Читать книгу "Мужчина и женщина. Тело, мода, культура. СССР - оттепель - Наталия Лебина"

Изменению конфигурации гендерного уклада в огромной степени способствовало внедрение в советскую повседневность женских брюк как некой партикулярной одежды. Конечно, и до начала десталинизации женщины в СССР надевали на себя нечто более комфортное и удобное, чем платья и юбки. Об этом с определенной иронией пишет мемуаристка Т.Е. Дервиз: «Ватные стеганные штаны в ансамбле с телогрейкой на тяжелых физических уличных работах – пожалуйста! Просторные шаровары с резинкой на поясе и у щиколотки, сатиновые и байковые, темных расцветок, для занятий спортом – обязательно! <…> Чего ж вам боле?!» (Дервиз 2011: 71). Эта одежда презентовала сталинскую модель женственности, в ней сочетались черты жвачного животного, предназначенного прежде всего для воспроизводства потомства и безотказного в тяжелой работе механизма. О полной асексуальности рабочей униформы, одинаковых для мужчин и женщин валенок, тулупов, а главное, теплых штанов, вскользь упоминал В.П. Аксенов в повести «Апельсины из Марокко»: «Из-за угла вышла группа девиц, казавшихся очень неуклюжими и бесформенными в тулупах и валенках. <…> [Люся] побежала прочь, неуклюже переваливаясь в своих больших валенках. Даже нельзя представить в этот момент, что у нее фигура Дианы» (Аксенов 2005: 373, 374).

В западной послевоенной моде дамские брюки, хотя и являлись элементом стиля унисекс, тем не менее придавали женщинам особый флер эротизма и сексуальности (подробнее см.: Бар 2012). В СССР в середине 1950-х годов этот вид одежды еще вызывал бурю негодования. Студенток-«штанишниц» высмеивал и бичевал в стенгазете историко-архивного института ныне известный писатель и публицист, тогда еще студент Э.Я. Радзинский (Аксютин 2004: 244). А.И. Аджубей вспоминал, что в ряде министерств женщин, рискнувших облачиться в брюки, не допускали в служебные помещения (Аджубей 1989: 109). Поэтесса Э.В. Лурье вспоминала, что в конце 1950-х годов девушек в брюках не пускали в студенческий зал Публичной библиотеки в Ленинграде (Лурье 2007: 486).

Конечно, никаких нормативных решений по поводу одежды в стиле унисекс власти, равно как и общественные организации, не принимали. Все сведения, связанные с осуждением женских брюк, почерпнуты из нарративных источников или опросов, сделанных уже в начале XXI века. И мемуаристы, и респонденты всегда с видимым удовольствием рассказывают о притеснениях «штанишниц» (Дервиз 2011: 74). Однако источники иного характера свидетельствуют о том, что представления властей о «приличии в моде» постепенно становились более демократичными. В начале 1960-х годов официальная школа моделирования, сосредоточенная в домах моделей, декларировала такие принципы создания костюма, как «лаконизм решения, четкие пропорции, плавные линии» (Одежда и быт 1962: 1). Это отвечало общемировым тенденциям высокой моды и было одобрено советскими идеологами и властью. В Ленинграде, например, на заседании постоянной комиссии по легкой промышленности при горисполкоме в октябре 1959 года было предложено сделать модный силуэт более спортивным и строгим. Модельеры осмелились начать разработку фасонов женских брюк. В 1960 году журнал «Работница» признал женские брюки вполне приемлемыми для прогулок, занятий спортом, домашнего досуга (Работница 1960в: 31). Более того, они даже в представлении апологетически настроенной интеллигенции стали рассматриваться как одежда, украшающая женщину, поднимающая ее на новый уровень сексуальности. В.А. Кочетов в романе «Секретарь обкома» посвятил целый абзац описанию брюк супруги главного героя, партийного работника Денисова: «София Павловна немало потрудилась над тем, чтобы одежды ее для такой поездки были удобны и в то же время, чтобы она выглядела в них соответствующим образом. Она сшила несколько комбинезонов, с лямками, с медными пряжечками, с карманами и карманчиками, застегивающимися большими красивыми пуговицами. Затворившись в спальне, она перед зеркалом тщательно осматривала себя в таких одеждах со всех сторон. Кое-что у нее было немножко больше, чем бы хотелось: брюки и лямки комбинезонов это подчеркивали с излишней старательностью. Но ничего, ничего. Хуже, когда меньше, чем надо. Ничего» (Кочетов 1961а: 85–86).

