Читать книгу "Самый трудный день - Александр Харников"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, пан хорунжий, – убеждал меня капрал Войцех Хмелевский, – мы свободные теперь. Хочешь – поезжай в Америку, хочешь – в Германию, хочешь – в Англию. Если повезет, можно устроиться там на работу.
– А что, в Польше работы не хватает? – поинтересовался я.
– Да есть такое дело, – смущенно сказал капрал. – Молодому у нас трудно найти работу. Говорят, каждый четвертый, кому стукнуло двадцать, не может найти работу. Да еще эти украинцы, пся крев, у нас работу отбирают.
– Это как? – удивился я. – Вы их у себя на работу берете, а сами бездельничаете?
– Да нет, пан хорунжий, – капрал пожал плечами. – Просто надо же кому-то грязную работу делать, нужники чистить, в садах и на полях трудиться. А девки их, – тут капрал смущенно хихикнул, – у нас пенензы одним местом зарабатывают. Берут дешево, можно сказать, почти даром…
– Тьфу, молокосос, – плюнул я с досады, – ты ружье еще как следует в руках держать не научился, а уже о курвах думаешь. Хвала господу, воевать вам не с кем.
– Наши воевали, – обиженно сказал капрал, – вон, их американцы в Ирак и Афганистан посылали. Кое-кого из них там даже убило. А некоторые нанялись воевать в Украине. Там Донбасс против Киева воюет. Ну, а наши сражаются за Киев, убивают сепаратистов донецких. Говорят, им хорошо платят.
– Угу, – поддакнул жолнеж, стоявший рядом с капралом и внимательно слушавший нашу беседу. – Только эти поганцы из Брюсселя нам пытаются негров и арабов всучить. Слышал, наверное, что из Германии в Польшу собираются сплавить тысяч сто беженцев? Вот тогда будет у нас веселая жизнь!
– А что это за беженцы такие? – поинтересовался я. – Откуда они бегут?
– Пан хорунжий, – ответил мне капрал, – это дело давнее и паскудное. В Ираке, Сирии и других арабских странах давно уже идет война. Головы там режут почем зря. Ну, и народ бежит от этих головорезов, да не куда-нибудь, а прямиком в Европу. И что самое плохое, работать эти беженцы не желают, а жратву требуют. А от безделья баб местных насилуют и мужиков грабят. И ничего с ними не сделать, ударишь такого беженца – тебя по судам затаскают. В Германии они прямо на улицах бабам подолы задирают. А немцы видят, да морды отворачивают.
– Ну, а в Польше-то как? – спросил я. – Надеюсь, вы, хлопцы, не забыли, что вы не немцы, а поляки?
– Не, у нас пока все тихо, – ответил капрал. – Но это оттого, что этих беженцев у нас пока мало. А как будет много, они так же будут паскудничать. Но мы им дадим укорот, – и капрал выразительно провел ребром ладони по горлу.
Много чего я в этот день услышал. И о шествиях содомитов, и о сатанистах, которые открыто устраивают свои шабаши, и о том, как мужики женятся на мужиках, а бабы выходят замуж за баб.
Нет, наверное, зря нас в этот мир будущего прислали. Лучше бы мы в лагере остались. Русские не стали бы нас расстреливать. Может, зря я не вступил в новую польскую армию?
27 июня 1941 года, утро. Мурманск, межвременной погранпереход «Полярный»
Шел пятый день войны. Где-то далеко гремели бои грандиозного приграничного сражения. Клейст, Гудериан, Гот и Гепнер каждый день словно бешеные собаки кидались на ушедшие в глубокую оборону войска Красной Армии и либо обессилено откатывались назад, либо ценой огромных потерь продвигались еще на несколько километров вперед и снова останавливались перед очередным оборонительным рубежом, как по мановению волшебной палочки возникшим там, где вроде бы ничего не должно было быть. Впрочем, к 27 июня двигаться вперед продолжали только танкисты Клейста, которые за пять дней ценой огромных потерь в живой силе и технике достигли линии Луцк – Берестечко. Больше всего этот выступ напоминал готовый к вскрытию огромный нарыв, но в Москве пока сдерживали генерала Жукова, считая, что раз немцы еще в состоянии атаковать, то пока преждевременно переходить от обороны к наступлению.
