Читать книгу "Роман с куклой - Татьяна Тронина"

– Что вы делаете! – рванулся к нему Михайловский.

– Молчи, писака… Приехал сюда хорошим людям жизнь портить… Катись в свою Москву!

– Вон! – задрожал отец Стратилат и попытался стукнуть Телятникова по лбу своим посохом. – Вон отсюда, нечисть!

– Не сметь руки распускать! – заорал воевода, едва уклонившись от посоха. – Ишь… Кольша, Гарик, а вы чего смотрите!

Михайловский почувствовал, как кто-то сзади схватил его за руки и попытался их скрутить. Он рванулся, двинул изо всех сил локтем в бородатую физиономию.

– О-ой, га-ад… Никитка, он мне нос сломал!

– Пустите меня! – Михайловский услышал, как визжит Тоня.

– Ироды проклятые… Вон отсюда! – размахивал посохом отец Стратилат и, похоже, довольно успешно – вдруг Телятников схватился за голову и присел.

– Кольша, Гарик!

– Никитка, она царапается…

Михайловский ударил кого-то – то ли Кольшу, то ли Гарика, уже не разобрать.

– Убью!

– А-а-а…

– Никитка!

Происходящее напоминало сон. Сон, постепенно переходящий в кошмар… Михайловский увидел, как один из дружинников ударил отца Стратилата – тот упал. Попытался потом подняться и не смог. Очки упали с носа старика – кто-то тут же наступил на них, хрустнуло стекло под тяжелыми сапогами.

– Тоня, беги! – с клокочущей в груди яростью Михайловский оттолкнул от девушки Телятникова. – Беги отсюда!

Тоня метнулась в темноту. Михайловский метнулся к старику, но тут его кто-то с силой ударил сзади по шее. Он упал, но тут же вскочил. Подхватил посох и изо всех сил стукнул бородача. Потом ему под руку попались Кольша с Гариком…

Михайловский возликовал – он был явно сильнее своих врагов и, кажется, побеждал…

– Мы ж тебя по-хорошему… А ты… – заорал Телятников, держась за голову и раскачиваясь. Огляделся вокруг безумными глазами и совершенно сознательно смахнул рукой керосиновую лампу на ворох рассыпавшихся в сторожке бумаг.

Огонь вспыхнул моментально – Телятников едва успел выскочить наружу, во двор.

Михайловский остолбенел.

Он не верил собственным глазам.

Дневник прапорщика Гуляева!

Огонь вовсю полыхал в церковной пристройке, искры летели наружу, языки пламени весело лизали темно-синее небо. Огонь смеялся над Михайловским, он пожирал его честолюбивые планы, уничтожал все его надежды.

Найти легендарный дневник, и тут же его потерять! Прочитать первые страницы, но так и не узнать, чем он заканчивается, в самом ли деле в нем была заключена тайна «белого» золота…

Когда Даниил Петрович Михайловский, модный писатель, столичный историк, холодный эстет и угрюмый сноб, увидел, как огонь пожирает дело всей его жизни, то потерял разум. Он забыл, кто он, он превратился в зверя.

Он хотел уничтожить Никиту Телятникова.

Он хотел убить человека…

Ударил воеводу кулаком в челюсть – тот отлетел назад и упал на спину, потом отшвырнул от себя Кольшу с Гариком, которые бросились на подмогу своему командиру, и схватил камень – большой, увесистый, от развалившейся ограды. Замахнулся, намереваясь размозжить Телятникову голову.

Тот перекатился в сторону, судорожно рванул из-под себя ружье, прицелился, полулежа…

Все это длилось какие-то доли секунды на фоне разбушевавшегося огня. Михайловский жаждал отомстить за свои сожженные надежды, за Тонин страх, за отца Стратилата – и о последствиях не думал. Он хотел убить Никиту Телятникова, и все тут.

Но Михайловский успел сделать всего лишь один шаг. Выстрела он не слышал – из-за треска и гудения огня, криков и некоей отстраненности собственного сознания. Он только увидел, как дернулось ружье в руках Телятникова, а потом ощутил удар прямо в грудь.

Камень как-то чересчур легко выскользнул у него из рук, и Михайловский упал, удивляясь собственной беспомощности. Боли не ощутил – лишь смесь негодования и изумления. Что это было?.. Почему?..

Михайловский закрыл глаза, и его понес какой-то неведомый вихрь – далеко, далеко… Смутно, краем сознания, продолжал слышать голоса, но происходящее его уже совершенно не волновало.

– Гад! Ах ты, гад! – орал Телятников. – Кольша, Гарик – видели, что этот гад сотворить хотел?.. У-у, падла! Еще чуток – и убил бы меня!

– Никитка… Никитка, а батя-то что скажет?..

– Ты ему прямо в грудь…

– Жив?

– А бог его знает… Вроде не дышит… Али дышит?

– Никитка, батя ж не велел его убивать! Что батя-то скажет? Он только припугнуть просил да в ерапорт отвезть… Никитка-а!

– Да что вы орете, дурни! – неожиданно зло заорал Телятников. – Цыц! Я ж оборонялся… Сами видели – это самооборона была!

Михайловский с полнейшим равнодушием слушал этот разговор. Ему было все равно, только дышать вдруг стало как-то тяжело и неприятно…

Вокруг него бегали, кричали, а он продолжал кружиться в неведомом вихре. Он был словно лист с дерева, подхваченный ветром. Он полностью покорился судьбе.

– Никитка, а свидетели? – Голоса отдалились, но были по-прежнему слышны.

– Да хрен с ними! Кто их слушать будет… Девка да выживший из ума старик! А этого писателя теперича в живых оставлять нельзя.

– Никитка, а батя-то что скажет? – плаксиво ныл то ли Кольша, то ли Гарик.

– А скажем ему, что писатель в тайге сгинул! Пошел, да не вернулся! Это ж тайга… Заблудился он, медведь задрал, в болоте утоп… Да мало ли что с городским человеком в тайге могло случиться! Не виноватые мы, он сам дурак!

– Никитка, а ну дык батя не поверит…

– Поверит!

– Никитка, а ну дык этого писателя из Москвы искать приедут…

– Не приедут! – заорал Телятников. – Кому он нужен?! Это ж вам не депутат какой, не министр… Не американец, не французишка – ну, в смысле, другие страны претензий к нам тоже не предъявят… Он никто, понимаете – никто!!!

Михайловский почувствовал, как его обнимают чьи-то руки, куда-то тянут.

– Даниил Петрович, миленький! – услышал он жаркий Тонин шепот. – Уходить надо… Скорее, Даниил Петрович!

Уходить никуда не хотелось. Хотелось быть листом, сорванным с дерева – а не беллетристом Михайловским, к которому были какие-то неведомые претензии у местных братков и какого-то там загадочного бати…

Но тем не менее он дрыгнул ногой, уперся ею в землю.

– М-м-м? – спросил он.

– Идемте, Даниил Петрович… Только тише, тише, пока они не смотрят!

Тоня, перекинув его руку себе через плечо, упорно влекла раненого вперед, в темноту. Михайловский по инерции перебирал ногами.