Читать книгу "Привратник - Марина и Сергей Дяченко"

В толпе посмеивались, но первым швырнуть яблоко никто не решался.

— О, как страшно! — зазывала закатил глаза. — Неужели никто не осмелится попробовать?

Руал оглядывал толпу — радостные, любопытствующие, возбуждённые зеваки. И стайкой выбирались прочь несколько хмурых, нахохлившихся студентов. Один обернулся — Руал узнал парня, похлопавшего по заду деревянную обезьяну — и горько, сочувственно взглянул в сторону человека в клетке.

К повозке тем временем протолкнулся мальчишка лет десяти, потрясая тухлым помидором, широко улыбнулся.

— Молодой человек решился! — обрадовался зазывала. — Подойди ближе, дружок, и бросай посильней!

Кто-то из актёров поставил мальчишку на повозку, тот подошёл к клетке почти вплотную — толпа замерла — примерился, целя Ильмарранену в глаз.

Руал смотрел на него сквозь прутья — мальчик как мальчик. Плотный, светловолосый, на носу царапина. Встретился с Руалом взглядом, гикнул возбуждённо, прицелился и бросил. Р-раз!

Ахнула толпа. Ильмарранен поднял лицо, залитое зловонной кашицей. Руки его были привязаны, он даже не мог обтереться.

— Где же испепеляющая магическая молния?! — комично ужаснулся зазывала.

Громко захохотал мальчишка и соскочил с повозки, потому что со всех сторон в неё тут же полетели гнилые овощи.

Руал сжался, вздрагивая от ударов; прутья не защищали его, а уклониться он не мог. Зазывалы не было слышно — так свистела и улюлюкала площадь.

Светлое небо. Смерть — понятно. Пусть казнь, пусть самая страшная. Только не… не…

Залитый нечистотами, он пытался отвернуть лицо, но зрители целились метко. Шлёп! Шлёп! Ну до чего он смешно дёргается, поглядите!

Наконец, корзинки зеленщиц иссякли, улюлюканье поутихло, и зазывала объявил следующий номер — «Фарс о Великом Ильмарранене».

Один из паяцев, натянув на голову такой же, как у Руала, дурацкий колпак и измазав щёки гнилым помидорным соком, принялся изображать Великого мага Ильмарранена, творящего чудеса. Надсадным фальцетом «маг» выкрикивал:

— Я Ильмарранен, я всемогущ! Я так ловко превратил оборотня в собаку, крысу в молочного поросёнка под соусом, а всех прочих в полных идиотов!

Остальные актёры, внимая «магу», преувеличенно разевали рты, выкатывали глаза и воздевали руки, восклицая с фальшивым благоговением: «О чудо, чудо!» Стоило шуту, однако, попытаться произнести заклинание, как куцые его штаны внезапно падали до колен, и толпа разражалась радостным смехом, а актёры заводили весёлую песню, заканчивающуюся словами «Уж как страшен, как могуч, великий маг навозных куч!»

Руал тяжело дышал, вцепившись в прутья, к которым были надёжно привязаны его руки, смотрел на щелястое дно повозки, всё в тёмных потёках, и пытался плечом вытереть залепленное гнилью лицо.

Паяц, наряженный «магом», заметил это. Прервав представление, он подскочил к клетке, подмигнул публике, взялся руками за воображаемые прутья перед собой и скопировал Ильмарранена, скопировал виртуозно, точно — и выражение его грязного лица, и позу, и движение. Площадь грохнула хохотом. Руал вздрогнул — паяц поймал и это, поймал и повторил, смешно кривляясь. Люди надрывали животы. Актёры снова запели песню о Великом маге, и повозка тронулась.

Его возили по городу, останавливаясь ненадолго на главных улицах и площадях. Шут в колпаке рассказывал всем о «подвигах» Ильмарранена, не упуская случая передразнить его случайное движение. Время от времени кто-то из публики запускал в Ильмарранена тухлым яйцом, и когда по щекам его стекали жёлтые потёки, зазывала спрашивал сочувственно:

— Ну, не отомстить ли магическим ударом? Смерчем, землетрясением? Мы же всемогущи, не так ли?

«Уж как он страшен, как могуч, великий маг навозных куч!» — распевали актёры.

Маленькая девочка, сидящая на плечах отца, размахнулась и бросила в Руала чем-то, больно ударившим его по носу.

Ильмарранен разрыдался.

Он рыдал и бился о прутья клетки, а шут передразнивал его всхлипы и судороги, и толпа улюлюкала, и стекали по Руалову лицу не слёзы, а грязные вонючие потёки.

В одну отвратительную рожу слились все лица площади, и лица всех живущих на свете слепились в одну харю, глумящуюся, разевающую в хохоте слюнявый рот, и чёрная ненависть, нет, нечто гуще и тяжелее ненависти заполнило его всего, без остатка, до кончиков пальцев, до корней волос. Выжечь всё, выжечь, как извергнувшаяся из вулкана лава выжигает траву и кусты… Лава… Он был лавой. Он уже был.

Выжечь!

Действо тем временем приближалось к концу. Сгущались сумерки, чадили двадцать четыре факела вокруг свежесколоченного помоста. Плаха была круглая и размалёванная, как барабан. Стражники, демонстративно затыкая носы, извлекли Руала из клетки и вытолкнули на помост.

Вслед за ним, кряхтя, поднялся судья в сопровождении двоих, покрытых капюшонами. Развернул изукрашенный свиток, оглядел переминающуюся толпу, отдал свиток маленькому серому писцу. Всё это Руалу виделось сквозь мутную красную пелену.

Писец читал плохо, без выражения, некоторые слова трудно было разобрать:

— Несправедливое ение магического ания карается…

— Ну скорей, скорей, скорей! — волновалась толпа.

На другом конце площади вспыхнул фейерверк.

В наступающей темноте из ничего возникали огненные дворцы, били синие фонтаны, осыпаясь искрами в каменный бассейн, вращались колёса, на которых вертелись колёсики, на которых крутились маленькие цветные волчки. С треском взлетела в осеннее небо гроздь зелёных огней.

Судья оглядел Ильмарранена глазами-дырами, хмыкнул, спросил с отеческой заботой в голосе:

— Ну, может, отречёмся всё-таки? Покаемся?

Руал вздохнул судорожно, и его вырвало. В публике свистнули. Судья брезгливо отступил.

Палач, изящный молодой человек в красной накидке, взял Ильмарранена сзади за шею и нагнул, опустив его подбородок в специальное углубление на плахе. Потом примерялся топором — Руал шеей ощутил прикосновение ледяного, как змея, лезвия.

— Ну, Ильмарранен? — где-то далеко-далеко прошелестел судья. — Последнее чудо, не так ли? Впрочем, у вас есть шанс исправиться…

На помосте зазвонили в колокольчик — внимание, мол, публика.

Выжечь… Он был потоком лавы, огненным, тёмно-красным, он огибал валуны, немо кричащие от ужаса, растения умирали от его прикосновения, огромная гора извергла его из раскалённого нутра, извергла под небо, под звезды…

Он приподнял над плахой лицо, облепленное коркой нечистот. Выговорил сухим, будто обуглившимся, языком:

— Вы… получите… своё чудо.

Кто-то нажал на его затылок и снова ткнул подбородком в углубление. От удара Руал прикусил язык.

— Ну, Ильмарранен?! — в последний раз спросил судья.