Читать книгу "Ключ. Последняя Москва - Наталья Громова"

Алла Тарасова в роли Финочки в спектакле МХТ «Зеленое кольцо». 1916

Варвара обосновалась в квартире Тарасовых в результате родственного обмена. После долгих скитаний ей наконец дали комнату в коммуналке на Кировской. Она прожила там сравнительно недолго, и подруга Леонилла Тарасова и ее дочь Алла стали уговаривать Варвару перебираться к ним, так как с бытом ей в одиночку все равно не справиться. Комнату же на Кировской предполагалось отдать внучке Гале Калиновской, будущей актрисе МХАТа, которая воспитывалась Леониллой в семье Аллы. Варвару же Тарасовы заверили, что будут ухаживать и помогать ей во всем. Предложение показалось В.Г. заманчивым, тем более что ее жизнь была тесно связана с их семьей.

Тарасовских детей Варвара знала и воспитывала с самого рождения, а для маленькой Аллочки, с детским именем Ай, написала не одну пьесу, которую девочка исполняла в домашнем театре. Когда Аллочка подросла, в нее влюбился гардемарин Александр Кузьмин, за которого она и вышла замуж. Потом она приехала из Киева в Москву, где начала театральную карьеру. На экзамене в Художественный театр – это был 1913 год – Алла успешно прочитала монолог Жанны д’Арк и была принята в труппу самим Станиславским.

Алла Тарасова жила в Москве или у Варвары Григорьевны, или у ее подруг. Первая роль, которая принесла ей огромный успех, была в пьесе Гиппиус «Зеленое кольцо». В ней рассказывалось о девушках и юношах, объединенных в кружок, где они разговаривали о сложных вопросах насущной жизни. Это было невероятно близко Алле Тарасовой по кружку «Радость», собрания которого она посещала вместе с Олечкой Бессарабовой. Наставника молодежи в спектакле сыграл стареющий Алексей Стахович, к которому спустя годы Марина Цветаева обратит свою горькую эпитафию.

Аллочка, видимо, была влюблена в Стаховича; когда у нее родился сын, она назвала его в честь своего кумира – Алексеем. Надо сказать, что в ту пору Алла Тарасова не однажды пересекалась и с Цветаевой. Самыми близкими подругами актрисы в то время были Сонечка Голлидэй, которая тоже играла в «Зеленом кольце», и Вера Редлих, будущий режиссер, а тогда близкая подруга Эфронов и Цветаевой по Коктебелю.

Через Варвару Григорьевну Алла была знакома с большим кругом ее московских и киевских друзей.

Снова их пути пересеклись уже в Москве, куда после нескольких лет странствий по странам мира так называемая «качаловская группа», прощенная советским правительством, вернулась для продолжения работы в МХАТе.

Переезд в дом Тарасовых будет иметь для Варвары отдаленные горькие последствия. Она назовет это «чечевичной похлебкой», за которую продала свою свободу.

«Наконец у меня подобие „своего угла“. Купили ширмы и отгородили три четверти занимаемой мною территории от остальной комнаты. Отгорожены – кровать, пол письменного стола, стул и маленький ночной столик…

И между ними есть такие, какие совсем не имеют жилплощади (состоят на учете!), живут в каких-то кухнях, в полусараях, в чуланах, скитаются по чужим углам (как я жила в ожидании комнаты на Кировской около года)».

В конце тридцатых годов Алла Тарасова сыграла центральную роль в спектакле «Анна Каренина», высоко оцененную Сталиным; ее осыпают всевозможными наградами. Люди ночами выстаивают за билетами на спектакль, толпы ломятся в театр так, что их вынуждена сдерживать конная милиция.

Что это было? Страстная любовь к искусству? Скорее попытка увидеть на сцене прежнюю блестящую жизнь, красиво одетых мужчин и женщин, иной тип поведения, другой мир и другие отношения.

В это же время в Аллу влюбляется Москвин. И спустя время старый актер фактически становится мужем молодой, стремительно взлетевшей вверх актрисы. Варвара всегда считала, что Москвин с его мягкой интеллигентностью благотворно влиял на все семейство и на Аллу тоже.

В конце войны в доме появится новый хозяин – генерал Пронин. Из Германии на самолетах в тарасовскую квартиру поплывут сервизы, вещи, мебель. И тогда незаметно в семье возникнет непреходящий вопрос, почему Варвара так долго живет на свете, нельзя ли ее переселить в инвалидный дом. Чтобы не побуждать когда-то близких себе людей и дальше обсуждать эту тему, «старый Мирович», завернувшись в ветхий плащ, будет уходить в темную Москву, чтобы найти себе очередной ночлег.

Проходящим и ушедшим

Оленя ранили стрелой, а лань здоровая смеется…

У. Шекспир. «Гамлет»

Главная драма Варвары Григорьевны в конце темных тридцатых годов – страшный разрыв между горем вокруг и благополучием Тарасовской семьи. Очень тяжкая обстановка была в доме Добровых. Филипп Александрович болел, денег зарабатывал мало, семья жила трудно, постоянно продавая вещи.

А здесь, в доме Аллы Тарасовой, под яркими хрустальными люстрами, – всегда красиво накрытые столы, икра, балык, фрукты – всё то, что никогда не увидят другие Варварины друзья.

«Боже мой, Боже мой! Как ожестели сердца! Можно любоваться закатами, заботиться о том, чтоб поудобнее был стол у кровати, рвать колокольчики, смеяться с детьми, читать биографию Бейля – в то время как человек, который когда-то любил, который тебе отдал лучшую часть своей молодости, мучается, гибнет, затерялся в пугающей душу безвестности…

…Но ведь Бог не покинул, не может покинуть мир. И „если мы – дети Бога, значит, можно ничего не бояться и ни о чем не жалеть“», – пишет Варвара Григорьевна.

Она всегда видит чужие боль и бедность, оттого ей так трудно в эти годы даже выходить на улицу.

«Я и Анна (подруга Варвары. – Н.Г. ), две в комфортных условиях живущие старухи, обе в теплых одеждах и в перчатках, со свежими „от Филиппова“ булками в руках. Тут же в трамвае – до отребьев бедно одетая, с изможденным, скорбным лицом старушка, по-видимому, „интеллигентка“. Руки без перчаток, ботинки без калош, порванные.

– Куда она пойдет? Что будет есть? Где будет спать?

Мы обменялись этими вопросами и пошли пить чай с белой булкой и с сыром. Предложить ей какой-нибудь рубль было страшно, чтобы ее не обидеть».

Весной 1941 года умер Филлип Добров. Люди стояли перед окнами и дверьми, провожая любимого доктора. Потом арестованному Даниилу один из следователей скажет, что доктор Добров был тайный монархист, надо было его раньше посадить. А вот он взял и выкрутился.

«Ему были созвучны творения философов, живших на вершине человеческой мысли, и великих поэтов, – писала Варвара Григорьевна через несколько дней после его смерти. – Он не замечал заплат на своем пиджаке, тесноты своей щелки, где стояла его кровать, отгороженная занавеской от кровати свояченицы (Екатерины Михайловны. – Н.Г. ), а в трех шагах тут же спала домработница. Не замечал иногда и того, как мечется в хозяйственных заботах и нуждах его жена, как часто не замечал, как бывает ей трудно свести концы с концами в зыбком бюджете вольно практикующего врача (смешно и неправдоподобно, что, прослуживши сорок лет заведующим терапевтическим отделением в Городской больнице, он получал, выйдя в отставку, 200 руб. пенсии)».