Читать книгу "Под флагом России - Никита Кузнецов"

Число ежегодно убиваемых котиков теперь не превышает десяти тысяч, но раньше убой был гораздо значительнее и доходил тысяч до сорока; хищничество и отсутствие рациональных забот сделали то, что богатый промысел в несколько лет невероятно уменьшился. В настоящее время размеры убоя определяет начальник Командорских островов, который обязан смотреть за тем, чтобы убивали лишь молодых секачей-самцов и не трогали самок и старых секачей.

Самый убой производится палками, которыми алеуты наносят котику удары по голове, представляющей у него самую нежную часть тела. Общий вид командорского котика, подобно котику на Тюленьем острове, довольно странен и непригляден: то же длинное, неуклюжее туловище, маленькая головка с торчащими усами, черные без выражения, точно пуговицы, небольшие глазки, серая довольно редкая щетина, прикрывающая черный подшерсток, дающий известный в употреблении котиковый мех, короткий хвост и небольшие плавники, которыми он искусно управляется как в воде, так и на суше — вот общий облик этого совершенно безобидного в мире животного. Зубы котика довольно велики и остры, но сам котик добродушен и скорее страшен его рев, чем он сам. Наши матросы вначале боялись их, но потом, увидев их безобидность, дразнили котиков и пытались даже ловить их чуть ли не руками. Котики рычали на них, до смешного яростно наливали глаза кровью, бежали за ними, но наши матросы шутливо увертывались от них и даже успевали дернуть их за хвост или за усы.

На Командорских островах котики устраивают свои лежбища, выводят здесь своих детенышей и живут до поздней осени; зиму они проводят где-то в другом месте, которое в точности до сих пор не известно. Эти лежбища и охраняют алеуты, которые здесь на островах составляют род сторожевой милиции. Охраной на море является военное судно, плавающее здесь ежегодно месяцев 6—7; оно крейсирует вокруг острова и ловит хищнические шхуны. По существующим законам убой котиков разрешается только в открытом море, а полоса в 3 мили вокруг Командорских островов считается принадлежащей Котиковой компании: встреченная здесь шхуна конфискуется, груз ее отбирается, а самые владельцы и экипаж судна отдаются под суд. В действительности, охрана промыслов сведена к одной лишь форме: хищнические шхуны преспокойно занимаются убоем котиков и, лишь завидев вдалеке дымок военного судна, переходят на нейтральную зону. По крайней мере мы в течение целого лета так и не задержали ни одной шхуны, и только в виде трофея увезли с островов человек до пятидесяти японцев и других хищников, задержанных еще до нашего прихода у самого берега отважными алеутами... Кроме котиков на Командорских островах водятся голубые песцы и бобры, но по своим качествам последние далеко уступают знаменитым камчатским бобрам, убиваемым на мысе Лопатке.

Помимо всех этих богатств на островах ничего больше нет. Растительность здесь почти отсутствует: лишаи, мхи, небольшие кустарники и густая трава — вот все, что представляет жалкую флору этих далеких, мало известных наших островов.

Самая поверхность их очень гориста и не лишена мрачной живописности. Земледелие на островах почти невозможно, и кроме жалких огородов у алеутов ничего нет. Живут они на острове Беринге в селении Никольском и на острове Медном в селении Преображенском. Только в этих селениях и обитаемы Командорские острова, остальная же часть их мертва и лишена всякой жизни.

Самые селения представляют два маленьких жалких села, дома в них деревянные, плохо приспособленные для жизни. В каждом селении есть церковь и потребительская лавка Котиковой компании. Жителей на обоих островах не свыше 500 человек.

Оба эти острова — Беринг и Медный — вместе с несколькими другими маленькими составляют группу Командорских островов. Один из них назван Берингом в честь командора Беринга, открывшего их. Знаменитый мореплаватель даже умер на нем.

На Командорских островах раньше хозяйничала Северо-Американская компания, живо уменьшившая убой котиков; теперь ими владеет Общество котиковых промыслов, которое очень прибыльно эксплуатирует их. Жизнь на этих островах крайне тяжела и с ней охотно мирятся одни лишь служащие этой компании, русским же чиновникам, заброшенным службою в эти проклятые Богом места, она дает очень мало радостей. Единственным для них утешением являются отпуски в Америку, Японию и редкие приезды в Петропавловск. Летом для них развлечением служит приход военного корабля, зимой же они совершенно заброшены среди безбрежного Великого океана. Пароходных сообщений никаких нет, и связь островов с остальным миром поддерживается несколькими небольшими шхунами, принадлежащими Котиковой компании...

