мешало бы». — И он поцеловал меня. Выглядел он удручающе, и мне стало очень тревожно при мысли, что я не знала, чем ему помочь, как вдруг вошла Кейко и села на край постели. «Боже! Какое у вас лицо!» — сказала она, положив руку на лоб Мэтру. Я, конечно, испытывала жгучую ревность, но я любила Кейко и знала, что сама ничего не смогу сделать для Мэтра. Я надеялась, что ей удастся его успокоить. Она начала говорить с ним голосом столь мягким и вкрадчивым, что мне показалось, будто в нем заключена какая-то сверхъестественная сила, как в голосе матери Терезы, голосом, который сразу успокоил меня. «Я подумала, что вы очень устали, и принесла немного морфия. Я сделаю вам инъекцию. Нет ничего невыносимее, чем невозможность уснуть, когда ты обессилел, обессилел настолько, что легче умереть», — сказала она. Прежде чем сделать укол Мэтру и ввести немного себе, она подогрела морфий в чайной ложке. Я попросила ее сделать и мне укол. Мэтр сразу почувствовал себя лучше. «Где ты достала этот морфий?» — спросил он. Кейко улыбнулась. «Конечно, в такой стране, как Италия, морфий достать невозможно. Нельзя раздобыть ни морфий, ни кокаин в стране с такими изысканными пейзажами и городками, где люди, вина и блюда имеют такой утонченный вкус. Я разыскала кое-что похожее и сделала это средство сама», — сказала она. Улыбка осветила наши лица.

«Нет ничего хуже, чем не иметь возможности уснуть, — сказал Мэтр, — особенно в нашем случае, после всего того, что мы проделали втроем. Для нас это физически непереносимо. Отчего я считаю себя таким презренным и ничтожным? Посмотрите на всех этих чудаков, которые мастерят макеты аэропланов и полностью довольны жизнью, или хотя бы на музыкантов! Сколько мы их повстречали сегодня, а? Им достаточно играть на своем инструменте, и больше им ничего не нужно. А у меня ничего нет. Ничего, что могло бы занять меня, и это убивает, особенно в такие минуты, когда до смерти хочется хоть немного поспать, эта мысль, что мне достаточно было бы лишь что-нибудь делать, даже не для того, чтобы чем-то занять себя в моменты этих приступов страха, но просто чтобы не думать, что тебе нечего делать. Вдобавок этот отель запрудили полицейские, ведь так? Я довольно рано, еще будучи ребенком, осознал: то, что плохо, — плохо, и всегда умел выйти сухим из воды. Я никогда не давал себя застукать. Но вот в такие моменты полного бездействия или высочайшего напряжения мне приходится гнать от себя навязчивую мысль, что рано или поздно полиция все равно поймает меня».

Рейко смотрела на меня в упор, но это Язаки говорил ее устами. Рейко и не собиралась копировать его, но мне и правда казалось, что передо мной он сам. Она же просто сконцентрировала свое внимание, чтобы как можно точнее передать мне его слова, не пытаясь ему подражать. Ко всему прочему ее голос, манера выражаться, ее взгляд были совершенно другими, однако ей удалось заставить меня увидеть Язаки, он был здесь, прямо передо мной.

«Часто мне снится, что меня преследуют и всегда задерживают. Когда я был моложе, это представляло собой настоящий кошмар, но теперь это пугает меня все меньше и меньше. Может, я привык? Все эти сны такие реальные. А может быть, это из-за того, что наяву полиция никогда не задерживала меня? На самом деле, говорю вам, однажды меня арестуют, но не из-за наркотиков, по каким-нибудь другим, идеологическим мотивам. Меня арестуют за подрывную деятельность. Меня будут пытать, а потом бросят в тюрьму. Меня проведут через все, я хочу сказать, что они ничего не смогут со мной сделать, и это явится для меня смертью, такою, как я всегда ее себе представлял. Я ослабею. Меня возьмут. А потом будет Освенцим. Я существо бесконечно слабое, вы обе это прекрасно знаете; я понимаю, что не выживу в таком месте. Вы уже слышали когда-нибудь о сортирах Освенцима? Они представляют собой ряды дыр, проделанных на небольшом цоколе, — для лучшего наблюдения. Я знаю, что не смогу выжить, если буду вынужден испражняться в таких условиях». Голос Мэтра ослабел. Он говорил почти шепотом. «Какое жалкое зрелище! — сказала Кейко Катаока, гладя его по волосам. — Нет, этому человеку положительно не хватает воображения. Будет лучше, если ты немного поспишь». Она взяла его за руку, и морфин начал понемногу действовать. Кейко заявила, что останется с нами, и мы с Мэтром наконец-то заснули. Свет полной луны проникал в комнату сквозь щель в синих бархатных шторах. Мы спали, все втроем. Я не знаю, сколько мы так провалялись, когда Мэтр вдруг заговорил, и довольно громким голосом. Мы с Кейко открыли глаза. Мы впервые слышали, чтобы он так громко говорил во сне. «Выпустите свиней, пусть бегут! — говорил Мэтр, — выпустите свиней, свиньи должны убежать!» — кричал он, отбиваясь и барахтаясь. Мы с Кейко не могли удержаться, чтобы не прыснуть со смеха. Мэтр продолжал кричать и дергаться, он сбил одеяло, под которым лежали все трое. Спал он в трусах, и через белье видна была шишка напряженного члена. Он был возбужден, весь в поту, пожираемый страхом, который заставлял его кричать. Мы с Кейко все хихикали, указывая пальцем на его член. Потом я почувствовала себя как-то странно и замолчала. Кейко тоже. Она вновь накрыла его одеялом, поцеловав напряженный холмик под трусами. «Поцелуй и ты», — сказала она. Я поцеловала, молясь о том, чтобы Мэтр всегда оставался таким сильным и энергичным. С той поездки я больше не видела Кейко.