Читать книгу "Мировая борьба. Англосаксы против планеты - Андрей Фурсов"

Известный американский экономист Дж. Гэлбрейт подчеркивал, что, вопреки распространенному мнению, именно Великобритания была в 1940-1941 гг. натянутой военной струной, а не Германия, где даже в 1941-1944 гг. не видели необходимости в жертвах в области гражданского потребления. В 1940 г. при экономике с общим объемом производства примерно на 30 % меньшим, чем у Германии, англичане выпускали больше самолетов, почти столько же танков и гораздо больше других бронированных машин. В 1941 г. английское военное производство далеко превосходило производство Германии почти по всем показателям.

Аналогичная картина возникает при сравнении Германии и СССР военного времени. Даже в 1943 г., году сталинградско-курского перелома, в Великой Отечественной Германия обладала бóльшими, как показывают исследования, материальными возможностями, чем СССР, для производства оружия и боевой техники. В 1943 г. Германия получила больше, чем СССР, угля в 3 раза, стали – в 24, электроэнергии – в 2 раза. И тем не менее, за годы войны СССР произвел техники и вооружений в два раза больше, чем Германия.

Германия намного лучше была готова к Первой мировой войне, в канун которой немецкая промышленность производила 250 тыс. снарядов в день, англичане – 10 тыс. снарядов в месяц. Поэтому, например, в боях на линии Дунаец – Горлице немцы всего за четыре часа выпустили по русской третьей армии 700 тыс. снарядов (за всю франко-прусскую войну они выпустили 817 тыс. снарядов). Нельзя не согласиться с И. Солоневичем, который писал, что военный потенциал Вильгельма намного превосходил таковой Гитлера: «Вильгельм имел за собою 43 года мирного развития Имел военный и торговый флот. Имел огромный золотой запас – и дома, и за границей. Имел и промышленный потенциал выше тогдашнего американского».

П. Кеннеди в своей знаменитой книге «Взлёт и падение великих держав» пишет, что в 1914 г. Германия (правда, с Австро-Венгрией, но это незначительная добавка) превосходила как Россию и Францию вместе взятые, так и Великобританию в отдельности по доле в мировом промышленном производстве, по общему промышленному потенциалу и по потреблению энергии; по производству стали она превосходила все три страны вместе взятые. По военным расходам и общим затратам на мобилизацию Германия превзошла США (19,9 млн. долл. против 17,1 млн. долл.) и лишь немного уступила Великобритании (23 млн. долл.) (для сравнения: Россия – 5,4 млн. долл., Франция – 9,3 млн., Австро-Венгрия – 4,7 млн.). А вот в 1930-е годы ситуация изменилась. Хотя доля Германии в мировом промышленном производстве достигла 13,2 %, а Великобритании снизилась до 9,2 %, зато у СССР и США соответственно было 17,6 % и 28,%. При этом в 1937 г. США из национального дохода в 68 млн. долл. тратили на оборону 1,5 %, Великобритания из 22 млн. долл. – 5,7 %, Германия из 17 млн. долл. – 23,5 %, СССР из 19 млн. долл. – 26,4 %. Относительный военный потенциал держав в том же 1937 г. оценивался так: США – 41,7 %, Германия – 14,4 %, СССР – 14 %, Великобритания – 10,2 %, Франция – 4,2 %.

Все это говорит о том, что за период с 1913 по 1939 г. Германия существенно отстала от США – своего главного соперника в борьбе за гегемонию в капиталистической системе, и новая мировая война теоретически могла быть крайним средством не допустить увеличения разрыва – по крайней мере, к такому выводу приходят многие западные исследователи в объяснении конкретного механизма возникновения последней мировой войны. Однако, как я уже говорил, исследования показывают: именно к мировой войне в 1930-е годы Германия не была готова и воевать всерьез после захвата Польши не собиралась.

Чтобы тягаться с англосаксами за мировое господство, немцам нужен был тыл – так же, как Наполеону в начале XIX в. И так же, как Наполеон в начале XIX в., Гитлер в конце 1930-х годов не был уверен в прочности все того же тыла под названием «Россия». При этом положение Гитлера было хуже положения Наполеона: захват русскими нефтеносной Южной Буковины (ее вхождение в состав СССР выдвигалось Сталиным в качестве одного из условий присоединения СССР к антикоминтерновскому пакту; в декабре 1940 г. во время визита в Берлин Молотов еще раз настойчиво поднял вопрос о Южной Буковине) обездвижило бы немецкую технику.

По иронии истории именно руководитель крупного государства, на 1939 г. хуже других, готового к мировой войне, начал, развязал её, капнул последнюю каплю – и оказался единственным виновником, агрессором, Мировым Злом. Да, Гитлер, похоже, заглотнул чужую наживку. Чью? Кто ещё хотел мировой войны? Британская империя? США, СССР? Черчилль? Рузвельт, Сталин?

