Читать книгу "Тайна - Иоанна Хмелевская"

— Делай как хочешь, у меня с этим дублем всегда неудачи, мне до фарта, как отсюда до Австралии. Слушай, я серьезно боюсь, не убили бы ее.

— Полагаю, срок не вышел. Пожалуй, рисковать не стану. Видишь ведь, коготки-то у них так и тянутся к деньгам. Нету пока признаков, что манатки пакуют.

— А как ты оные признаки представляешь? — Очень даже страшно. Обдумал в целом. Так сразу закончить, и слава труду, никакого смысла нету. Жадюги. Ну, скажешь такому: хватит, дескать, эльдорадо, больше деньги не будет, прикрываем контору, и что? Ведь его колотун разобьет! В нервах такое коленце отколет и такое саданет — все полетит в тартарары. Двумя больше, двумя меньше, на счетах прикинуть ведь без разницы, по-моему, они всех отправят догонять седьмого.

— Да уж, успокоил меня рекордно! — разозлилась я. — Вдруг с Пломбира начали?

— Нет, я думаю, сперва они окна заколотят. Сколько их за игрой сидит? Трое, Пломбир четвертая, разве что кого-нибудь проглядели, а Крысу не считаю. Это тебе не в горшок с кашей дуть, едва ли им захочется столько мокрой работы свалить, да еще каждый раз комбинировать несчастный случай или самоубийство, не такие уж они трудяги. Сперва кончат игру и поглядят, стоит ли этим заниматься, может, и так кое-что сойдет с рук, нет, ты погляди только: не автомат, а свинья, пока играл по два — фкг, а по одному — сразу каре, я эту суку удвою-таки!

— Мне не смотреть?

— Без разницы. И так заслоню. Масофизически.

Несмотря на большую привычку к Гутюше, долго доискивалась до смысла реплики. Дубль-каре Гутюша давно перебросил на кредит, а я все еще не была уверена, что он сказал: метафизика, масонерия или мазохизм. Похоже, гибрид двух первых… Настроение у меня было паршивое. Мариола Кубас придержала нас на бегу, два дня я терпела, на третий начала докапываться — терпение никогда не числилось моей главной добродетелью. Поддакивала Гутюше, а сама думала, что мы предосадно бездействуем: если не можем ничего сделать, надо, по крайней мере, все разузнать, все-все, во всяком случае, больше, чем теперь. Ведь знание, говорят, сила…

— А все же я поглядела бы, — угрюмо заявила я.

— На что? — заинтересовался Гутюша.

— Убьют они кого-нибудь, так хоть очевидец будет. Откуда тебе известно, может, этот сморчок играет в последний раз? Где остальные?

— В «Марриотте». Хочешь, сходи посмотри. Я отсюда теперь не уйду — пусть чертов автомат возвращает мне кровные, слушай, как так, бездушная скотина и терзает человека, как ей заблагорассудится. А вдруг она душная?..

— Хватит! — неожиданно для себя заорала я и слезла с табурета. — Сидим тут остолопами! Заболею, если не узнаю, что с Пломбиром, ведь она рассказала все — помощи просила. А от меня та еще подмога, меня и самое того и гляди кондрашка хватит…

В «Марриотте» сидели трое. Высокий парень, Крыса и пузан. Меня удивило такое сборище, до сих пор никогда не играли вместе, это неспроста. Мало того, забеспокоилась: играть было не на чем — они заняли три покерных автомата, к четвертому мне пришлось бы протискиваться через них, а Крыса меня знал. Играл он, правда, с другой стороны, но, без сомнения, присматривал за сообщниками. Дабы не обращать на себя внимания, предпочла более дешевый автомат, оказавшийся свободным, к тому же расположенный подальше. Видела со своего места парня и пузана. Крыса о себе заявлял исключительно звяканьем жетонов и музыкой.

