Читать книгу "Зло - Виктория Шваб"

– Твоя сестра и Эли думают, что они – команда. Но по сравнению с нами они – ничто. А теперь пошли, – добавил он, выпрямляясь. – Похоже, ты замерзла. Куплю тебе горячего шоколада.

Ее ледяные голубые глаза встретились с ним, и казалось, что она собирается что-то сказать, однако такой возможности ей не представилось, потому что в этот момент Виктор услышал звонок телефона. Это был не его телефон, и не телефон Митча, судя по его лицу. А Сидни свой, наверное, оставила в отеле, потому что даже не потянулась к карману. Обыскав сержанта, Митч нашел мобильник и достал его.

– Брось здесь, – посоветовал Виктор.

– Думаю, на этот раз ты захочешь ответить, – объявил Митч, перебрасывая ему мобильник. На месте идентификации звонящего на экране появилось всего одно слово.

«ГЕРОЙ».

Виктор сверкнул жесткой, мрачной улыбкой, с треском повернул шею и ответил на звонок.

– Дейн, ты где? – рявкнул звонящий.

При звуке этого голоса все в Викторе напряглось, но он не ответил. Он не слышал этого голоса десять лет, но это не имело значения: этот голос, как и все в Эли Эвере, совершенно не изменился.

– Сержант Дейн? – произнесли снова.

– Боюсь, ты его не успел застать, – сказал наконец Виктор.

Говоря, он прикрыл глаза, наслаждаясь секундным молчанием, наступившим в трубке. Если сосредоточиться, то можно себе представить, как напрягается Эли, услышав его голос.

– Виктор! – выдавил Эли.

Это слово прозвучало кашлем, словно звуки застряли у него в груди.

– Должен признать, что это хитро придумано, – сказал Виктор, – использовать базу данных полиции для поиска объектов. Я немного обижен тем, что все еще там не появился, но всему свое время. Я ведь только приехал.

– Ты в городе.

– Конечно.

– Тебе не уйти! – заявил Эли.

Появившаяся в его голосе бравада немного замаскировала потрясение.

– А я и не собираюсь, – ответил Виктор. – Увидимся в полночь.

Он завершил звонок, сломал мобильник пополам и бросил обе части на труп Дейна. В наступившем молчании он несколько секунд смотрел на тело, а потом поднял голову.

– Прошу прощения. Теперь можно заняться уборкой, – сказал он Митчу, который уставился на него с отвисшей челюстью.

– В полночь? – прорычал Митч. – В полночь? Типа этой ночью?

Виктор посмотрел на часы. Было уже четыре.

– «Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня».

– Мне почему-то кажется, что Томас Джефферсон имел в виду совсем не это, – проворчал Митч.

Виктор его не слушал. Все утро его мысли метались, но теперь, когда решение было принято и до заключительного момента оставались считаные часы, бушующая энергия утихомирилась, и на него наконец нашло спокойствие. Он снова посмотрел на Сидни:

– Так как насчет горячего шоколада?

* * *

Скрестив руки на груди, Митч провожал их взглядом: у спешившей за Виктором Сидни подпрыгивали пряди светлых волос. Когда она схватила его за руку ледяными пальцами, ее била дрожь. Та глубокая дрожь, которая вызывается не столько морозом, сколько испугом. Ему хотелось что-нибудь сказать, спросить у Виктора, о чем тот думает, напомнить ему, что он ставит на кон не только свою собственную жизнь. Но к тому моменту, как он нашел то самое слово, которое следовало произнести, одно короткое, простое, действенное слово – «СТОЙ!», было уже слишком поздно. Они ушли, а Митч остался один в обтянутой пленкой комнате. В результате он постарался проглотить это слово и то чувство безнадежности, которое к нему прилагалось, и, повернувшись к трупу полицейского, принялся за дело.

XV

Очень давно

Разные города

Митчелл Тернер был проклят.

Так было всегда.

Неприятности следовали за ним по пятам, шли за ним тенью, как он ни старался оставаться в свете добра. В его руках хорошие вещи ломались, а плохие – росли. И этому немало поспособствовало то, что его мать умерла, отец сбежал, а тетка, только взглянув на него, поспешно отмахнулась, предоставив Митчу мотаться между домами опекунов, которые больше походили на гостиницы, – заселяясь и съезжая, нигде не пуская корней.

Большая часть его проблем проистекала из того, что большинство людей считали, будто габариты и интеллект находятся в обратно пропорциональной зависимости. Глядя на него и его мощную фигуру, окружающие решали, что он тупой. А Митч тупым не был. На самом деле он был умным. Очень умным. А когда ты настолько крупный и настолько умный, то влипнуть в неприятности очень просто. Особенно если ты проклят.

К шестнадцати годам Митч перепробовал все, начиная с подпольных боев и кончая избиением бандитов, влезших в долги людям, которые любят деньги. И тем не менее свой первый срок он мотал вовсе не за это. На самом деле в тот раз он был невиновен.

Проклятие Митча – «мальдисьон», как это называла испанка, у которой он какое-то время жил в приемной семье, – заключалось в том, что плохое происходило вокруг него. Та женщина даже не догадывалась о мрачных масштабах (она говорила больше о разбитых тарелках, бейсбольных мячах, влетавших в окна, и оштрафованных водителях), но Митч страдал колоссальным синдромом «не в том месте и не в то время», а если принять во внимание его многочисленные и по большей части незаконные занятия, то алиби ему получать было сложновато.

Вот почему, когда за две улицы от него драка пошла неудачно и появился труп, а у Митча обнаружились ссадины на костяшках, оставшиеся после нелегального боя, выигранного накануне, для него дело выглядело плохо. В тот раз обошлось, но не прошло и двух недель, как все повторилось. Погиб еще один человек. Это было странно и пугающе – и, хоть Митч и сам не хотел себе в этом признаваться, даже интересно. Или было бы, если бы Митч снова не оказался подозреваемым. Это уже становилось проблемой, такая цепочка трупов, потому что, хоть не он их убивал, с точки зрения полиции это выглядело именно так, в результате чего после третьей смерти в столичном отделении полиции решили, что проще будет его запереть. Просто на всякий случай. «Громила». «Обуза общества». «Вопрос времени». Такими фразами перебрасывались люди, игравшие с его жизнью в пятнашки.

Вот так, из-за проклятия и статьи, которую Митчелл Тернер не заслужил, он сел в тюрьму.

* * *

Четыре года.

Сама тюрьма у него особого протеста не вызывала. Он хотя бы был своим. В обычной жизни люди, только посмотрев на него, крепче прижимали к себе бумажники и ускоряли шаг. Копы, только посмотрев на него, думали: «Виновен… или будет». А вот в тюрьме, только посмотрев на него, заключенные думали: «Надо, чтобы он был на моей стороне», или «С ним лучше не связываться», или «Да он мне одной рукой череп расплющит», или еще что-то гораздо более полезное. Его габариты стали статусообеспечивающими, хоть это и лишало Митча радости светской беседы, а надзиратели смотрели скептически, когда он брал книгу в библиотеке или употреблял слово длиннее двух слогов. Почти все время он проводил в попытках взломать всевозможные защиты и брандмауэры тюремных компьютеров – больше от скуки, чем из желания причинить реальный ущерб. Ну, хотя бы проклятие там оставило его в покое.