Онлайн-Книжки » Книги » 📜 Историческая проза » Я никогда и нигде не умру. Дневник 1941-1943 г - Этти Хиллесум

Читать книгу "Я никогда и нигде не умру. Дневник 1941-1943 г - Этти Хиллесум"

257
0

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 54 55 56 ... 60
Перейти на страницу:


На следующий день [9 октября 1942].Неожиданно приехал папа, все было очень нервозно. «Тоже мне сестра милосердия», и «донкихотство», и «Господи, избавь меня от желания быть понятой, а сделай так, чтобы понимала я».

Сейчас 11 часов утра. Пожалуй, Йопи должен был уже добраться до Вестерборка, и мне кажется, будто теперь там есть частица меня. Утром опять боролась со своим нетерпением и унынием из-за болей в спине и тяжелого ощущения в ногах, которые с радостью пошли бы по всему миру, но пока не могут. Это еще будет. Нельзя быть таким материалистом. Разве, лежа здесь, я не прохожу через весь белый свет?

Через меня протекают полноводные реки, во мне поднимаются высокие горы, а позади зарослей моего беспокойства и растерянности простираются широкие равнины покоя и смирения. Во мне есть все ландшафты, и для всего есть место. И земля во мне, и небо. И то, что люди смогли придумать что-то вроде ада, мне тоже абсолютно понятно. Во мне же его никогда больше не будет, он был пережит в прошлом, заранее, на всю оставшуюся жизнь, но ад других людей я вместе с ними переживаю очень сильно. Так и должно быть, а то, чего доброго, станешь самодовольной.


Возможно, это прозвучит парадоксально, но когда ты чересчур настойчива в своем стремлении физически быть вместе с любимым человеком, когда на это уходят все твои силы, — тогда в общем-то ты обкрадываешь этого человека, поскольку едва остаются силы на то, чтобы в действительности быть с ним.


Снова примусь за Августина. Он в своих письмах к Богу такой суровый, пламенный, страстный, полный самоотдачи. Собственно говоря, письма к Богу — это единственные любовные письма, которые надо писать. Наверное, было бы весьма высокомерно с моей стороны утверждать, что во мне слишком много любви, чтобы отдать ее одному-единственному человеку? Довольно детскими мне кажутся мысли о том, что всю жизнь надо любить только одного человека и никого больше. В этом есть что-то скудное, убогое. Не выучить ли навсегда, что любовь к людям намного плодотворней, что она приносит больше счастья, чем любовь к противоположному полу в ущерб всему обществу?

Я сложила руки в ставшем мне милым жесте и, говоря в темноте глупые и серьезные вещи, вымаливаю благословение твоей полной добра и искренности голове. Все вместе можно было бы назвать одним словом «моление». Спокойной ночи!


Суббота [10 октября 1942], вечер. Верю в то, что могу в этой жизни, в этом времени все вынести и осмыслить.

И если моя страстность слишком велика и я не найду никакого выхода, тогда для меня всегда останутся сложенные руки и преклоненные колени. Этот жест у нас, евреев, не передается от поколения к поколению. Я научилась ему с большим трудом. Это драгоценнейшая доля наследства, доставшаяся мне от того человека, чье имя я почти уже забыла, но эта лучшая его часть продолжает во мне жить.

Что же это была за особенная, выдуманная мною история о девочке, которая не могла стать на колени. Или, как вариант, о девочке, которая училась молиться. Это мой интимнейший жест, интимнее, чем любой жест в отношениях с мужчиной. Разве можно всю свою любовь излить на одного-единственного человека?


Воскресенье [11 октября 1942], в перерыве дневного сна. Все сильнее сознаю, что во мне есть некое вещество, или как это назвать, которое ведет свою собственную жизнь и с помощью которого я изображаю окружающие меня вещи, события. Из этого вещества, которым еще недостаточно хорошо владею, которым сама себя снабжаю, я творю множество жизней. Может, во мне пока слишком мало веры в его собственную жизнь. Сама я ничего, кроме пространства, где эта жизнь может развиваться, предложить не могу. И одолжить тоже ничего не могу. Разве что мою ведущую перо руку, чтобы описать эту жизнь с ее собственными представлениями и опытом.


