Читать книгу "Путилин и Петербургский Джек-потрошитель - Роман Добрый"

Лицо ксендза стало багрово-красным.

— Еще раз повторяю вам: берегитесь! Вы начинаете издеваться над священнослужителями католической церкви. Вы с ума сошли! О, я узнаю в этом проклятое влияние православных изуверов… Сколько вы получили наставление от их попов?..

— Мне стыдно за вас, отец мой, — отчеканил молодой граф. — Вы — слуга Милосердного Бога, — позволяете себе предавать проклятию в святом месте таких же правоверных христиан, таких же христианских священнослужителей, как и вы сами.

О, подлый орден Игнатия Лойолы живуч! Вы, оптом и в розницу торгующие Богом, вы остаетесь верны проклятому, вовсе не христианскому, завету: «Цель оправдывает средства». И вы, славшие людей на костер ad majorem Dei gloriam («для вящей славы Бога»), действительно, не брезгуете никакими средствами. Я — не ребенок, отец мой… Мне отлично известны проделки католического духовенства, менее всего думающего о догмах христианского Евангелия. Прощайте. Я ухожу отсюда примиренным с Богом, но не с вами.

И, поклонившись, граф повернулся, чтобы выйти из исповедальни.

Секунду — ксендз-исповедник стоял пораженный, словно оглушенный… Потом он вздрогнул и резко крикнул:

— Стойте, граф! Я вас предупреждаю, что сегодня же я сообщу об этом вашему отцу. Посмотрим, как он отнесется к вашему ренегатству.

— Вы сообщите? Но разве духовник имеет право рассказывать кому бы то ни было о том, что ему говорилось на духу?

— Для спасения погибающей души… для торжества церкви, — залепетал ксендз-иезуит.

Молодой граф рассмеялся.

— Ну, разве я не прав, когда только что сказал, что у вас «цель оправдывает средства»? Вы вот готовы быть клятвопреступником, дабы выслужиться перед вашим орденом, а заодно… и перед знатным, богатым магнатом. Salvete, падре!

— Погодите… стойте! — исступленно схватил за руку графа верный прислужник католической церкви. — Я умоляю вас именем Бога отказаться от вашего безумного решения!

— Нет! — резко ответил Ржевусский.

— Но вы забываете одно, что Бог иногда очень сурово карает вероотступников. Знаете ли вы это, безумец? — свистящим шепотом пронеслось по исповедальне вопрос фанатика- ксендза.

Глаза его сверкали. Что-то молчаливо угрожающее было видно в этом сверкании, было слышно в этом шепоте.

— А-а, — отшатнулся от него молодой граф. — Я вас понимаю, святой отец: вы грозите мне местью не Бога, а местью Его служителей? Что ж, я и этого не боюсь… Работайте, старайтесь, но не забывайте, что теперь — не средние века, что ужасы святой инквизиции отошли в область мрачных, отвратительных преданий. Прощайте!..

«Спасите графа!»

Перед Путилиным в его служебном кабинете сидел посетитель с дорожной сумкой через плечо. Это был красивый, моложавый старик, очень симпатичный, с манерами старого барина былых годов.

— Сколько же прошло уже дней, как исчез молодой граф, господин Ракитин? — спросил посетителя Путилин.

— Около недели.

— А почему вы полагаете, что он исчез?

— Потому что никогда не бывало, чтобы он не являлся так долго к нам. В последнее время, когда он попросил у меня руки моей единственной дочери и сделался ее женихом, он приезжал к нам ежедневно.

— Скажите, пожалуйста, господин Ракитин, а в замке графа Ржевусского, его отца, вы не узнавали о молодом человеке?

— Нет, господин Путилин. Вот уже несколько месяцев как мы прекратили знакомство домами.

— Для пользы дела мне необходимо знать причину этого разрыва.

— О, это не составляет ни тайны, ни секрета… Причиной окончательного разрыва послужил резкий спор о России и Королевстве Польском. Граф Сигизмунд Ржевусский, гордый, надменный магнат, высказал такую непримиримую ненависть ко всему русскому, что меня взорвало. Мы расстались врагами.

— Предполагаемый брак его сына с вашей дочерью, конечно, не мог встретить согласия и сочувствия старого графа?

— Безусловно. Я говорил об этом Болеславу, на что он ответил, что личное счастье ему дороже вздорных прихотей его отца.

— Вы не знаете, он имел все-таки объяснение по этому поводу с отцом?

Не знаю. До последнего дня нашего свидания он ничего не говорил об этом.

— Не можете ли вы рассказать мне что-нибудь о вашем последнем свидании с молодым графом?

— Он приехал к нам к обеду. Как и всегда был бесконечно нежен с моей дочуркой, но я заметил, что он находится в несколько приподнятом состоянии духа.

— Ого, он был взволнован? Вы не спрашивали его о причине?

— Он сам, со смехом, бросил вскользь, что его страшно разозлил духовник.

— По какому случаю он виделся с ним?

— Он отправился на исповедь. Затем, уезжая, он сказал мне, что ему хотелось бы ускорить свадьбу, обещал приехать на другой день, но — увы! — с тех пор мы его более не видели. Мы в отчаянии, дорогой господин Путилин. Горе моей дочурки не поддается описанию. Она все время твердит, что с ним, наверно, случилось, какое-нибудь несчастье. Откровенно говоря, у меня самого появляются тревожные мысли.

— Скажите, старый граф любит своего сына?

— Безусловно. Но, как однажды с горечью вырвалось у молодого человека, старый надменный магнат любит не его душу, не его сердце, а в нем — самого себя. Он, Болеслав, в глазах отца — единственный продолжатель «знаменитого» рода Ржевусских, он блестящий представитель, он тот, кем можно кичиться и гордиться в своем великолепном «гоноре». Если вы знакомы с поразительной спесью польских магнатов, с их фанатизмом, вам будет ясна и понятна любовь старого графа к своему сыну. И вот я решил обратиться к вам. Вы, только вы одни, господин Путилин, можете пролить свет на это загадочное исчезновение бедного молодого человека, которого я люблю, как родного сына. Спасите его!

Путилин сидел в глубокой задумчивости. Какая-то тревожная мысль пробегала по его симпатичному, характерному лицу.

— Неправда ли, ваше превосходительство, вы не откажете нам с дочуркой в этой горячей просьбе?

Путилин поднял голову.

— Я нахожусь в очень щекотливом положении, господин Ракитин: вмешиваться официально в это дело мне не только неудобно, но я даже не имею права. У меня нет никаких данных для подобного вмешательства, во-первых, заявление об исчезновении молодого графа должно исходить от отца, а не от частного лица, каким в данном случае являетесь вы, а во-вторых… в Варшаве имеется своя сыскная полиция.

— Значит, вы отказываетесь? — с отчаянием в голосе воскликнул старый барин.

Путилин опять задумался.

— Ну, ладно, хорошо. Я попытаюсь. Ваше дело меня очень заинтересовало.

— Слава богу! Как мне благодарить вас, — рванулся Ракитин к Путилину.

Путилин в Варшаве. В замке старого магната