Хотел ли мировой войны Сталин? Теоретически – да, поскольку СССР по логике развития комстроя в его противостоянии капсистеме должен был превратиться в земшарную республику. Это – одна сторона. С другой стороны, мировая война в самой капсистеме между англосаксонскими и германскими хищниками объективно ослабляла империалистическое давление на СССР. И. А. Ильин заметил: «Советское государство хочет ускорить мировую войну, не участвуя в ней». Отсюда – игра на противоречиях двух хищных империалистических рас. Слишком сильно? Но это не сталинские слова и не оборот из советской пропаганды 1930-х годов. Вот что писал в 1900 г. М. О. Меньшиков: «Германия и Англия – вот на рубеже ХХ века торжествующие народности, не только вожди, но и истребители человечества. Наш славянский мир, как и латинский, позади этих хищных рас… Мы неудержимо отстаём в развитии народной энергии и постепенно втягиваемся в сеть англо-германского захвата. Россия ещё страшна своей государственной силой… но видимо на всех мировых поприщах уступает белокурому соседу». И далее: «Вдумываясь в тихий погром, который вносит англо-германская раса в остальное человечество, невольно сочтёшь грезу современного антихриста – Ницше, грезу о «белокуром смеющемся льве» – не мечтой безумца, а пророчеством грозным и уже осуществляющемся… Среди самих англичан и немцев идёт… структурная перестройка, борьба человеческих типов. Один какой-то сильный и хищный тип, по-видимому, поедает все остальные».

По-своему, на своём языке Меньшиков очень точно отразил англо-германскую борьбу за господство в капсистеме в 1870-1910-е годы, борьбу, которая предполагала определённый отбор определённых социальных, человеческих особей и стай (в виде организаций, партий и т. п.) и которая, как заметил русский геополитик И. И. Дусинский, не исчерпывала всех других международных вопросов, но захватывало их и присоединяло к себе. Ну а формулировка «тихий погром» – просто блеск. Правда, дважды в ХХ в. погром становился громким, и Сталин, естественно, стремился к тому, чтобы не допустить натравливания Гитлера на СССР, чтобы англосаксы и германцы сцепились между собой и чтобы СССР вступил в этот погром, когда главные противники – Рейх и англосаксы будут ослаблены. Нормальная «Realpolitik», где нет друзей, а только интересы, или, как сказал бы Р. Арон, есть намерения и есть детерминизм причин (т. е. логика истории).

Планировал ли Сталин упреждающий удар по готовящемуся к прыжку противнику, стремясь ударить его влёт? Должен был планировать. Но вот к мировой войне на рубеже 1930-х – 1940-х годов СССР готов не был.

В течение всех 1930-х годов британская верхушка активно подталкивала Гитлера к войне с СССР. Вышло, как когда-то предупреждал Н. Я. Данилевский: «Зная проницательность Англии и упорство её в достижении целей, можно ругаться, что ею не упустятся случаи вредить России и, при представившейся возможности, возбуждать против неё Европу». И далее: «Враждебная нам вообще Европа сосредоточивается собственно в чисто германскую её половину; с нею нам в будущем придётся вести свои счёты». Кроме того, у Гитлера было много симпатизантов в английском истеблишменте, считавших, что превращение России в «германскую Индию» будет на руку Британской империи и укрепит её позиции в мире, прежде всего перед лицом конкуренции со стороны США, тщетно рвавшихся на рынки Британской империи. Английская сторона, пишет М. Саркисьянц в работе «Английские корни немецкого фашизма», «ждали от гитлеровской Германии того, чего не могла дать Веймарская республика. Чего же? Того, чего в Англии официально не было, но что так пригодилось бы её империи. Английская сторона ждала, скажем, более радикальной расистско-империалистической идеологии власти с выводами в духе какого-нибудь Альфреда Розенберга, идеологии, дающей санкцию» на применение расовых законов против небелых, незападноевропейцев (негров, индийцев, славян, евреев и т. д.). И Гитлер готов был соответствовать. Вот какие заявления в 1936 г. – года берлинской Олимпиады – приводит всё тот же М. Саркисьянц: «англосаксы устало бросили поводья, мы сознаём ответственность за всех белых»; «неужели в Лондоне полагают, что перед лицом тяжкой угрозы позициям белых в мире англосаксы могут отказаться от нашей помощи в сопротивлении?.. Мы хотим совместно действовать в том духе, о каком некогда мечтали Чемберлен и Сесил Родс, в тесном союзе с англичанами, самым близким нам по крови народом». «Это… тем более необходимо, что с 1918 г. возникла тяжелейшая угроза, когда-либо нависавшая над верховенством белой расы: большевизм». Гитлер говорил о Великобритании и Германии как о двух великих империях, противопоставлял их антиимперским США и СССР.