Читать книгу "Призвание — миньон! - Татьяна Коростышевская"

— Убирайтесь!

— Простите меня, милорд, — я поклонилась, — только моя горячность и самонадеянность стали причиной недоразумения. Милейшая Розетта не дала мне и малейшего повода к ухаживаниям.

— Вы знаете ее имя?

— Паж Николя Дабуаз сообщил мне, как зовут вашу дочь.

— Дабуаз! Еще один вертопрах!

Кстати, вот про вертопраха он сказал уже помягче. Рассматривает бравого Николя на должность зятя?

Повар подковырнул косточку шпилькой.

— Позволите мне помочь? Я неплохо справлялся с этой работой у себя на родине.

— Вы? — Шпилька замерла в пухлой руке. — Мужчина и дворянин занимался кухней?

Пфф… А сам он, можно подумать, дева и простолюдинка.

— Не вижу в этом ничего зазорного, — пожала плечами я, быстро сполоснула руки над рукомойником и засучила рукава. — Вы одолжите мне булавку?

Пападель, недоверчиво хмыкнув, протянул мне свою.

Я молча приступила к делу под его внимательным взглядом. Пару минут он следил, затем ушел и вернулся с другой булавкой. В четыре руки дело пошло быстрее. Через десять минут я осмелилась спросить, что именно он собирается готовить, почтительно выслушала рецепт и почтительно же поведала, что у нас в Шерези желтки и белки для теста взбиваются отдельно до образования густой пены и замешиваются в тесто по очереди. Пападель ответил, что тоже так всегда поступает.

Ничто так не сближает людей, как общий труд. А если труд монотонный, то он еще и располагает к легкой болтовне.

Он рассказал мне о своей семье, где женщины не любили и не умели готовить, попросил не говорить Николя, что Розетта в хозяйстве не сильна. Я заверила его в сохранении тайны, а также в утешение предположила, что Розетте не придется самой заниматься хозяйством, если нанять в их совместный с Дабуазом дом толковых расторопных слуг. Через час звезда Николя начала закатываться, намеки о том, что самого Пападеля устроил бы зять, не боящийся уронить свое дворянское достоинство на кухне, становились все прозрачнее. Я поднажала, общение пора было сворачивать, и на всякий случай сменила тему:

— Вы все еще сердиты на меня?

— Да брось, Шерези, дело понятное. Твои товарищи заподозрили тебя в мужелюбстве, и ты ринулся доказывать обратно.

Я чуть не подавилась, ну да, когда перебираешь вишню, невозможно устоять перед тем, чтобы склевать ягодку-другую.

Пападель отечески похлопал меня по спине:

— Ну-ну, успокойся.

— Это было настолько явно?

Повар расхохотался:

— Это королевский дворец, малыш, здесь все всё знают.

Я покраснела и опустила голову.

— Простить-то я тебя простил, — продолжил Пападель, — но свое решение просто так отменить не могу, чтоб не потерять достоинства.

Я слушала затаив дыхание, не переставая работать, потому что видела, что это нравится собеседнику.

— Сделаем так, Шерези. Три дня ты не будешь появляться в обеденной зале, еду тебе будут доставлять отдельно.

— А потом?

— Я прилюдно объявлю о помиловании.

— Благодарю вас, мой лорд, — искренне проговорила я и отложила булавку.

Повар нахмурился, но, переведя взгляд на стол, расплылся в улыбке. Большая миска была абсолютно пуста, меньшая — наполнена вишневой мякотью, а между ними высился курган белых косточек.

Мы распрощались просто как лучшие друзья, Николя, ждущий меня сидя на газонном бордюре, при моем появлении испуганно вскочил:

— Как все прошло? Что у тебя с руками?

Я подняла к лицу ладони. Они были насыщенно-красными и морщинистыми от вишневого сока. Я, конечно, воспользовалась рукомойником, но это было символическое действо. Этот чудесный цвет останется на коже дней на пять-семь.

— Все прошло великолепно, — сообщила я Дабуазу, — будущий тесть тебе благоволит, только не забывай повторять, что не считаешь работу на кухне недостойной мужчины и дворянина.

— Кому говорить?

— Да кому угодно, малыш, — не ввернуть «малыша» я не могла, — это королевский дворец, здесь и у стен есть уши и рты, так что до лорда Пападеля рано или поздно дойдут твои почтительно-похвальные речи.

Николя проводил меня до ворот, показал стражникам пропуск, а на той стороне меня тоже ждали: сонный Оливер, рассеянный Станислас и чуточку встревоженный Патрик.

— Вы за меня волновались? — спросила я растроганно. — Боялись, что Мармадюк меня накажет?

— Мы же договаривались, Цветочек, что ты не будешь ходить без сопровождения. — Оливер развернулся и жестом предложил следовать за ним. — Так что, тебя наказали?

— Я три дня не буду посещать обеденную залу.

— И все? — Патрик шел по правую руку. — У ван Хорна отобрали бусины.

— Он уже в казарме?

— Не важно, где ван Хорн!

— Мои бусины при мне. — Я звякнула ожерельем. — Вообще, здесь применяется странная система поощрений и наказаний. Мне начинает казаться, что выиграют в нашей борьбе не самые достойные, а самые изворотливые.

— Похоже.

— А я имел беседу с великим Робеном! — похвастался Станислас.

— С музыкальным хабилисом?

— Именно. И он мне пообещал, — Станислас остановился и вынудил нас сделать то же самое, — что в следующем месяце я буду петь перед ее величеством!

Я восхищенно ахнула и, поздравляя менестреля, изо всех сил пыталась подавить в себе зависть. Каждый из моих друзей уже добыл себе покровителя, Патрик переписывался с Джесардом, Оливер сдружился с лордом-коннетаблем, Станислас — с учителем музыки, и только мне достался Мармадюк, который обзывал меня сегодня всеми сорняками по очереди и предпочел «узнать поближе» ван Хорна.

Во дворе казармы я поблагодарила друзей за охрану, отказалась от помощи и в одиночестве отправилась в купальню. Меня ждала уборка.

Когда Басти удалился, Мармадюк вернулся к своим бумагам, а Гэбриел — к созерцанию. Именно так они провели последние два часа, и ван Хорн не имел ничего против. Он не имел бы ничего против, если бы лорд-шут сыпал ругательствами и оскорблениями, и реагировал бы на них примерно так же, то есть никак. Ему это было бы безразлично. Пока все шло прекрасно, все ниточки подвязаны, и все, что требовалось, — не дергать за них раньше времени. Хотя пока не хватало завершающего штриха, той самой соломинки, которая переломит спину верблюду, но у Гэбриела была неплохая идея и на этот счет. Он опустил руку за отворот камзола, там лежало надушенное послание от Моник и шелковый платок, которым он вытирал мордочку Шерези. Цветочек Шерези — именно та последняя соломинка.

Взгляд молодого человека скользил по стенам. Они за прошедшее время были изучены досконально: окно, карта Ардеры, пейзаж, натюрморт, портрет строгого черноволосого господина, возможно, Мармадюка-старшего.