Читать книгу "Город Солнца. Стопа бога - Евгений Рудашевский"

– Нет, не жалею, – наконец ответила Аня. – Ты и сам знаешь, почему мы здесь. Но если бы не Дима, я бы сейчас точно загорала в Греции. Он, считай, уговорил меня лететь в Индию. Прибежал как полоумный, стал кричать, что ты без нас не справишься.

– И сразу сказал про Ауровиль?

– Да.

– И никак не объяснил, почему именно Ауровиль?

– Нет… – Аня растерянно застыла с занесённой вилкой. – Да я, кажется, и не спрашивала.

Максим против воли вспомнил разговор с Лизой в подвале заброшенного дома. Вспомнил и телефон, который она ему передала. Кнопочный «Моторола Рейзер». «Я позвоню. Но если что, звони сам. В контактах только один номер». Едва оказавшись в Коломбо, Максим отключил его. Даже снял аккумулятор. Не понимал, чего добивается Лиза, и не хотел рисковать. В конце концов, по звонку на «Моторолу» их могли отследить. Максим никому не рассказал о телефоне. Понимал, что разговор с Лизой и без того выглядел подозрительным.

– Надо что-нибудь захватить Диме. – Аня, едва притронувшись к обеду, вновь взялась за меню. – Может, просто басмати без специй? Жаль, тут нет куриного бульона.

Димина болезнь отступала довольно быстро. Всё началось в Далхуси, в ночь перед отъездом в Канди. Диму мучали кошмары – до того жестокие, что он, весь взмокший, бледный, принимался бормотать во сне, срывался на крик и просыпался с гримасой болезненного безумия. Аня поначалу заподозрила у брата отравление и принялась пичкать его адсорбентами из местной аптеки. Решила, что всему виной печенье с манговым кремом, которым Дима развлекал себя в их отсутствие. В Канди, когда температура у него поднялась до тридцати девяти, Аня уже говорила о вирусном заболевании, поэтому и запретила брату пить прописанные врачом антибиотики.

С каждым днём болезнь усугублялась. Диму лихорадило. Он не мог спокойно спать. Ночью натягивал купленные в Далхуси свитера. Лежал в шерстяной шапке, укрытый двумя одеялами. Изойдя пóтом, начинал в отчаянии раздеваться и в итоге оставался голый под простынёй. Аня по три раза в день перестилала ему постель, выставляла на солнце мокрые подушки. Влажным прохладным полотенцем обтирала брату шею, грудь, лицо, пробовала расчесать его слипшиеся кудри.

Дима жаловался на нестерпимую ломоту в суставах и прежде всего – в левой ноге. Порывался о чём-то заговорить с Максимом, в бреду путано говорил о тайнах Шустова-старшего, со слезами вспоминал их встречу с людьми Скоробогатова. Начинал ругать себя, вслух называть слабаком. В истеричных припадках выкручивался на кровати и казался одержимым.

В редкие минуты, когда болезнь затихала, Аня заставляла брата пить говяжий бульон без специй. В итоге Диму рвало. Пришлось пообещать хозяйке двойную плату, потому что беспорядок в их номере начинал её пугать. Под конец Аня думала звонить в посольство, а потом вдруг поняла, в чём дело. Достаточно было прочитать инструкцию к противомалярийным таблеткам, которые они с Димой пили уже больше трёх недель.

– Жуть какая-то. – Аня показала Максиму длинный перечень побочных эффектов.

– Тошнота, рвота, головокружение, диарея, боль в животе, недомогание, утомляемость, озноб, лихорадка, – читал вслух Максим. – Наиболее часто – нарушение сна, кошмарные сновидения, реже – тревога, депрессия, панические атаки, спутанность сознания, галлюцинации, агрессивность, параноидальные реакции. Ты это серьёзно?! – Максим с недоумением посмотрел на Аню.

– Читай дальше! – Аню разбирал нервный смех.

Происходящее в самом деле было до абсурдности смешным.

– Сонливость, потеря равновесия, – Максим скользил взглядом по списку, казавшемуся перечнем всех подготовленных в аду наказаний для самых беспутных грешников. Наконец воскликнул: – Описаны случаи суицидальных мыслей! Хорошее лекарство…

К счастью, организм Ани оказался крепче. Накопительный эффект в её случае не сработал. А Дима, пропустив очередной приём противомалярийных таблеток, пошёл на поправку. Утром следующего дня даже выпил два стакана чёрного чая с сахаром и согласился съесть плошку детской рисовой каши «Нестле» – единственное, что удалось подобрать в местных магазинах. Возможно, Диму приободрил сам факт того, что удалось выяснить причину недуга. Он ещё чувствовал слабость и всё же с пугающей одержимостью взялся за бумаги из сумки Шустова-старшего, которую им передал Джерри. Максим к этому времени отчаялся в них разобраться.

Кожаная экспедиционная сумка, с широким потёртым ремнём, множеством оттопыренных кармашков и медными пряжками, пропахла дымным ароматом благовоний, как и её содержимое. В ней лежали три пронумерованные тетради и один отдельный листок, закутанные в синий шёлковый шарф-хадáк. Максим тогда обшарил кармашки, убедился, что в них нет ничего, кроме свалявшейся пыли, и только после этого стал бережно расправлять ткань, будто взялся за древний папирус, готовый рассы́паться от неловкого прикосновения. Первым делом увидел листок. С ним особых затруднений не возникло. Это было стихотворение. Знакомый почерк. Синяя гелевая паста.

Милый друг, иль ты не видишь,Что всё видимое нами –Только отблеск, только тениОт незримого очами?

Милый друг, иль ты не слышишь,Что житейский шум трескучий –Только отклик искажённыйТоржествующих созвучий?

Милый друг, иль ты не чуешь,Что одно на целом свете –Только то, что сердце к сердцуГоворит в немом привете?

Эти строки чем-то напомнили стихотворение, которое Максим обнаружил в коробке с архивом по Скоробогатову.

– Владимир Соловьёв. – Аня нашла автора в интернете.

Если это и была подсказка, то Максим, как и в случае с «покровом карающей богини», не уловил её значения. Отец продолжал играть в запутанную, ему одному понятную игру. Отправившись на поиски мифических сокровищ или не менее мифических артефактов, зачем-то на каждом шагу неизменно заявлял о своей mysterium tremendum.

– Всё видимое нами – только отблеск, только тени от незримого очами, – прошептал Максим.

– Думаешь, твой папа поэтому исчез? Решил, что дневник Затрапезного каким-то образом поможет ему увидеть больше? Увидеть то, что скрыто от других? – Аня с интересом осматривала сумку Шустова. – Познать истину в блаженном созерцанье?

– Не знаю.

– А стихи? Ведь он, получается, оставлял их твоей маме… Зачем?

– Может, хотел ей что-то объяснить. Думал, она поймёт.

Отложив листок, Максим взялся за тетради. Зелёная обложка, листы в клетку. Самый обыкновенный офсетный «Хатбер» с таблицей умножения. На двенадцать листов. Под обложкой первой тетради отец от руки нарисовал символ с картины Берга. Под символом написал: «La Ciudad del Sol».

– Это испанский, – сразу определила Аня. – «Город Солнца».