Читать книгу "Ночь на хуторе близ Диканьки - Андрей Белянин"

– Паныч, вы де?

– А тебе зачем?

Откуда-то из серого облака выплеснулась волна ледяной воды, и кузнец взвизгнул не хуже своей Оксаны.

– А-а-аю-уй, пресвятые угодники-и! От же доберусь до вас веником!

Николя, разумеется, догадался, что угроза сия относится к нему, а не к святым угодникам, и плеснул ещё раз, но уже горячей. Вакула зарычал и пошёл вершить мстительное воздействие, наугад размахивая букетом берёзовых веток с мокрыми листиками. Парни, хохоча, лупасили друг дружку мокрыми вениками, прикрываясь шайками, как щитами. Вот ведь усы уже у обоих пробиваются, а всё ровно дети малые. Мужчины, что тут скажешь…

А вот когда час спустя они сидели в предбаннике на лавке в одном исподнем, красные, взлохмаченные, довольные, только-только собираясь принять по стопочке (вовсе даже не горилки, а лечебной настойки на берёзовых бруньках), как в дверь осторожно поскреблись…

– Возношу-у благодарственную молитву Христу Господу-у за то, что направил стопы мои-и у сторону вашей хаты, дражайшая Соло-оха, – козлиным голоском пропели с той стороны двери. – Отверзитесь же за-ради-и душевной беседы на богоугодные-е темы с лицом духовного-о звания!

– Ой, та я ж уся голая?! – старательно пропищал Николя.

– Скромность ваша-а, прекрасная пани Соло-оха, вне сомнения, достоинством своим превосхо-одит саму библейскую Сусанну-у, – едва не захлёбываясь слюной от вожделения, продолжал дьяк. – Пустите-е уже, не то, прости господи, прямо тут и взорвуся-а-а…

Вакула молча встал и, отворив дверь, за химок втащил дьяка в предбанник.

– Здоровеньки булы, Осип Никифорович, з каким ветром мимо нашей хаты?

– Так я до вашей маменьки-и… ик?!

– В баню?

– А хоть бы и в баню, – неожиданно проявил последнюю храбрость тощий дьяк, прекрасно отдавая себе отчёт, что, по всей видимости, будет тут же и похоронен без креста и отпевания. – Да чтоб ты знал, дубина стоеросовая, священнослужитель должен по первому зову прийти на помощь душе мятущейся, страждущей с благой вестью об избавлении от искушения греховного!

– В бане? – гнул своё кузнец, скатывая козлобородого любителя бороться с грехом усугублением оного наподобие того, как бабы скатывают пуховые перины для переезда в новый дом.

– Ввергаюсь во тьму-у-у кромешную, – успел простонать на прощанье Осип Никифорович, исчезая в мешке из-под угля.

– Тьфу, от же порода жеребячая, тока руки замарал! Ще тут псалмы мне петь собрался, гад…

– Тсс, – Николя быстро прикрыл рот другу, – там ещё кто-то топает!

Вакула быстро завязал мешок и, встав на изготовку у двери, замер, прислушиваясь. Он поднял к груди тяжёлые кулаки, а Николя, молча кивнув, повторил на бис, как в Нежинском театре:

– Ой, лышенько, це хто?

– Та то я, Солоха, твой козаченек Чубчик! – басовитым шёпотом раздалось из-за двери.

– Открывать? – одними губами спросил смутившийся гимназист. – Всё-таки отец твоей Оксаны. Можно сказать, будущий тесть.

– Чую я, шо он ко мне больше в батьки метит, – сдвинул упрямые брови кузнец. – А коли у их с моей мамонькой шуры-муры в полную полюбовность сойдутся, то вже не видать мне Оксанки як ушей своих. Ну, открывайте ж!

Николя кивнул, скинул крючок и открыл двери.

В единый миг степенный козак Чуб, в коем весу было не менее доброго полтавского кабана (а может, и поболее, ежели считать с сапогами и шапкой), был подхвачен могучей рукой за грудки и ввергнут в предбанник.

– Га?! Хлопцы, а де Солоха?

– У хате, – вежливо ответил кузнец. – А вам шо до неё?

– А то не твого ума дило, – важно ответил дебелый Чуб, поскольку ничего не испугался, да и чего б ему тут бояться – в бане с двумя парубками? – Я козак вдовый, Солоха тоже не замужем. Отчего бы нам з того и не испить чаю на ночь глядя?

– В бане, – понимающе переглянулись Вакула и Николя.

– От шо я вам кажу, хлопци, – после секундного размышления решил папа Оксаны, разглаживая длинные усы. – Коли вы вже у бани, та, может, тут и подождите ще трохи? До рассвету, а?

Щёки Вакулы мгновенно стали пунцовыми, как те яйца, что дети раскрашивают на Святую Пасху.

– А я вам вона ще горилку оставлю, шоб не заскучали. – Недалёкий самоубийца сунул руку за пазуху, извлекая добрый штоф самопальной водки с перцем. – Ох и ядрёна-а! З ног сшибает, шо копыто моего мерина! Я-то думал себе Солоху угостить дружелюбного общения ради, як между добрыми соседями водитьс…

– Солоха, ты тут? – неожиданно раздался ещё один прокуренный бас. Причём говоривший даже не пытался сделать голос на полтона ниже.

– Пан голова, – ошарашенно прошептал Чуб, беспомощно озираясь. – А от ему-то, женатому кобелюке, якого беса тут надо?!

– Я здеся. – Тем же фальцетом, не дожидаясь команды, Николя проявил разумную (или не очень) инициативу. – А що ж вы без предупреждения, пан голова? Може, я тут уся голая?

– Так уж прям и уся?

– Та я щас оденусь, – пропел молодой человек, а побледневший Вакула покрутил пальцем у виска. – Что не так-то? Ты вообще молчишь, я один выкручиваюсь, как могу…

Но Николя прекрасно отдавал себе отчет, что подобные шуточки с представителем высшей власти на селе уже изрядно припахивали вольнодумством и могли легко заслужить батогов. А у нас в Малороссии с такими вещами не церемонятся и дела в долгий ящик не откладывают…

– Хлопци, спрячьте ж меня куда-нибудь, – взмолился козак Чуб. – Но так, шоб я своими очами бачив, як тот вражий сын, шоб ему по ночи в своей же хате на сале пидскользнуться да задом на кота хряпнуться, до моей Солохи домогаеться!

– Вашей? Та вы женитесь сперва.

– И женюсь!

– От женитесь, тогда и будете указывать, шо нам робить да как!

– Ах ты ж, щенок. – Вспыхнувший Чуб поднял было руку на закусившего удила Вакулу, но в дверь властно ударили кулаком.

– Солоха, отворяй! Бо в твоей хате шум який-то, буде хто тарелки колотит та ругается матерски, так, шо поневоле заслушаешься. – В голосе сельского головы отчётливо звучали самые игривые нотки. – Так, може, там воры? Може, то нечистый шалит? Може, нам з тобою лучше у той же баньке отсидеться, от греха подальше, а? А?!

Приятели быстро переглянулись и в четыре руки засунули степенного козака Чуба в мешок с дьяком. Снизу пискнуло, чихнуло, хрустнуло, выматерилось, но не протестовало. И правильно.

Дальше вопрос об том, открывать или не открывать дверь, встал ребром! Голова был мужчина видный, массивный, в плечах не меньше Вакулы, а ежели в рост, так, пожалуй, ещё и на голову выше.