Читать книгу "Грехи отцов - Сергей Зверев"

Он с насмешкой глядел на Егора, на пистолет в его руке и шутовски поднял руки:

– Валяй, убей меня, я все равно не жилец…

– К делу, – оборвал его Егор, – или колено тебе прострелю. Этого хочешь?

Федерат опустил руки, прижал ладони к стене. Неподалеку заходились лаем псы, слышались встревоженные голоса, и свет фонарей будто стал ярче. Егор поднялся с места и подошел к Федерату, держа его на прицеле.

– Зачем, спрашиваю…

– Потом я служить пошел, Наташка замуж вышла, потом развелась, потом нового мужика себе нашла, рожала от каждого одного за другим, как ненормальная. Ей родительская квартира досталась, а свою дед мне оставил, даже завещание написал. И пропал вместе с бабкой. Я вернулся, в квартире чужие люди живут, документы мне показали, будто дед им жилье продал. Я к юристу – он говорит, все в порядке, сделка законная, и прав у меня на квартиру нет. Я тогда подумал, что здесь нечисто, не мог дед меня вот так на улицу выкинуть…

Он умолк, Егор отошел на шаг назад, выдохнул и прикусил губу. Все, можно не продолжать, уже понятно, что будет дальше. Орехов, ну ты и сука, чтоб тебе в гробу перевернуться, скольким ты жизнь сломал…

– Я к братве обратился, но мало что узнал. Свели меня с каким-то гробовщиком, Волков вроде фамилия. Я пришел на «Северное», нашел его, пригрозил, что шею ему сверну, и он мне могилу показал, где бабка лежит. Я глянул, а там яма здоровенная, старые доски из земли торчат, и все. А Волков и говорит: собаки труп вытащили, обычное дело – закопали неглубоко, да еще зимой дело было, зверье голодное. А деда, говорит, не видел. Может, в лес отвезли, может, в другом месте закопали, он не в курсе. И человека назвал, кто эти делами занимался.

– Орехов.

Федерат кивнул и сполз по стенке на траву и снова закашлялся, но приступ закончился быстро. Чурсин вытер губы и прижался затылком к кирпичам:

– Как собак закопали, безымянных, без могил, без креста. А они нам вместо отца и матери были, без них мы бы с Наташкой в детдоме сдохли. Я много «двухсотых» видел, и огнестрельных, и минно-взрывных, но чтобы человека вот так просто псам скормить… И я подумал, что так нельзя, это не по-божески.

«А голову прострелить – это по-божески?» – Егор молчал, он не мог разобраться ни в себе, ни в том кошмаре, что обрушил на него Федерат. Он и прав и виноват, он убийца и судья, и он скоро умрет. И он нужен Орехову, и его нельзя отдавать…

– Я знал, что твоему отцу нужны люди вроде меня, с опытом, – заговорил Чурсин, – я пришел наниматься к его человеку, понравился ему и стал работать у вас…

– А чего к Орехову не пошел? – спросил Егор. – Так было бы проще.

– Совпадение, – просто сказал Федерат, – так получилось. Я на дембель пришел с «боевыми» на кармане, думал, дом свой обустрою, семью заведу. А тут такое дело, что хоть на улице ночуй. Ну, снял я угол себе, работу мне твой отец дал, а потом я узнал, как дело было. Купил в Москве у бандитов «весло», почти все, что на Кавказе заработал, отдать пришлось, выждал момент и исполнил папашу дружка твоего. Потом ствол разобрал и по частям выкинул…

Федерат вытер лоб рукавом хламиды, хрипло выдохнул и закрыл глаза. Посидел так с полминуты и проговорил негромко:

– Это не так просто, как тебе кажется, – убить человека, особенно когда видишь его каждый день. Я мог сорваться и наделать глупостей, если бы работал на Орехова, для меня в тот момент ничего важнее не было, чем покончить с ним, а со стороны наблюдать и готовиться было проще. Я знал, что он враг твоего отца и киллера первым делом стали бы искать на вашей стороне, я рисковал, но мне все удалось. И меня уже не было в городе, когда погиб твой отец.

