Читать книгу "Прости меня, если сможешь - Яна Ясная"

Лицо Тома побледнело. У меня за малым не остановилось сердце — девушка должна была говорить совсем другой текст! Мы и так здорово рисковали с этим обращением, не хватало еще, чтобы на нас повесили призыв к акции протеста!

— Мисс Браун, вы понимаете… — Том перехватил девушку подальше от камер, чтобы его голос не попал в эфир и попытался объяснить, чем может обернуться ее самовольное выступление, но…

— Идите к черту, мистер Грин! — зашипела она в ответ, тоже стараясь не попасть в эфир повторно. — Я получила разрешение на этот пикет у властей законным образом, понятно вам? — Она свирепо наседала на Тома, тыкая его пальцем в грудь. — И, если кто-то вдруг придет меня поддержать — я с радостью назову его другом!

Я осторожно оттащил за локоть друга, распираемого сразу сочувствием к девушке и злостью на ее выходку: — Оставь, Том! Пусть. Всё не могло пройти без эксцессов… Это эпизод. Всего лишь один эпизод. А их сейчас разворачивалось перед нашими глазами много. Судьбы. Жизни. Люди делились своей болью. Они просили помощи и поддержки.

Последней выступила женщина, чей муж погиб, сражаясь в Ополчении против темных. Ее никто не звал — никто не посмел бы просить ее о таком одолжении. Она откуда-то узнала и пришла сама. И когда она встала перед камерой, по ее лицу текли слезы. И я никогда бы не подумал, что могу так бояться — но сейчас мне было страшно, что и она тоже вдруг возьмет, и изменит решение. И скажет что-то совсем другое. Что-то, что будет стоить жизни Лизе и Камилле…

— Меня зовут Меган Фейт, я жена Кевина Фейта, погибшего смертью храбрых, защищая Свет. Мой муж, он… — она прерывисто вздохнула, выравнивая голос и дыхание. — Он умер не для того, чтобы другие умирали. Он умер, чтобы другие жили! Люди… Дети… — она, не стесняясь тысяч зрителей, простецки вытерла мокрое от слез лицо ладонью. — Пожалуйста, его светлой памятью, памятью человека, отдавшего Свету всё, я прошу… Я умоляю, верните всё как было до всего этого безумия!

— Нас всех уволят, — жизнерадостно предрек оператор, когда камеры были выключены.

— Это что, — снисходительно ответил ему помощник Тома. — Вот нас всех посадят! — Вы чем это меряетесь? — с усталостью в голосе спросил Том. — Подвигом, — ответил ему его собственный помощник. Вполне серьезно ответил. Интересно, это у Тома что, какой-то особенный дар — находить идеалистов?

— Мисс Хлоя Браун! Кто здесь мисс Хлоя Браун? — хорошо поставленный пронзительный голос незнакомой барышни в очках, по виду — типичнейшего секретаря, прозвучал как нельзя кстати.

Совершенно несчастная «мисс Хлоя Браун», так и просидевшая весь остаток передачи в углу в обнимку со своей табличкой, повернулась на голос — и девица процокала каблуками к ней. Остановилась, нависла, внимательно рассмотрела бедолагу с видом записной стервы, спустив очки на кончик носа, и изрекла:

— Для вас оставили сообщение. Некто Гордон Эванс из предместий позвонил на студийный телефон, сообщил, что он с друзьями собирается присоединиться к вашей акции у стен парламента и просил придержать для них местечко… Так же со сходными сообщениями к нам дозвонились некто Эмма Людвиг, Дэвид Браверман, Элис и Брайан Вискоты… Вот, я всё записала. Так же есть некоторое количество сообщений для «девушки с табличкой». Полагаю, это тоже вам, — студийная барышня всучила онемевшей собеседнице несколько плотно исписанных листов, и не обращая более внимания на мисс Хлою Браун, размазывающую слезы по лицу, развернулась к Тому.