Зато тут, на Советском Севере, все было внешне тихо. Финляндия, пообещавшая Гитлеру, что вступит в войну с СССР, как только немецкие войска выйдут на рубеж Западной Двины, в условиях все еще длящегося ожесточенного пограничного сражения в стиле а-ля Верден, огромных потерь вермахта и особенно после особо чудовищной бомбежки Берлина, вела себя тише воды ниже травы.
СССР тоже пока не требовал разоружения и интернирования находящихся на финской территории немецких войск, продолжая, впрочем, усиливать оборонительные рубежи на мурманском, кандалакшском и лоухском направлениях. Усиливалась и противовоздушная оборона советского Заполярья. Через межвременной погранпереход «Полярный» было доставлено необходимое количество пусть и не самых современных для XXI века, но надежных и вполне убойных ракетных систем ПВО, которых с избытком должно было хватить на полторы сотни самолетов 5-го воздушного флота люфтваффе, базирующихся на конец июня в Норвегии.
Но чем драматичней развивались события, тем более гипотетической становилась возможность вступления Финляндии в войну на стороне гитлеровской Германии. Обиды за «зимнюю войну», конечно, никуда не делись, но вместе с ними появились и опасения, как бы после очередной войны и вовсе не лишиться независимости, по примеру Прибалтийских стран превратившись в еще одну советскую республику. Президент Финляндии Рютти и главнокомандующий армией маршал Маннергейм находились по этому поводу в сильнейшей тревоге, не представляя, чего теперь ждать от Сталина и его недавно объявившегося могущественного союзника из неведомых далей времени. Превращенный в щебень центр Берлина наводил на весьма печальные мысли о том, что если такое русские и советские захотят сотворить с Хельсинки, то никто и ничто не сможет им в этом помешать. А рыльце у молодого финского государства было в пушку.
Свое независимое существование Финляндия начала с резни русского населения Гельсингфорса и других крупных городов бывшего Великого княжества Финляндского, ответственность за которую лежала на националистическом отребье. Финляндия претендовала на огромные территории русского Севера, в случае победы в войне планируя проводить на захваченных землях политику расового превосходства финской нации и ущемления в правах и истребления нефинского населения. Если союзники Сталина пришли из будущего, то им это тоже наверняка известно, а значит, месть их будет ужасна.
Была еще и блокада Ленинграда немецко-финскими войсками, но о ней финская верхушка по вполне понятной причине пока еще даже не догадывалась. Как не догадывалась она и о том, что их ожидало лично в самое ближайшее время. Никаких тебе ковровых бомбардировок, разбитых вдребезги городов и прочих массовых кровопусканий не планировалось. Все должно было быть сделано четко, «метко и аккуратно», и направлено исключительно против вконец одуревших политиканов, сторонников войны против СССР в союзе с Гитлером, Черчиллем, Рузвельтом, да хоть с японским принцем Коноэ – абсолютно неважно.
Впрочем, сегодняшние события непосредственного отношения к будущей судьбе Финляндии и ее политических деятелей не имели – только косвенное. Утром 27 июня на межвременном погранпереходе «Полярный» ожидали прибытия очередного спецпоезда. Тут, на Севере, в принципе, все поезда, приходящие с той стороны, шли под обозначением «спец». В других местах, хоть в Ленинграде, хоть в Смоленске, хоть в Воронеже, хоть в Ростове, в последние месяцы большую часть грузопотока составляло промышленное оборудование, в том числе и для первых в СССР Ленинградской, Смоленской, Воронежской и Ростовской АЭС, по два блока-миллионника каждой из которых российский Росатом обещал ввести в эксплуатацию в 1945 и 1950 годах. Но здесь пока через межвременной барьер шло исключительно вооружение и оборудование военных объектов.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Самый трудный день - Александр Харников», после закрытия браузера.