Читать книгу "СССР-2010 - Александр Афанасьев"

Многоквартирные дома центра – это отдельная тема. На первом этаже обычно лавка или кинотеатр – местные кинотеатры совсем не такие, как у нас, они всего на двадцать-тридцать человек, сиденья – просто бетонные выступы, вместо полноценного экрана – телевизор с видеомагнитофоном. Сами дома построены по британскому проекту: подъездов нет, одна или две общие лестницы выходят на галереи, на эти же галереи выходят двери отдельных квартир. Лифты тут есть только в отелях, построенных по западному образцу. Дома построены по колониальному стилю – каждый дом делается кругом или квадратом, узкий и тесный двор имеет всего один или два выхода – при необходимости их можно перекрыть баррикадами, и весь дом превращается в крепость. Но сейчас все это давно в прошлом, брусчатка двора давно погрязла под тоннами отходов, утоптанных тысячами ног до твердости камня, самого двора не видно из-за веревок, на которых сушится белье. Такого я не видел в Южном Йемене, где советничал – все-таки Индия была жемчужиной колониальной империи, а в Йемене англичане строили лишь нечто, похожее на бараки.

Уже несколько дней я живу здесь, у родственника Вахида. Это – центр Пешавара, тут можно сгинуть без следа. Успокаивает лишь то, что Вахид знает – за меня есть кому спросить.

Квартира трехкомнатная, похожа на наши сталинки, но только внешне. Например, нет ванны – есть душ. Газ есть, но питается он не из газопровода, а из баллонов, которые надо поднимать на четвертый этаж по лестнице. Зато есть телефон, и есть Интернет. Муса, старший сын хозяина дома, не отрывается от Doom-2. В школу он не ходит, как и большинство местных детей – и это в крупнейшем городе страны…

Я живу здесь как гость, мне даже выделили отдельную комнату, если ее можно так назвать. Окно постоянно закрыто, грязное, в самой комнате постоянно высокая влажность. Вместо кондиционера – его эрзац: такая пластиковая коробка, там вентилятор и губка с водой, вентилятор включается, и «типа прохладно»[127]. От этой штуки и сырость. Делать тоже нечего – остается только ждать, пока Вахид найдет то, что мне нужно. И думать.

Пешавар – это яркий пример того, что бывает, если какое-то постколониальное общество переходит не на путь социалистического развития, а пытается встроиться в капиталистический мир на правах свободного государства. Просто внутренние эксплуататоры заменяют внешних. В Пакистане – это армия. Она владеет землей, фабриками, заводами, армии принадлежат металлургические заводы, телеканал, туристическое агентство и многое другое – это коллективный эксплуататор, подкрепляющий свои права силой оружия. Несколько раз они совершали государственные перевороты, не давая стране пойти по другому пути развития – последний был в двухтысячном. Никакого плана развития Пакистана не существует, Пакистан вообще никому не нужен. Никто не строит дома, никто не прокладывает коммуникации – все развивается как бы само по себе. Коррупция чудовищная.

Афганистан тридцать лет назад был намного более отсталым, чем Пакистан – о чем говорить, если Пакистан создал атомную бомбу, с посторонней помощью, но создал. Но теперь в Афганистане разрабатываются рудные месторождения, добывается газ, построили даже железную дорогу с советской территории до Кабула и строят до Кандагара. В Афганистане уже есть промышленность, госхозы худо-бедно, но обеспечивают страну продуктами питания, а часть боевиков теперь являются госчиновниками, военными и милиционерами[128]. Да, там по-прежнему трудно. Но такой безнадеги, как в Пакистане, там нет…

Зазвенел телефон, я посмотрел – номер не определен.

– Алло.

– Али?

– Да.

– Ты хотел снять дом?

– Да.

– Выходи из дома. Тебя будут ждать…

Ждала меня на выходе с улицы удлиненная, бронированная «Тойота Королла» – эта машина здесь называется «DAC-1», и нигде, кроме Пакистана, вы ее не встретите. Следом за ней стоял пикап, в кузове были сиденья, сейчас они были пусты. Солдаты в светло-синей форме гвардии стояли на тротуаре, люди старались обходить их. Это придворная, сто одиннадцатая бригада – именно она раз за разом совершает военные перевороты в интересах военной верхушки. Связываться с ними – себе дороже…

Бородатый, с погонами унтер-офицера солдат шагнул вперед, придерживая укороченный «МР5». Вот это я попал…

– Руки.

Меня быстро и профессионально обыскали, после чего солдат открыл дверь бронированной «Тойоты».

– Салам алейкум…

Али в машине не было.

– Ва алейкум салам, – ответил я, – а где Али?

– Он к нам присоединится позднее, – ответил невысокий, с птичьими чертами лица и короткой, седой бородкой офицер. – Вы искали жилье в Абботабаде на длительный срок?

– Только по средствам, – ответил я.

– Я как раз сдаю.

– И за какую цену, эфенди э…

– Бригадир Фарах. О чем говорить, надо поехать и посмотреть. Сколько не скажи «халва», слаще не станет…

– Очень мудрые слова… – сказал я, чувствуя, как по спине, несмотря на кондиционер, течет холодный пот.

Абботабад был расположен не так далеко от Пешавара, что-то около двухсот километров. Дорога туда вела очень хорошая, потому что Абботабад был излюбленным курортом для пешаварских деловых людей и офицеров. Еще дорога была хорошей потому, что ее строили в расчете на переброску войск прямо к границам Индии. Под Пешаваром стояла единственная в Пакистане танковая дивизия, и дорога была рассчитана на вес тяжелых танковых транспортеров с танками «Абрамс»[129].

Как только мы отъехали от тротуара, водитель включил крякалку и проблесковые маяки под радиаторной решеткой. «Тойота» пробивалась сквозь хаос и месиво улиц Пешавара под недобрые взгляды жителей Пешавара, которые свою власть отнюдь не жаловали. Когда выехали на шоссе, «Тойота» набрала сто тридцать – больше, видимо, не выдерживал мотор. Пикап с солдатами в кузове удерживался на хвосте – иначе в Пакистане ездить было опасно…