Побывав в обоих селениях — Никольском и Преображенском, — мы осмотрели острова и занялись своим тяжелым крейсерством, стараясь изловить и выследить хищнические шхуны. Целых 10 дней крейсировали мы день и ночь, но все шхуны словно в воду канули, — мы так ни одной и не поймали. Наконец, на десятый день у нас кончились запасы угля и мы принуждены были вернуться в Петропавловск...

Погрузившись в Петропавловске углем, мы снова отправились в крейсерство, но на этот раз уже не на Командорские острова, а на мыс Лопатку, где согласно инструкции должны были охранять бобровые промыслы...

В последних промыслах мы приняли самое активное участие, так как не только привезли оттуда убитых бобров, но даже участвовали в Петропавловске на аукционе при продаже их. Количество знаменитых камчатских бобров, убиваемых ежегодно, очень невелико и не превосходит 10—12; мы привезли всего лишь 8. Среди них был только один небольшой, все же другие отличались крупными размерами. Особенный восторг вызвал старый, седой бобр, шерсть которого так и отливала серебром; длина его доходила до сажени.

Все бобры были сданы начальнику Петропавловской округи, и через несколько дней после их привоза был устроен аукцион. Цены даже там на месте оказались очень высокими, и самый маленький бобрик пошел на аукционе за 450 рублей; старый седой бобр был продан за 950 рублей. Эти цены, как выяснилось потом, по приходе нашем во Владивосток, почти утроились, и офицеру, купившему самого маленького бобра, предлагали за глаза, не видав даже шкуры, тысячу рублей.

Поход во Владивосток

Как ни оригинальны и интересны были места на Камчатке и островах, где нам приходилось все время крейсировать, но тем не менее, проплавав там 6 месяцев, мы начали сильно томиться и мечтать о своем возвращении во Владивосток. К тому же уже наступили холода, вся зелень пожелтела, начались жестокие шторма, да и самые промыслы, которые были вверены нашей охране, закончили все свои работы...

В октябре месяце, при первых морозах, транспорт «Якут» отправился в обратный путь и пошел снова на Тюлений остров, чтобы, захватив там оставленную команду, идти далее во Владивосток...

На обратном походе погода все время стояла ужасная: пурга, снег и непрерывные шторма сильно измучили нас, и самая искренняя радость овладела нами, когда, после 7-месячных диких скитаний мы, наконец, очутились снова во Владивостоке...

БИОГРАФИЧЕСКАЯ ИНФОРМАЦИЯ ОБ ОФИЦЕРАХ РОССИЙСКОГО ФЛОТА, УПОМЯНУТЫХ В КНИГЕ

Брандт Виктор Теодорович (1.01.1849—23.10.1907). Окончил Морское училище (1869), произведен в мичманы (1871). В 1869—1871 плавал в Балтийском и Черном морях. В 1872—1879 — служил на Балтийском флоте. В 1880 перешел во Владивосток на пароходе «Россия». 1884—1885 — старший офицер клипера «Абрек», участвовал в выполнении гидрографических работ. Капитан 2-го ранга (13.04.1886). В 1886—1889 служил на Балтийском флоте. В 1889 переведен в Сибирскую флотилию и назначен командовать шхуной «Алеут». С 24.10.1890 — помощник командующего Сибирской флотилией. 5.11.1891 назначен командиром канонерской лодки «Манджур». 17.03.1893 назначен заведующим Сибирским флотским экипажем. 8.09.1893 переведен на Балтийский флот. В 1897—1903 командовал Сибирским флотским экипажем. 28.10.1903 отчислен от должности и переведен на Балтийский флот. 5.01.1904 произведен в контр-адмиралы с увольнением от службы. Скончался в Санкт-Петербурге. Похоронен на Смоленском лютеранском кладбище. Награды: орден Святого Станислава 2-й ст. (1890); орден Святого Владимира 4-й ст. с бантом (1895); орден Святой Анны 2-й ст. (1899); орден Святого Владимира 3-й степени (1902).