— Мистер Грин, ваш секретарь просила передать, что звонили из приемной премьер-министра. Вашу аудиенцию перенесли на сегодняшний вечер, на семь часов, детали у вашего секретаря.

— Когда она звонила? — вскинулся Том.

От волнения его голос охрип.

— Около трех минут назад, — невозмутимо отозвалась барышня. — Я сразу же пришла к вам. И заодно передала мисс Браун ее корреспонденцию.

Окинула нас всех фирменным стервозным взглядом поверх очков, и уцокала на свое телефонизированное рабочее место.

Том хмыкнул и обернулся ко мне: — Я поеду. Мне нужно готовиться, сам понимаешь…

— Удачи!

Лиза

— Эй, Миллс! — контролирующий персонал в изоляторе особой куртуазностью манер не отличался. — Тебе передачка.

Три толстые, потрепанного вида книги плюхнулись на нары.

— Харрис сказала, те книги, о которых ты говорила, она не нашла, а из того, что нашла, передать разрешили только это. И на допрос тебя сегодня вызовут после обеда.

Я поблагодарила охранницу вполне искренне — для своих возможностей она была исключительно мила. С момента моего водворения в изолятор прошло уже почти четыре месяца. Вообще, нынешнее мое заключение отличалось от предыдущего разительно: сокамерницы задирать меня не пытались, охрана поглядывала сочувственно…

Окружающие отчего-то решили, что на преступление я пошла из великой любви (чушь какая-то!), и теперь во имя нее страдаю. Разубеждать я никого не рвалась, да и вообще, общаться не стремилась. На допросы меня таскали регулярно, опять же — в отличии от прошлого раза.

Адвокат, нанятый Томасом Грином (боже правый, какой еще адвокат, для чего он мне?) настаивал на своем непременном присутствии на этих, с позволения сказать, допросах. Вопросы задали одни и те же, а то и вовсе не задавали, а вручали стопку диагнозов, забирали предыдущую, пересчитанную, и мы по тридцать сорок минут мирно имитировали некую следственную деятельность. Я, впрочем, ничего не имитировала, я считала — и сама удивлялась, насколько цепкой оказалась моя память. Я ожидала, что за пять лет знания из нее выветрились, а вот поди ж ты… Но и память моя оказалась не всемогущей, и когда я пожаловалась Элен Харрис, что без справочников тяжеловато, она невозмутимо заявила, что «посмотрит, что тут можно сделать».

И вот — сделала.

А медицинская документация теперь изменилась. Если в первые разы это были просто выписанные на отдельный лист сведения, то теперь — магические копии, снятые с официальных бланков. На них попросту замазывали персональные данные пациентов — медицинской этики ради, которая велит блюсти тайну пациента. Но и оставшегося на виду было достаточно, чтобы понять: эта документация из разных медицинских учреждений. Кажется, ко мне тащили диагнозы со всей столицы. Единственным, пожалуй, совпадением с прошлым было полное отсутствие свиданий. Только в прошлый раз навещать мен в изоляторе было некому, а в этот…

— Мэтт Тернер подал прошение о свидании, — сказала мне как-то на одном из допросов офицер Харрис. — К сожалению, ему отказали.

— Слава богу, — буркнула я в свои бумаги, не поднимая головы. — Почему? — изумилась следователь. — Потому что я и так знаю, что он хочет мне сказать: что он благодарен и ему жаль. Что на такое можно ответить?

Я действительно не представляла — что. И действительно была рада, что Мэтту отказали. Но в тот день, вернувшись в камеру, я впервые разрыдалась… С тех пор Тернер повторил свое прошение о встрече еще четырежды — офицер Харрис считала необходимым зачем-то меня информировать. Все четыре раза ему отказали. Точно так же о встрече просили миссис Тернер, Джонатан Кларенс, целитель со скорой и представители прессы. Всем, к моему немалому злорадству отказали. Адвокат кривился, твердил о нарушении моих прав, настаивал на каких-то жалобах и прочей бессмысленной деятельности…