Сердце колотилось где-то в горле, язык не слушался, «стечкин» плясал в руках. Сорваться он мог, наделать глупостей… Все просчитал, паскудник, все продумал и спрятался на стороне врага, ловко перевел стрелки. Егор моментально вспомнил те дни – и постоянный страх, и неизвестность, и машины у подъезда, и «сотрудники», безвылазно сидевшие в их квартире, перепуганную мать. И бледного растерянного Влада на пустой площади, и отзвуки вальса, еще летавшие над ней.

– Ну ты и скот, – с трудом выговорил Егор, – моим отцом прикрывался, решал свои проблемы, наплевал на нас…

– Я вас спас, если ты забыл, – отозвался Федерат, – ты мог бы уже в могиле сгнить.

Мог, это он в точку. Те люди сработали профессионально, и странно было бы ждать иного от фэйсов, но тогда все обошлось. А Федерат сам помирать не собирался и ловко обставил убийц, спасая прежде всего свою шкуру, ведь до последнего звонка тогда оставалась еще неделя с лишним.

– Пошли, – Егор толкнул Федерата в плечо, – поднимайся. С тобой один человек поговорить хочет. Поднимайся, сволочь, или шею тебе сверну и с обрыва сброшу, будешь три дня подыхать, пока тебя собаки не сожрут…

Подумал, что убить умирающего невеликий подвиг, а сам Федерат лишь того и ждет, но подействовало. Чурсин с трудом поднялся на ноги, отдышался и хрипло сказал:

– Ты обещал, так что проваливай…

Егор рванул его за рукав, толкнул перед собой, и Чурсин свалился на колени. Егор дернул его за ворот, потащил вперед.

– Давай, шевелись. – Он боялся одного: выстрелить Федерату в затылок, держался из последних сил. Федерат поднялся на ноги и уперся ладонями в колени. Он в упор глядел на Егора, и тот невольно отступил – и заяц, загнанный в угол, может броситься на охотника, а Федерат сейчас вдвойне опасен.

– Убивать я тебя не буду, – как мог спокойно сказал Егор, – не дождешься. Я тебя обменяю.

– На что? – Федерат вытер выступившую на губах кровь.

Егор толкнул Чурсина к забору:

– Давай, веди. Где тут у вас дырка?

Оказалось, что недалеко, не доходя десятка шагов до угла, в стене обнаружился искомый лаз, прикрытый листом гипсокартона. Федерат пробрался в щель меж битых кирпичей первым, Егор шел за ним, не выпуская «стечкина» из рук, шел наугад, на шум. Под ногами что-то сочно хрустнуло, как оказалось, те самые широкие листья, в темноте они казались черными. Федерат, согнувшись на один бок, топал по полю, брел, не разбирая дороги. Егор догнал его, потянул вбок, в сторону темневшего на фоне ночи недостроенного пролета моста. Черт знает почему, но ему не терпелось оказаться как можно дальше от стен скита, от непотребств, лжи и людской подлости, кишевших за забором скита, как гадюки в болоте.

Федерат брел, еле переставляя ноги, постоянно запинался и тяжело дышал. Он то и дело хватался руками то за горло, то прижимал ладони к груди, жутко кашлял и останавливался. Егор сбавил ход, и, как ни хотелось поскорее убраться подальше отсюда, дождался Чурсина, и пошел рядом, приноравливаясь под его шаг. Как-никак Федерата следовало беречь, это единственный живой свидетель ореховских дел, и Влад узнает много интересного, а также прокуратура – как раз их тема.

Кое-как миновали поле, перебрались через грядки, увязая в мокрой рыхлой земле, пересекли тропку, что тянулась вдоль поля, и оказались в редкой лесополосе. Она точно чертой делила владения сестер и внешний мир: за березками шла полоса песка, перемешанного с щебенкой, виднелись бытовки – на первый взгляд пустые, – громоздились сложенные стопкой бетонные плиты и прочий стройматериал. Федерат плюхнулся на траву и дышал, как загнанный пес, Егор остановился напротив, ждал, когда Чурсин придет в себя.