12. 10. 42.Множество впечатлений, как сверкающие звезды, лежат на темном бархате моих воспоминаний.


Возраст души — это что-то другое, нежели официально зарегистрированный возраст человека. Думаю, что душа уже при рождении имеет определенный, не меняющийся больше возраст. Можно родиться с двенадцатилетней душой, можно с тысячелетней, а бывают некоторые двенадцатилетние дети, по которым видно, что их душе уже 1000 лет. Я считаю самой неизведанной частью человека, и прежде всего у западных европейцев, — душу. Думаю, восточные люди живут в более крепком контакте со своей душой. Западный же человек не знает, что с ней делать, и стыдится ее, словно это что-то безнравственное. Душа — это не нрав, это нечто иное. Встречаются люди, у которых и правда много норова, но мало души.


Вчера я о ком-то поинтересовалась у Марии: «Она умна?»

— Да, — ответила Мария, — но только головой.

S. всегда говорил, у Тидэ духовный ум.


Когда между мною и S. иногда заходил разговор о нашей большой возрастной разнице, он всегда парировал: «Кто мне скажет, что ваша душа не старше моей?»


Из меня временами неожиданно вырывается пламенная благодарность, когда, как сейчас, передо мной в ошеломляюще полный рост встают люди и дружбы прошедшего года. Теперь я, что называется, лежачая больная, у меня малокровие, а все равно каждая моя минута наполнена и плодородна. Как же все будет, когда я снова стану здоровой? Я должна всегда с новой силой приветствовать тебя, Господи. Я так благодарна за такую дарованную мне тобой жизнь.


Душа — это нечто, сделанное из огня и горных кристаллов. Она — суровая, ветхозаветная твердь, но и нежная, как жест, которым его кончики пальцев иногда осторожно гладили мои ресницы.


Вечером. И снова мгновения, когда жизнь так обескураживающе тяжела. Тогда во мне одновременно и возбуждение, и беспокойство, и усталость. Днем были моменты очень сильных творческих переживаний. А теперь, как после семяизвержения, состояние опустошенности.

Ничего другого я не должна делать, лишь неподвижно лежать под одеялом и терпеть, пока подавленность и обморочное состояние не оставят меня. Прежде в подобном состоянии я творила сумасшедшие вещи: пила с друзьями или думала о самоубийстве, или ночь напролет рылась в сотне разных книг.

Нужно смириться и с тем, что бывают собственные бесплодные моменты; чем честнее признаешься себе в этом, тем быстрее такой момент пройдет. Надо иметь мужество и для пауз, позволить себе побыть пустым и подавленным. Спокойной ночи, милая облепиха.


Следующим ранним утром [13 октября 1942]. Буйно, как косой, размахиваю вокруг себя маленьким карандашиком, но срубить многочисленные ростки, взошедшие в моей душе, пока никак не удается.

«Иных людей я несу в себе, как бутоны, которым даю распуститься внутри себя. Других несу как нарыв, несу до тех пор, пока он не прорвется и не вытечет гной» (Франс Биренхак).

Предварять. Не нахожу для этого подходящего голландского слова. Вот так со вчерашнего вечера я лежу здесь и, заранее неся под крышу часть страданий надвигающейся зимы, все время понемногу вбираю в себя невзгоды всего мира. Но сразу это не выходит. Сегодня день будет очень трудным. Я останусь тихо лежать, предваряя что-то перед тяжестью всех грядущих дней.

1 ... 54 55 56 ... 60
Перейти на страницу:

Внимание!

Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Я никогда и нигде не умру. Дневник 1941-1943 г - Этти Хиллесум», после закрытия браузера.

Комментарии и отзывы (0) к книге "Я никогда и нигде не умру. Дневник 1941-1943 г - Этти Хиллесум"