Я начала играть осторожно, размышляя, что бы означало это сборище. Напрашивалось самое простое объяснение: все за работой, потому как спешат нахапать денег перед окончанием мероприятия, даже Крыса включился с этим своим перстнем, несколько тактичнее действует, но тоже вполне успешно. А где же тогда Пломбир?..

Очередное происшествие свалилось неожиданно. Имея, с одной стороны, этих бизнесменов, а с другой, собственный автомат, я оглохла и ослепла на все остальное. В уборную отправилась по необходимости, вход в нее был общий, и лишь далее учитывалась разница полов, и в прихожей наткнулась на хмыря. Невысокий, щупленький, прикинутый в вечерний костюм: гарнитурчик — темный фиолет-металлик, рубашка вышитая, муха под цвет, я аж оглянулась на него — не из-за костюма, а из-за физиономии. Видела его прекрасно. Память у меня хорошая — зрительная, — ох, сдохнуть можно, Боже праведный, это же тот пугливенький-трусоватенький молодец!!!..

Запуталась я вконец. Пугливенький, получающий деньги за высокого парня в «Гранде», и пугливенький в уборной «Марриотта» прямо-таки разные люди. Пожалуй, все-таки это он. Выйдя из уборной, я попыталась удостовериться более или менее незаметно. Что он здесь, черт, делает?..

Углядела его за рулеткой в самом углу. Что-то ставил, на игроков за автоматами не обращал никакого внимания. Меня бросило в жар, неразбериха в мозгу, уже подточенном неуверенностью и беспокойством, усилилась. Я всячески убеждала себя: при том парне пугливец разбогател, за получение денег имел свой процент и теперь наслаждается жизнью. Одеться при деньгах невелика заслуга…

Успокоиться таковым объяснением мне не удалось: когда позднее все трое вышли вместе, около одиннадцати, я тоже вышла, сама не знаю зачем. Пугливца уже проворонила, потеряла столько времени, что эти трое пять раз уже успели бы исчезнуть из виду, значит, следствие отпадало. Зато в турникете внизу встретила Гутюшу.

Выражение его лица встревожило меня не на шутку. Он меня вроде бы не заметил, а потому, не выходя из вертушки, я вернулась за ним в помещение. Гутюша же, пихая дверь, вышел на улицу. Я отправилась за ним, он снова обратно. Мне пришло в голову, что мы будем торчать в этом турникете до конца жизни, все кружась и кружась в нем, а какая-нибудь добрая душа будет носить нам еду… Но оказалось, Гутюша меня видит, вовсе не избегает, а наоборот. Я рискнула и осталась в помещении, панически ожидая, что он теперь сделает. Гутюша выбрался из вертушки и оказался около меня.

— Курва… — пробормотал он сквозь сжатые зубы, глядя куда-то неподвижными глазами.

— Пошли отсюда и говори, что случилось, — сказала я вполголоса.

Гутюша сел в машину и произнес несколько выражений — редких, забористых и абсолютно непечатных даже в самую разнузданную эпоху. Затем перешел к словам более казистым.

— Ни хрена, нету трупика. И всегда-то я врезаюсь в разгар представления… Этого сморчка вычеркнули, и так из себя доходяга, а теперь и вовсе нету. На лестнице, пол-этажа пролетел и все…

Я прервала, ничего понять не могла:

— Постой! О ком ты? Про линялого сморчка?

— Ну да, говорю же!..

— Толком говори!

— Ты меня там взвинтила, и этот чертов автомат перестал меня любить: может, случай такой, только я пошел за ним, не знаю зачем. В башке гуляло насчет того, что деньги-то они куда-то доставляют, а он возьми и попрись домой, я сдуру за ним, а он, гад, лифтом проехал…

Гутюша нервничал, ощупывал карманы, очевидно, хотел закурить. Я предложила мои сигареты и заодно зажигалку. С минуту он держал в руках обе зажигалки — свою нашел, — но, похоже, не знал, что с ними делать. Я одну отобрала и щелкнула.