Читать книгу "Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий - Венди З. Голдман"

Выражение «враг народа» оказалось полезным для многих. ВЦСПС использовал его для объяснения непрекращающихся, по-видимому, неустранимых трудностей в снабжении продуктами питания. Например, перекладывая ответственность на «врагов» в системе розничной торговли, они освобождали себя от ответственности. В июле почти все руководство ЦК Союза работников кооперации Украины и Крыма было арестовано вместе с председателем ЦК Союза Барканом. Начало расправам было положено, когда обнаружилось, что секретарь профсоюза Златопольский скрыл арест двух своих братьев. Руководители ВЦСПС быстро освободили его от должности и начали проверку профсоюза. Следователи обнаружили типичные нарушения: «подрыв демократии», «семейственность» в подборе кадров, «подхалимство», «круговая порука», извращение политики оплаты труда, использование средств социального страхования, нарушение трудового законодательства и подавление критики снизу. Профсоюзные руководители не обеспечивали рабочих спецодеждой, не предоставляли медицинской помощи их детям и не обеспечивали пенсией по старости. Кроме того, региональные партийные руководители потворствовали практике попустительства. Следователи неодобрительно относились к жалобам рабочих на «врагов народа» в профсоюзных рядах. Месяц спустя, в августе, на собрании в Киеве оставшиеся партийные и профсоюзные руководители попытались переложить обвинения на директоров кооперативных магазинов, обвиняя «вражеских директоров» в пустых полках. Как высшие, так и низовые профорганы теперь искали «врагов народа», чтобы избежать ответственности за глубоко укоренившиеся организационные и экономические проблемы.

Следователи ВЦСПС часто согласовывали с ВКП(б) и НКВД обвинения против работников обкомов. Хотя инициатива их осуждения, по всей видимости, шла снизу, трудно было распутать цепь событий. Председатель ЦК Союза рабочих зерносовхозов Осипов и другие руководители профсоюза обратили на себя внимание следователей ВЦСПС после того, как один журналист язвительно критиковал их поведение в местной газете рабочих. Было не ясно, действовал ли журналист по собственной инициативе или по совету рабочих, или это партийные организаторы подсказали ему, как спровоцировать чистку профсоюза. Однако следствием статьи, написанной по следам стремительных арестов Одесского обкома партии, стали организованные ВЦСПС проверки связи профсоюзных руководителей с областными и районными партработниками, сидевшими в тюрьме. Профсоюзные руководители обвинялись в «политической слепоте». Рабочим объяснили, что причиной арестов, приведших к устранению руководства основных учреждений Одессы, были позорные условия труда, несчастные случаи со смертельным исходом и увечья в совхозах. ВЦСПС обвинил Осипова — председателя ЦК профсоюза за создание «затхлой атмосферы подхалимства, круговой поруки и зажима критики». ВЦСПС заявил, что он увольнял каждого, кто его критиковал, и проводил время в пьянках в компании с другими профработниками, поэтому которые давно пора было арестовать руководителей, оскорбивших доверие людей, интересы которых они должны были отстаивать.

