Читать книгу "Плата за роль Джульетты - Анна Дубчак"

— Ян, а если окажется, что Антон просто сбрендил и написал эту книгу в припадке безумия? Что будет тогда? Ты простишь нас? — жалобно поскуливала находящаяся на грани нервного срыва Анфиса, переживая за то, что это за ее женихом мы отправились в этот ночной военный поход. Ну и еще, конечно, не забывала о синих кружевах, которые Ян собирался скупить и взять с собой в Париж.

— Анфиска, не переживай! — весело отозвался Ян, вприпрыжку двигаясь между бороздами грязи, лавируя между ними, высоко поднимая ноги, обутые в резиновые сапоги, которые мы нашли в доме Ольги Блюминой. — Ночная прогулочка нам не помешает! Подышим свежим воздухом, увидим заброшенную церковь, я сделаю снимки… Даже если окажется, что и церкви-то там нет, все равно дойдем до места, сольемся с природой, развернемся и пойдем обратно.

— Церковь-то там точно есть… И люди тоже. Ну не мог Антон все это придумать. Да и шахматы эти…

— Анфиса, ну правда, успокойся, — сказала я, приобняв ее.

Я набрала в легкие побольше воздуха, а воздух был прохладный, но какой-то необыкновенный, сладкий и горький одновременно, так пахнет сама осень, настоянная на погибающих листьях, чуть тронутых тонким льдом озерцах, на дымке сжигаемого садового сора. И в небо, в непроглядную темень выпорхнула невидимая для Анфисы и Яна призрачная, как россыпь звезд, мелодия, исполняемая оркестром… Долгое вступление, наполняющее мою душу забытой радостью и заставляющее колотиться мое сердце. Словно там, впереди, где-то внизу, в невидимом для меня пространстве за мной следили тысячи глаз.

Я остановилась, схватив Яна за руку и сделав движение, притормаживая его ход, и все трое встали, посреди ночи, обвеваемые прохладным ночным ветром.

Мои руки плавно двигались в такт звучавшей во мне музыке, и вот, наконец, прозвучали несколько последних нот, взятых флейтой, и мой голос чистый, преисполненный нежности, запел, задыхаясь от волнения:

Casta diva… Casta diva che inargenti Queste sacre queste sacre Queste sacre antiche piante…

Звуки летели к небу, разрывая темноту, наполняя ее чуть заметным бледным светом.

— Ты ж моя птица, — прошептал, крепко держа меня за руку, Ян.

A noi volgi il bel sembiante A noi volgi a noi volgi A noi volgi il bel sembiante Senza nube e senza vel.

Внутри меня разверзся золотой, усыпанный бриллиантами купол, обращенный к едва наметившемуся над нашими головами лунному очертанию, из ниоткуда вдруг врывался мощный, свободно льющийся голос, пронзающий последние слои прозрачных черных облаков и навстречу

spagi in terra, spagi in terra quella pace que regnar tu fai nel ciel

выплыла, озаряя все вокруг, крупная, сияющая белым ярким светом луна.

Слезы хлынули из моих глаз, такого счастья я и не помнила, чтобы так сильно, мощно и вместе с тем нежно звучал мой голос. Оркестр внутри меня замолк, где-то вдали тысячи, миллионы слушателей аплодировали мне, и звук аплодисментов таял, растворяясь в порывах ветра…

Вот так и сходят с ума, подумала я, прикрывая рот ладонью, словно проверяя, на месте ли он, ощупывала горло, все еще не веря, что это мои голосовые связки справились с этой каватиной.

Ян обнял меня, зарылся лицом в мои руки, осыпая их поцелуями.

— Так и умереть будет не жалко, под твой голос, — сказал он, и я поняла, что он плачет.

Анфиса стояла рядом, широко расставив ноги, словно для того, чтобы не упасть, чтобы удержаться, и лицо ее, освещенное лунным светом, казалось совершенно белым. Она смотрела на меня и едва заметно качала головой. Потом, придя в себя, проговорила:

— А я устроила тебя в нашу библиотеку, вытирать пыль с книг… Это невозможно… Так нельзя… никогда себе этого не прощу.

Я улыбнулась, хотела ей что-то сказать, но голоса уже не было. Он улетел — в ночь, к луне, куда-то очень далеко, и я не знала, вернется ли он ко мне, неблагодарной, неосторожной, несерьезной, легкомысленной, глупой, не сберегшей его…

Анфиса, уже окончательно придя в себя, сняла с шеи свой шарф и обмотала им мое горло.

— Я дура, что позволила тебе идти ночью по такому холоду.

— Пойдемте, я вижу уже купола, — сказал Ян, подхватил меня под руку, и мы втроем двинулись дальше.

Место, куда привела нас Анфиса, было жутким. Вросшие в землю церковные купола с силуэтами вросших в них тонких деревьев на фоне бледно-сиреневого неба, черные развалины, напоминающие обломки гигантских зубов, сломанный, поникший огромный крест на одном из куполов.

— Вот, сюда сворачивает дорога, видите? Со стороны ее и не видно за кустами, но она есть, и это по ней проезжают машины, которые после въезжают в ворота. Думаю, мы уже близко…

Дорога шла довольно круто вниз, в темноту, и вот в этой темноте мы увидели словно нарисованный огненным карандашом светящийся прямоугольник ворот (Антон не обманул!!!). Как если бы за ними, за воротами был портал в другое измерение, в какой-нибудь солнечный город с морской набережной, наполненный нарядно одетыми людьми и голосами разносчиков, предлагающих пирожки, мороженое, воздушные шары… Во всяком случае, я почему-то представила себе именно такую картинку.

И вдруг я ужаснулась — как это могло случиться, что никто из нас во время моего пения не подумал о том, что меня могли услышать!

— Будем надеяться, что я была Нормой примерно за пару километров отсюда, — прошептала я, чувствуя, как саднит горло.

— Нет, они не слышали… — успокоила меня Анфиса.

Мы подошли почти вплотную к воротам. Безусловно, за ними была жизнь, раздавались какие-то голоса, и на самом деле пахло едой!

— Рассказать кому — не поверят, — сказал Ян, щелкая телефоном, как фотоаппаратом.

Мы пытались разглядеть, что там, за воротами, но ничего, кроме прямоугольного светящегося контура, не видели.

— Что будем делать? — просипела я.

— Ничего, — передразнил меня с улыбкой Ян. — Я все никак не могу прийти в себя от твоего пения… Вон, смотри, даже луна повелась на твой голос, решила выглянуть, чтобы увидеть тебя! Все стало видно, словно специально для нас!

— Главное, что Антон не соврал, там действительно есть люди. Может, и Юра еще жив, — сказала Анфиса.

— Сейчас, когда мы знаем, что под землей действительно могут быть люди, что здесь пахнет криминалом, а может, и смертью, надо же что-то делать, действовать! — шептала я сорванным голосом.

— Мы возвращаемся домой, — скомандовал Ян, — потом уже будем думать.

К концу нашего ночного путешествия мы выбились из сил и вошли в деревню, едва живые, промерзшие. Анфиса ругала себя, считая, что допустила непростительную ошибку, взяв меня с собой на развалины. Что меня надо было беречь, что они с Яном сильно рисковали моим здоровьем, да и безопасностью тоже. До них словно только что дошло, что все эти волнения в сочетании с холодом могут спровоцировать дисфонию связок, и без того заблокированных общим стрессом организма.