Читать книгу "Отель сокровенных желаний - Антон Леонтьев"

— Очень даже докажем. Кровь на ваших аляповатых штиблетах… Кровь на дне кофра, при помощи которого вы увезли тело Зинаиды Пугач из «Петрополиса»… Одеяние слесаря, найденное среди ваших вещей…

Невероятным усилием воли взяв себя в руки, князь заявил:

— Какую одежду я у себя храню и в какую ряжусь, это мое дело! Хоть в женский лифчик, это не преступление и никакая не улика. Кровь наверняка попала на мои штиблеты и кофр, когда я вез его по коридору, где, в свою очередь, осталась кровь после убийства…

Возникла пауза, и пожилой профессор произнес мекающим тоном:

— Но, свет мой, Пашенька, ведь это не отменяет того, что это вы сделали?

Тот усмехнулся и, постукивая ногтями по полированной поверхности стойки администратора, заявил:

— Я же сказал, что у меня дипломатический иммунитет! Да, вы объявите меня персоной нон грата и вышлите в двадцать четыре часа, но свою миссию я уже выполнил. В Берлине мной очень довольны. А рисковать затеять скандал и провоцировать нашего фюрера на военные действия ваши вожди, конечно, из-за столь ничтожного инцидента не будут. Но, так и быть, я удовлетворю ваше любопытство. Все было так, как вы и описали, фрау Антонина. За исключением одной маленькой, но крайне важной детали: когда я проник в номер сто восемьдесят четыре, дабы ликвидировать Зинаиду, она была уже мертва! Кто-то придушил эту блудницу ее же шарфом!

Он хохотнул и завершил свое признание:

— Тело я, с изъявлением мысленной благодарности в адрес неведомого мне убийцы, взял и использовал для своих целей. А кисть левой руки, каюсь, оттяпал именно я и оставил посреди комнаты. По-томсойеровски, соглашусь. Однако ж непременно хотел отблагодарить ваше заведение этим презентом за радушие! И в ознаменование того факта, что эта гостиница построена на участке, некогда принадлежавшем нашей семье. Тем более мне показалось крайне занятным, что в номере сто восемьдесят четыре уже находили труп без левой кисти, и мне было по-мальчишески весело, что в этот раз снова найдут — только кисть без трупа!

— Я же сказал, склонность к садизму и редкостный цинизм! — проблеял профессор.

Антонина, спокойно взирая на князя-фотографа, сказала:

— Я вам не верю. Это вы убили Зинаиду, а историю о якобы обнаруженном вами трупе выдумали, чтобы все запутать и отчасти обелить себя!

Фон Зейдлиц, он же князь Захарьин-Кошкин, пожал плечами:

— Я сказал вам все, как оно было на самом деле. Верите вы этому или нет, дело ваше. Мне, защищенному дипломатическим иммунитетом, нет смысла врать и не признаваться в убийстве, ведь мне за это все равно ничего не грозит. Кроме немедленной высылки. Мне самому интересно, кто ж кокнул ее и почему снова в номере сто восемьдесят четыре, но разгадку сей тайны, видимо, уже никогда не узнать!

Поклонившись, он раздвинул людей в форме и проговорил:

— Мне пора собирать вещи, ведь нота об объявлении меня персоной нон грата поступит в ближайшие часы. Так что не поминайте лихом! Даст бог, свидимся! Не исключено, здесь, в Питере и в «Петрополисе»… Причем скоро. Когда все это станет нашим…

Прихватив ключ, князь вприпрыжку помчался по лестнице, а Антонина упрямо повторила:

— Я вам не верю…

Антонина смотрела на снующих по холлу «Петрополиса» гостей, на Роберта, который помогал пожилой чете, на смеющихся детей и с ласковой улыбкой взирающий на все это огромный портрет товарища Сталина над входом.

Утро как утро, только разве что на дворе вместо июня уже первый день июля. Все как всегда — или все же нет?

Фон Зейдлица, который в действительности был князем Захарьиным-Кошкиным, объявили персоной нон грата и потребовали в течение двадцати четырех часов покинуть Советский Союз. Впрочем, тому понадобилось гораздо меньше времени, чтобы, завершив диверсионную миссию в Ленинграде, отбыть на специально присланном за ним из Берлина самолете восвояси.

Профессора Пугача освободили, сняв с него обвинения в причастности к убийству молодой супруги, однако от связанных с этим переживаний ученый заработал инсульт и находился теперь в больнице, прикованный к капельнице. Прогноз врачей был неутешительный: даже если профессору и суждено выжить, он никогда в дальнейшем не сможет заниматься наукой и военными разработками.

То есть, несмотря на разоблачение, князь-фотограф вполне сумел осуществить свой хитроумный вражеский план, лишив Страну Советов выдающегося ученого.

Зато Людочка вышла из комы, пошла на поправку и, посетив свою давнюю приятельницу в «Петрополисе», горячо ее благодарила за все, что Антонина сделала для нее.

— Пустяки, — сказала Антонина. — Ничего такого особенного я не сделала…

Она тогда подумала, что жизнерадостной Людочке, которая, пока была в коме, пропустив все события, лучше не знать подробностей — ни о смерти своей хозяйки, ни о допросе хозяина, ни о всяких прочих вещах.

— Тонечка, я же теперь без работы! — заголосила Людочка. — Анастас Никифорович преставился, Зинаида…

Она перекрестилась и вздохнула, впрочем, скорее всего ради приличия, нежели по причине великой скорби, вызванной кончиной ветреной особы.

— Кто меня возьмет? — причитала она. — Кому я нужна?

Антонина обняла подругу и сказала, что для нее найдется хорошее место в «Петрополисе». Людочка, которая именно это и рассчитывала услышать, воссияла, бросилась подруге на шею, облобызала ее и завела разговор о своих хворях.

Со своими обязанностями Людочка справлялась не очень, однако не увольнять же ее! Вот и сейчас Антонина заметила, что Людочка, вместо того чтобы помочь постояльцам, болтает с одной из горничных, вздохнула и, когда та посмотрела на нее, сделала строгое лицо. Все же Людочка должна научиться понимать, что она для нее на рабочем месте не приятельница, готовая на многое закрывать глаза, а требовательная начальница.

Мысленно Антонина снова вернулась к недавнему происшествию. Широкой общественности, конечно же, ничего о подробностях ужасного инцидента в «Петрополисе» известно не стало. Даже тот факт, что в номере 184 была найдена отрубленная кисть человеческой руки, нигде не упоминался, что породило массу нелепых слухов и еще более нелепых «рассказов очевидцев».

Все это очень напоминало случай из давних дореволюционных времен, когда в «Петрополисе» в этом же номере было найдено тело певицы мадам Розальды — только с отрезанной левой кистью!

Антонина вздохнула и украдкой посмотрела на сына Роберта, который чувствовал себя в «Петрополисе» как рыба в воде: со всеми находил нужный язык, умел разрешить любую проблему, никогда не впадал в уныние и не повышал голоса.

Да, у нее был прекрасный сын и великолепный продолжатель ее дела. Вернее, их дела: дела хранителей традиций и духа «Петрополиса». И пусть отель не принадлежал им, Величай все равно в какой-то степени были его владельцами, его мозговым центром и преданными слугами…