Читать книгу "Эйнштейн гуляет по Луне. Наука и искусство запоминания - Джошуа Фоер"

Тот факт, что Бьюзен может ездить по миру и выступать со скандальными заявлениями о мозге и при этом пользоваться доверием и почетом, свидетельствует о том, насколько неразведанной областью остается пока мировая наука о мозге и как сильно люди жаждут поверить в то, что их память можно улучшить. Правда в том, что руководство по эксплуатации мозга, которое Бьюзен тщетно искал еще в университетские годы, все еще не написано.

Но, несмотря на преувеличения и псевдонаучные заявления, к которым Бьюзен прибегает, продвигая свои интеллект-карты, в действительности существует и научное подтверждение того, что система работает. Исследователи из Лондонского Университета недавно попросили группу студентов прочитать текст из шести сотен слов и предварительно обучили половину из них делать заметки с помощью интеллект-карт. Другая половина должна была вести обычные записи. После проверки через неделю выяснилось, что студенты, пользовавшиеся при работе над этим текстом интеллект-картами, удержали в памяти на 10 % больше фактических знаний, чем их товарищи, использовавшие традиционные техники составления заметок. Возможно, это незначительный разрыв, но и он имеет значение.

После того как я попытался законспектировать с помощью изобретения Бьюзена несколько частей этой книги, я пришел к выводу, что интеллект-карты полезны в наибольшей степени потому, что они требуют осознанного подхода. В отличие от стандартных техник интеллект-карта не может быть создана на автопилоте. Я вижу это как достаточно действенное средство для анализа и организации информации, но вряд ли как «инструмент использования всех возможностей мозга» или «революционную систему», какой ее представляет Бьюзен.

Реймон Мэттьюс не сомневается в эффективности интеллект-карт для тренировки памяти. В конце года каждый из его учеников должен создать сложную детализированную интеллект-карту по всему учебнику истории США. Большинство созданных студентами карт представляют собой целый тройной стенд со стрелками к каждому слову и образу, от Плимутского камня в одном углу до Моники Левински в другом. «Когда им придется отвечать на вопрос о причинах Первой мировой войны на экзамене по программе подготовки к поступлению в колледж[159], они могут просто восстановить в памяти часть этой карты, и вся необходимая информация сразу же всплывет в голове», — говорит Мэттьюс. На этом участке карты должны быть изображены черная рука, символизирующая Сербскую националистическую организацию, к которой принадлежал убийца эрцгерцога Франца Фердинанда; далее — обутый в кроссовки пулемет как воплощение гонки вооружений, захлестнувшей Европу в начале XX в.; и следом пара треугольников для обозначения Антанты и Тройственного союза.

Мэттьюс использует любую возможность превратить факты в образы. «Моим студентам было трудно постичь различие между экономическими системами Ленина и Сталина, — рассказал он мне. — Я ответил им: „Представьте, Ленин сидит в туалете и мучается запором из-за своего нэпа. Сталин заходит туда и спрашивает: „Что ты здесь делаешь?“ А Ленин отвечает: „Землю, мир и хлеб““. Они никогда не забудут этот образ».

Критики такого рода мнемоники обоснованно указывают на то, что она формирует знания, не привязанные к определенному контексту. Это поверхностные знания, ярчайший пример заучивания без понимания. Это обучение с помощью программ PowerPoint или, хуже того, кратких изложений. Действительно, что образы Ленина и Сталина в туалете могут сказать о коммунистической экономике? Но Мэттьюс считает, что надо с чего-то начинать — и почему бы не начать с закладывания в сознание студентов образов, которые вряд ли забудутся?

Если информация «в одно ухо входит и из другого выходит», это чаще всего знак того, что ей не за что зацепиться. С этой проблемой я лично столкнулся не так давно в Шанхае, где я провел три дня, работая над репортажем. Я столько лет учился, но каким-то невероятным образом умудрился не узнать даже самых базовых фактов из китайской истории. Я никогда не видел разницы между Мин и Цин и не знал, что Кубла Хан был реальной личностью. Я провел все свое время в Шанхае, слоняясь по городу как любой добросовестный турист, посещая музеи, стараясь сформировать хотя бы поверхностное впечатление о китайской культуре и истории. Но из увиденного я практически ничего не смог вынести. Было так много всего, что я не мог воспринять, не мог оценить, — а все потому, что я не знал основных фактов, к которым можно было бы привязать новые. Это было не простое незнание, но невозможность учиться.

Этот парадокс — чтобы получить знания, требуется знание, — был отмечен в исследовании, в ходе которого ученые попросили группу бейсбольных фанатов[160](экспертов в терминологии Эрикссона) и группу менее активных поклонников этой игры прочитать детальное описание половины иннинга[161]бейсбольного матча. После этого психологи протестировали, насколько хорошо каждая из групп помнит это описание. Фанаты выстраивали свои воспоминания вокруг элементов, связанных с игрой, как то игрок нападения и пробежки. Они смогли в деталях восстановить прочитанный рассказ. Можно было даже предположить, что они читают протокол игры. Менее ярые поклонники запомнили меньше важных деталей, касающихся игры, и больше поверхностной информации вроде погоды. Поскольку в их памяти отсутствовало представление об игре, они не смогли обработать информацию, которая в них поступала. Они не чувствовали, что важно, а что можно опустить. Не могли вспомнить самое значимое. Без концептуального каркаса, в который можно было бы поместить то, что они узнали, они оказались почти беспамятны.

Нужно ли теперь говорить о двух третях американских подростках, не имеющих понятия, когда была Гражданская война? Или о 20 % тех, кто не знает, против кого воевали Соединенные Штаты во Второй мировой войне? Или о 40 %, считающих, что в центре сюжета «Алой буквы» — либо процесс над ведьмами, либо чья-то переписка[162]. Прогрессивная образовательная реформа достигла многого. Она сделала школу более привлекательной и куда более интересной. Но мы расплатились за это тем, что многое потеряли как личности и граждане. Память — это то, как мы передаем достижения и ценности и пользуемся общей культурой.

Конечно же, цель образования — не просто впихнуть в головы школьников массу фактов, а привести учащихся к их пониманию. Реймон Мэттьюс согласен с этим, как никто другой. «Я воспитываю мыслителей, а не просто людей, способных повторить то, что я им говорю», — утверждает он. Но даже если факты не будут сами собой приводить к пониманию, понимание без знания фактов в любом случае невозможно. И, что существенно, чем больше ты знаешь, тем легче узнавать новое. Память — как паутина, захватывающая новую информацию. Чем больше она захватывает, тем больше растет. А чем больше она становится, тем больше всего сможет захватить.