Усиление репрессий в профсоюзах

Провокационные заявления, в которых сочетались популизм с призывами к охоте на врагов, разожгли разрушительный пожар, которых вскоре поглотил руководство профсоюзов сверху донизу. Профработники возмущено реагировали на любое обвинение во вредительстве, отвечая встречными обвинениями, направленными на дискредитацию противников. Страх повысил ставки: обвинение могло не только опозорить, но и привести к потере работы, аресту и даже казни. Каждый маскировал свою критику и жалобы демократической фразеологией, используя одни и те же лозунги для достижения различных целей. Лозунги, используемые в жестокой борьбе за должность, привилегии и выживание, не имели никакого отношения к их смыслу. Если бы язык можно было сравнить с конвертируемой валютой, то он все в большей степени девальвировался во время политической гиперинфляции 1937-1938 годов. В Уфе несколько членов ЦК Союза рабочих спичечно-фанерной промышленности обвинили своего председателя Пилиненка и секретаря ЦК Смирнову в пьянстве, «тесной спайке с врагами народа» и «гастролерстве». Предмет разногласий, причиной которых был мотив личной мести, можно было с трудом трактовать однозначно, хотя обвинения, опиравшиеся на лозунги профсоюзной демократии, были всем хорошо знакомы. Руководители лесопильной и деревообрабатывающей промышленности в этом споре также встали на сторону профсоюза. Один бывший директор крупного лесопильного завода в Уфе поддерживал обвинения против Пилиненка, но выяснилось, что с ним у директора имелись личные счеты. Когда в 1935 году того уволили, Пилиненок его не поддержал. Пилиненок защищался себя точно таким же способом, тем же языком, которым пользовались его обвинители. Он обвинил членов ЦК, добивавшихся его увольнения, в том, что они были связаны с руководством «Фанертреста» — «вражеской» группой, которая «игнорировала сигналы большевистской партии и беспартийных», «не разоблачала врагов народа» на фанерной фабрике и в тресте» и способствовала «вражеской активности». Таким образом, ЦК Союза разделился на две группы, каждая из которых обвиняла друг друга в одних и тех же нарушениях. ВЦСПС, осведомленный об ожесточенных спорах, начал проверку, которая вскоре вышла и за пределы ЦК Союза, затронув по крайней мере шестнадцать работников лесопильной и деревообрабатывающей промышленности. Даже следователи не могли понять смысл неразберихи, порожденной взаимными обвинениями. Было установлено два неопровержимых факта: во-первых, обе стороны неоднократно напивались (часто вдвоем) на протяжении 1936 года. Во-вторых, отдел охраны труда ЦК профсоюза плохо выполнял свою работу. Иными словами, рабочие лишались пальцев, рук и других частей тела при работе с опасными машинами из-за несоблюдения правил техники безопасности, но ни Пилиненок, ни его противники не делали попыток уменьшить количество несчастных случаев. Грязный клубок обвинений лег на стол Шверника, надо было распутать нити клубка и определить виновного. Это было одно из множества дел, которые направлялись руководителям ВЦСПС для разрешения. Не удивительно, что Шверник, которому не хватало проницательности и уверенности царя Соломона, с отвращением всплеснул руками. Поскольку суть обвинений с обеих сторон сводилась к связям с «врагами», Шверник, по всей вероятности, передал компрометирующие материалы в НКВД.

Борьба, как в ЦК Союза рабочих спичечно-фанерной промышленности, шла во многих профсоюзах. Личные амбиции, внутренняя борьба за власть, вражда между ведомствами — все это подавалось руководством профсоюзов на языке того времени. Высокий уровень производственного травматизма, пьянство, моральная распущенность автоматически приравнивались к «вражеской деятельности». Поскольку проблемы в профсоюзе были представлены как измена, они привлекли внимание органов, проводивших расследование, которые, в свою очередь, раскрыли сомнительное поведение и связи с «врагом». Руководители ВЦСПС и ВКП(б) с готовностью реагировали на любое обвинение, в котором речь шла о «врагах», из страха, что их могут обвинить в укрывательстве. Вал обвинений и проверок не мог не привлечь внимания органов НКВД, которые без колебаний арестовывали любого человека, обмазанного дегтем обвинений.

Таким образом, террор распространялся все шире, охватывая один профсоюз за другим, и спускался с верхнего на более низкий уровень иерархической структуры профсоюзов. В 320 км к востоку от ЦК Союза рабочих спичечно-фанерной промышленности находился обком профсоюза леса и сплава, головная организация которого располагалась в Свердловске; накануне выборов этот профсоюз также был втянут в жестокую борьбу. Руководство обкома буквально умылось слезами в процессе «критики и самокритики». Осенью 1937 года после выборов лишились должности несколько старых руководителей профсоюза; газета «Труд» опубликовала нелестную статью о новом руководстве. Статья подстегнула некоего Нифетова[54] написать в ВЦСПС длинный донос на президиум обкома профсоюза. Нефедьев обвинил вновь избранный президиум в злоупотреблении положением, нерегулярном проведении собраний. По объяснению Нефедьева, в президиум в составе семи человек царит беспорядок. Рубель — новый председатель президиума профсоюза был недавно исключен из партии и уволен со своей прежней должности за «связь с врагом», другой член президиума — за «систематическое пьянство и учиненный скандал», а третий — «за пьянку и нанесение побоев жене стахановца». Четвертого члена президиума направили инспектировать тюрьмы НКВД на лесозаготовках, пятый — уехал в Свердловск. Хотя два остальных члена президиума продолжали проводить собрания, они вряд ли могут заменить собой весь состав. Работники крупнейшего обкома, включая инспекторов по труду и физической культуре, были арестованы. Нефедьев затаил злобу против Пестова — одного из оставшихся членов, которым затем стал председателем. Нефедьев жаловался, что Пестов занимал одновременно три поста, включая должность инструктора и получал 700 рублей в месяц за чтение газет рабочим вслух. (Возможно, Пестов занимался дополнительной работой после ареста платных работников профсоюза.)