Читать книгу "Констебль с Третьего участка - Сэй Алек"

– Пусть с этим разбирается коммандер Спок, доктор, – криво усмехнулся инспектор О’Ларри. – На наш век и преступников довольно.

– Как показало это дело, шпионы часто бывают преступниками и наоборот, – ответил мистер Уоткинс.

– Но я всё равно не понимаю, зачем было убивать аббатису и монахиню… – От вываленной на меня, как из ушата, информации голова моя, казалось, начала распухать.

– Да никто мать Лукрецию убивать и не собирался, – отозвался доктор. – Как я и предполагал, намечалась кража. Нам известно, что Дэнгё-дайси был принят во многих домах, благодаря нынешней моде на всё ниппонское. Известно нам и то обстоятельство, что «Радужная нить» с чертежами кобуксонов, как именуют в Корё эти броненосцы, ушла буквально из-под носа у английской и нашей разведки прямо в обитель Святой Урсулы, что в Дубровлине. Знаем мы и то, что англичанам удалось устранить нашего агента, так что Евграфия обладала полной информацией. Чем она не обладала – так это доступом в кабинет аббатисы, поскольку исполняла роль эдакой «серенькой мышки». Зато она знала тайну происхождения сестры Анабелии и устроила якобы случайную её встречу со своим человеком. Бедная девушка рассказала о нём своей сводной сестре – так Дэнгё-дайси получил доступ в дом губернатора Тринидада, что уже не мало, – а мисс Суонн, в свою очередь, поведала о нём аббатисе. Вы наверняка помните, что и она была подвержена «ниппонскому поветрию». Дэнгё-дайси без труда получил приглашение на чайную церемонию именно тогда, когда ему это требовалось, – в день, когда дамы должны были читать старинный ниппонский роман, скрывающий в себе чертежи броненосцев. Дату этого действа Евграфии выяснить не составило ни малейшего труда, разумеется. Далее всё было просто: Евграфия попросила сестру Анабелию встретить посыльного из «Цветка вишни» и забрать у него пирожные, пока она якобы хлопочет, подготавливая домик, да находится на подхвате, ежели что. Девушка выполнила поручение и передала посылку всё той же Евграфии, которая и добавила в выпечку опий. Сама она покуда покидать аббатство не намеревалась, но и факт появления Дэнгё-дайси в нём афишировать не хотела. Он-то и должен был «обнаружить» отравленных дам и поднять тревогу, предварительно вручив чертежи Маккейну. Кто заподозрил бы его тогда? Напротив, его позиции упрочились бы. Поэтому-то она и дала одно пирожное для сестры Епифании… Прошу прощения, уже для матери Епифании, конечно. Отлично зная широкую душу и доброе сердце этой женщины, она ни капли не сомневалась, что та поделится угощением с Анабелией, так что обе монахини также окажутся отравлены. И даже то, что сестра мисс Суонн не стала есть сладкое, мало на что повлияло – девушка, скажем прямо, не академического была ума и выводов не сделала. Однако отлучка матери настоятельницы и её темперамент сыграли с Евграфией злую шутку. Увидев лежащих без чувств товарок и ведущего обыск Дэнгё-дайси, аббатиса схватила вакидзясю со стола и набросилась на лжениппонца. В завязавшейся схватке он был ранен, а Лукреция погибла. Ну а дальнейшее, до самого задержания убийцы, вы знаете.

– Да, сэр, понимаю. Она пыталась похитить чертежи любой ценой.

