Читать книгу "Анна Ахматова. Листки из дневника. Проза. Письма - Анна Ахматова"

А столетняя чаровница[107] Вдруг очнулась и веселиться Захотела. Я ни при чем. Кружевной роняет платочек, Томно жмурится из-за строчек И брюлловским манит плечом.

XXIV

Я пила ее в капле каждой И бесовскою черной жаждой Одержима, не знала, как Мне разделаться с бесноватой: Я грозила ей Звездной Палатой 23 И гнала на родной чердак[108],

XXV

В темноту, под Манфредовы ели, И на берег, где мертвый Шелли, Прямо в небо глядя, лежал, – И все жаворонки всего мира 24 Разрывали бездну эфира И факел Георг 25 держал.

XXVI

Но она твердила упрямо: «Я не та английская дама И совсем не Клара Газуль 26, Вовсе нет у меня родословной, Кроме солнечной и баснословной, И привел меня сам Июль.

XXVII

А твоей двусмысленной славе, Двадцать лет лежавшей в канаве, Я еще не так послужу, Мы с тобой еще попируем, И я царским моим поцелуем Злую полночь твою награжу».

3–5 января 1941

Фонтанный Дом; в Ташкенте и после

Часть третья

Эпилог

Быть пусту месту сему…

?

Да пустыни немых площадей,

Где казнили людей до рассвета.

Анненский

Люблю тебя, Петра творенье!

Пушкин

Моему городу

Белая ночь 24 июня 1942 г. Город в развалинах. От Гавани до Смольного все как на ладони. Кое-где догорают застарелые пожары, В Шереметевском саду цветут липы и поет соловей. Одно окно третьего этажа (перед которым увечный клен) выбито, и за ним зияет черная пустота. В стороне Кронштадта ухают тяжелые орудия. Но в общем тихо. Голос автора, находящегося за семь тысяч километров, произносит:

Так под кровлей Фонтанного Дома, Где вечерняя бродит истома С фонарем и связкой ключей, – Я аукалась с дальним эхом, Неуместным смущая смехом Непробудную сонь вещей, Где, свидетель всего на свете, На закате и на рассвете Смотрит в комнату старый клен И, предвидя нашу разлуку, Мне иссохшую черную руку, Как за помощью, тянет он. Но земля под ногой гудела И такая звезда глядела[109] В мой еще не брошенный дом И ждала условного звука… Это где-то там – у Тобрука, Это где-то здесь – за углом. Ты не первый и не последний Темный слушатель светлых бредней, Мне какую готовишь месть? Ты не выпьешь, только пригубишь Эту горечь из самой глуби – Этой нашей разлуки весть. Не клади мне руку на темя – Пусть навек остановится время На тобою данных часах. Нас несчастие не минует И кукушка не закукует В опаленных наших лесах…

* * *

А за проволокой колючей, В самом сердце тайги дремучей Я не знаю, который год, Ставший горстью лагерной пыли, Ставший сказкой из страшной были, Мой двойник на допрос идет, А потом он идет с допроса, Двум посланцам Девки Безносой Суждено охранять его. И я слышу даже отсюда – Неужели это не чудо! – Звуки голоса своего: За тебя я заплатила Чистоганом, Ровно десять лет ходила Под наганом, Ни налево, ни направо Не глядела, А за мной худая слава Шелестела.

* * *

А не ставший моей могилой, Ты, крамольный, опальный, милый, Побледнел, помертвел, затих. Разлучение наше мнимо: Я с тобою неразлучима, Тень моя на стенах твоих, Отраженье мое в каналах. Звук шагов в Эрмитажных залах, Где со мною мой друг бродил, И на старом Волковом Поле Где могу я рыдать на воле Над безмолвием братских могил. Все, что сказано в Первой части О любви, измене и страсти Сбросил с крыльев свободный стих, И стоит мой Город «зашитый»… Тяжелы надгробные плиты На бессонных очах твоих. Мне казалось, за мной ты гнался. Ты, что там погибать остался В блеске шпилей, в отблеске вод. Не дождался желанных вестниц… Над тобой – лишь твоих прелестниц, Белых ноченек хоровод. А веселое слово – дóма – Никому теперь незнакомо, Все в чужое глядят окно. Кто в Ташкенте, а кто в Нью-Йорке, И изгнания воздух горький – Как отравленное вино. Все вы мной любоваться могли бы, Когда в брюхе летучей рыбы Я от злой погони спаслась И над полным врагами лесом, Словно та, одержимая бесом, Как на Брокен ночной неслась…

И уже предо мною прямо Леденела и стыла Кама, И «Quo vadis?»[110] кто-то сказал, Но не дал шевельнуть устами, Как тоннелями и мостами Загремел сумасшедший Урал. И открылась мне та дорога, По которой ушло так много, По которой сына везли, И был долог путь погребальный Средь торжественной и хрустальной Тишины Сибирской Земли. От того, что сделалось прахом, Обуянная смертным страхом И отмщения зная срок,

Опустивши глаза сухие И ломая руки, Россия Предо мною шла на восток.[111]

Окончено в Ташкенте 18 августа 1942

1 Антиной – античный красавец.