Читать книгу "Хорошая я. Плохая я - Эли Ленд"

– Вы пытались открыть дверь в комнату Дэниела?

Я уже хочу сказать – да, да, пыталась, но в этот момент кто-то кашляет. Я знаю, что это ты, я знаю все твои звуки. Но зачем тебе это понадобилось? Ты волнуешься из-за моего ответа, переживаешь, что партия закончится слишком быстро, в считаные минуты, если я сломаюсь, расколюсь под давлением? Ты будешь разочарована. Как-никак, падение напряжения. И еще тень на тебя, как на моего учителя. Не волнуйся, ничего не скажу, хотя, не буду скрывать, такая мысль посещала меня. Искушение узнать, каково это на вкус, говорить правду. Что это за ощущение такое? И стоит ли правда того, чтобы ее говорить, или мне по-прежнему придется жить в обществе чешуйчатой змеи и девяти крошечных привидений, которые копошатся у моих ног? Несмотря на сказанную правду.

– Свидетельница выглядит растерянной, я повторю свой вопрос. Вы пытались открыть дверь?

– Да, пыталась, но она была закрыта на ключ.

– Значит, вы не входили в комнату к Дэниелу?

– Нет.

– Вы никогда не входили в эту комнату, вы никогда не прикасались к Дэниелу, не пытались успокоить его?

– Да, я пыталась.

– Что именно вы сделали? Вошли в комнату и попытались успокоить его?

– Я хотела успокоить его.

– Каким образом?

ПРИВЕТ, ЭННИ.

Камушек выскальзывает у меня из руки, падает под кафедру, на которой стоит стакан с водой, звук падения, отраженный от кафедры, раскатисто разносится по залу. На меня направлено слишком много глаз, не могу их пересчитать. Я смотрю на Джун, она подает мне знак – не поднимай, но я поднимаю, потому что мне нужно спрятаться, наклоняюсь под кафедру и не хочу оттуда вылезать.

– Так каким же образом вы успокоили Дэниела?

Настоящий питбуль этот адвокат. Зубы вонзились в плоть. Мертвой хваткой.

– Я поговорила с ним через глазок.

– В тот момент, когда вы разговаривали с ним, он был жив?

– Да.

– Что вы сказали ему?

– Что мне его очень жаль, что это скоро закончится, все будет хорошо.

Правда.

– Что скоро закончится? Откуда вы могли это знать, вы же не ваша мать, правда? Вы же понятия не имели, когда это все закончится.

– Мне просто хотелось его подбодрить.

Правда.

– Что Дэниел делал в тот момент?

– Плакал, звал свою маму.

Правда.

– И пока Дэниел находился в доме, вы ни разу не прикасались к нему?

– Нет.

– А если я сообщу вам, что судмедэкспертиза обнаружила следы вашей ДНК на одежде Дэниела, что вы на это скажете?

– Возражаю, ваша честь. Свидетельница контактировала с жертвой в приюте. Следы ее ДНК вполне могли попасть на одежду жертвы в тот период.

– Согласен, возражение принимается.

Без всякой предварительной подготовки из носа начинает идти кровь. Красные капли скатываются по губам, подбородку, падают на кафедру. Все уставились на меня, смотрят, вот она, дочь убийцы, сама вся в крови. Уведите ее, уничтожьте ее, вот что они хотят сказать. Слышу, как Толстый просит сделать перерыв.

– Свидетельнице нужен перерыв? – спрашивает у меня судья.

Я зажимаю нос салфеткой, пристав подал мне целую пачку, чувствую легкое головокружение. Не могу вспомнить, что именно только что сказала. Правду. Нет. Да. Я хочу сказать правду.

– Ваша честь, разве суд не видит, что свидетельница плохо себя чувствует? – встав, спрашивает Толстый.

– Да, но я также считаю, что ответы на вопросы защиты должны быть даны, и чем скорее это произойдет, тем скорее мы сможем отпустить свидетельницу, и она отправится домой, – отвечает судья.

Я хочу домой сию секунду.

У ТЕБЯ БОЛЬШЕ НЕТ ДОМА, ЭННИ, ТЫ ВЕДЬ В ЭТОМ УБЕДИЛАСЬ, ЭННИ.

Я прикладываю комок из салфеток к носу, делаю глубокий вдох и жду следующего вопроса.

– Итак, Дэниел находился в комнате и плакал, звал свою маму. Что произошло затем?

– Я услышала, как подъехала машина моей матери, и спустилась вниз.

– Вы о чем-нибудь говорили с матерью после ее приезда?

– Нет. Она вошла в дом, прошла мимо меня и поднялась по лестнице в комнату Дэниела.

– Она отперла дверь перед тем, как войти, или дверь была открыта?

– Была. Была заперта, хочу я сказать. Она открыла ее ключом. Она держала ключи в руке, когда проходила мимо меня.

– И что вы сделали после этого?

– Постояла, потом поднялась наверх.

– И, как вы утверждаете, увидели в глазок, что моя клиентка прижимает подушку к лицу Дэниела, правильно?

– Да, после этого он больше не двигался.

– Сколько времени вы провели, глядя в глазок?

– Не знаю.

– Приблизительно? Несколько минут? Несколько часов? Всю ночь?

– Нет, несколько минут, наверное. Когда она вышла из комнаты, мы пошли ужинать.

Правда.

– А потом вы вернулись обратно, так? К глазку.

– Да, я пошла успокоить его.

Правда.

– Но ведь он был уже мертв, вы сами сказали, что видели, как ваша мать убила его. Почему же вы вернулись, если он был мертв?

– Не знаю.

– Вы не были уверены, что он мертв, вы это хотите сказать?

– Нет. Он был мертв, он не шевелился.

Я вижу, как второму адвокату передают лист бумаги с левой стороны. От тебя. Он читает, затем спрашивает у судьи разрешения передать записку своему коллеге. Можно, если она имеет отношение к задаваемым вопросам, отвечает судья. Выступающий адвокат идет забрать записку, читает ее, кивает. Я смотрю на присяжных, призрак Дэниела стоит рядом с ними. Он качает головой, потом опускает ее и начинает плакать. Две горошины из одного стручка, вот кто мы с тобой, – так однажды вечером сказала мне ты, мама. Так похожи. Можно забить меня камнями и палками, но от того, как меня назовешь, мне ни жарко ни холодно.

Ложь.

Адвокат возвращается на свое место напротив меня, листок, переданный тобой, держит в руке и говорит:

– Судмедэкспертиза установила, что не исключается вероятность того, что смерть Дэниела наступила в тот отрезок времени, когда вы находились дома наедине с ним, а не после возвращения моей клиентки с работы, как изначально предполагалось. Что вы можете сказать по этому поводу?

– Возражаю, ваша честь.

– Отклоняю протест, пусть свидетельница ответит.

Кровь из носа у меня больше не идет, но красная горошина успела упасть на грудь до того, как мне дали салфетки. Пятно расплылось на блузке, как чернила на бумаге для планарной хроматографии. Одна из женщин-присяжных вот-вот заплачет. У нее есть дети, держу пари. Мне очень жаль, правда.