– Верно, – кивнул доктор Уоткинс. – При этом Маккейн оказался схвачен, а Дэнгё-дайси полиция и контрразведка плотно сели на хвост. Он был провален и попытался залечь на дно, и тут вы, констебль, смогли выудить его из мутного пруда. Когда же он был схвачен вами, мистер Вильк, а ведь едва не ушёл, подлец, никто от него этакой прыти не ждал… – Инспектор О’Ларри поморщился и потёр раненую руку. – Ей оставалось лишь одно: устранить его, покуда он не начал давать показания, для чего она и перевелась в гошпиталь Святой Маргариты. Жизненный опыт у неё был богатый и очень разнообразный, так что практически моментально её выдвинули в то самое отделение, где находился арестованный агент. Ну и денежные пациенты тоже. Похитив сигару в хьюмидоре у мистера Мексона, она подсунула её Мозесу Хайтауэру, предварительно начинив цианистым калием, конечно. На беду Евграфии, бедняга констебль решил приберечь подарок и выкурить его после дежурства, так что план провалился с треском. Именно тогда-то я и начал её подозревать и наводить справки, хотя о том, что Дэнгё-дайси попытаются устранить, безусловно, догадывался. – Доктор вздохнул. – Со спаренной сменой поделать, без риска раскрыть себя, она ничего не могла, и тут, очень удачно для неё, сержант Сёкли назначил дежурить вас в одиночку. Вы спросите меня, что я сам делал там? Так я со своим верным «гассером» ждал штурма, поскольку это был, по моему мнению, единственный для Евграфии возможный выход. Но, в третий раз за всю эту историю, в дело вмешалась её величество случайность. – Мистер Уоткинс вздохнул ещё раз. – План родился у неё моментально – импровизирует она вообще мастерски. Евграфия намекнула добряку О’Ширли, что вам неплохо бы принять что-то для бодрости, и тот заварил вам шиповник с мёдом. Перед самой партией в вист она же передала галантерейщику бутылку наливки, якобы от его соседа, прекрасно зная пагубную привычку О’Ширли принять перед сном стаканчик-другой. Покуда шла игра, она добавила яд в обе бутылки – устранить и вас, и свидетеля, и тех, кому он мог о ней проболтаться. И план сработал. Если бы не ваше недюжинное здоровье, то всё бы у Евграфии вышло, а она оказалась бы вроде как ни при чём и вновь исчезла, растворилась на просторах империи. К счастью, вы смогли её схватить и подать сигнал тревоги. А там и я подоспел. Вот такая вот история, констебль. Пойдёмте, инспектор, дадим мистеру Вильку отдохнуть и переварить услышанное.

Эва как. Единственное, о чём доктор Уоткинс не упомянул, – так это о том, каким образом сестра Розанна-Евграфия собиралась появление в пирожных опия объяснять, хотя никакой это ведь и не секрет. Пропала ниппонская книга. Отравились леди (и Фемистокл Адвокат) ниппонским же угощением. А у кого оно куплено? Правильно, у Ода Сабурами, ниппонца. Да кто бы в полиции стал разбираться, зачем он это сделал, если дело-то ясное? Промолчал доктор об этом, такт проявил.

Мистер Уоткинс и инспектор О’Ларри попрощались и собрались уходить, когда доктору попалась на глаза моя книга.

– Гомер? Однако, констебль, вы далеко пойдёте… – с удивлением произнёс он.

Через два дня брат Власий действительно выписал меня из гошпиталя. Я к тому моменту оправился уже полностью, да ещё и отъелся на казённых харчах, отоспался, опять же, так что к службе вернулся бодрый и весёлый. В тот же день мне и медаль вручили перед строем, да не абы кто, а сам эрл Чертилл сподобился. Вот нашивки пока ещё придержали – и мистер Сёкли в отставку еще не вышел (как я и думал, в то, что наливку я не пил, он не поверил), да и жюри присяжных на суде, где я должен был давать показания, смущать не хотели. Не каждый гражданский сразу поймёт, что это теперь я – сержант, а когда мать Лукрецию обнаружил, так был ещё простой патрульный констебль.

Газетчики до самого объявления даты заседания об аресте сестры Евграфии так и не пронюхали, так что почти что месяц, покуда Дэнгё-дайси не начал ходить без костылей, жизнь моя была скучна и размеренна, насколько это для копа вообще возможно. Мистер О’Хара за это же время закончил свой курсовой проект, который презентовал мне. Изображены на полотне были мистрис Афина Паллада, тянущая руку к покоящемуся на мраморной тумбе яблоку с надписью «Прекраснейшей», и Арес с моим лицом, демонстрирующий ей кукиш. Я картину у себя повесил на самом видном месте, дабы гости, значит, впечатлялись. Ну и грогох[43] чтоб своё место знал.