В 1962 году журнал «Работница» с явным назидательным осуждением писал: «Среди мам распространено мнение, что брюки можно носить только дочерям. А разве мамы во время отдыха не катаются на велосипеде, не ходят на прогулки в горы, не играют в волейбол?» (Работница 1962в: 31). Это означало явную легализацию брюк, хотя и с частичным поражением в правах. Но важнее было другое обстоятельство – проникновение в советскую моду уже укрепившегося на Западе стиля унисекс, свидетельствующего об изменениях в гендерном укладе в СССР (подробнее см.: Клингсейс 2008). Своеобразные стадии этого процесса зафиксированы в ранних повестях В.П. Аксенова. В «Коллегах» подруга Зеленина Инна появляется в «узких серых брючках» лишь один раз, и то потому, что приезжает на велосипеде (Аксенов 2005: 17). Для героини «Звездного билета» Галки Бодровой черные брючки выше щиколотки и блузка на манер мужской рубашки, обязательно с закатанными рукавами, – почти привычный наряд, пригодный и для дороги, и для дружеского общения (там же: 231, 339). В повести «Апельсины из Марокко» стиль унисекс, непременной частью которого являются уже не просто брюки, а джинсы, вообще выглядит нормой женской одежды. В обыденной жизни Катя – жена геолога Кичекьяна и объект любовных переживаний Николая Калчанова и Сергея Орлова – «в толстой вязаной кофте и синих джинсиках, а на ногах, как у всех… огромные ботинки» (там же: 377).

В СССР джинсовый бум начался лишь во второй половине 1970-х годов. До этого, примерно с конца 1950-х годов, советские люди иногда позволяли себе надеть некое подобие джинсов – «техасы», производимые в странах народной демократии. Старшее поколение называло их брюками со швами наружу (Герман 2000: 266). «Техасы» носили в домашней обстановке, на отдыхе, иногда их рассматривали и как удобный вид рабочей одежды, но не более. А главное, их надевали пока только мужчины. В повести А.Н. Рыбакова «Приключения Кроша» (1960–1961) толстый и неуклюжий модник Вадим на практике на автобазе появился «в финских, очень узких, в обтяжку, прошитых вдоль и поперек белыми нитками». Писатель не удерживается от слов похвальбы в адрес джинсов: «Это хорошие удобные брюки, с множеством карманов». Однако внутренняя цензура все же заставляет А.Н. Рыбакова прибавить следующую фразу: «Но толстому Вадиму они были узки. Он в них не мог ни сесть, ни встать. Они даже не застегивались у него на животе» (Рыбаков 2007: 33). У более раскованного В.П. Аксенова главный герой «Звездного билета» Димка Денисов – это человек, на котором «штаны неизвестного… происхождения» – на самом деле черные джинсы (Аксенов 2005: 195). В середине 1960-х годов слово «джинсы» – «узкие брюки из плотной хлопчатобумажной ткани, прошитые цветными нитками» – лингвисты отнесли к неологизмам конца эпохи хрущевских реформ (Новые слова и значения 1971: 155).

Унисексуальность женских брюк в восприятии советских людей подмечена в эссе филолога Р. Фрумкиной. Она пишет: «Услышав, что нашелся портной, который готов сшить мне брюки (дамские брюки, кроме сугубо спортивных штанов, у нас не продавались), отец [профессиональный текстильщик на пенсии] не без решительности сказал, что пойдет со мной покупать материал. В отделе тканей ГУМа… отец довольно быстро остановил свой выбор на черном фрачном сукне (это не сукно, а шерстяная ткань особо высокого качества). Эти брюки я носила лет десять с осени до лета» (Фрумкина 2007: 225–226). Символичным выглядит и сам факт участия мужчины, в данном случае отца, в подготовке процесса пошива брюк и выбор для женской одежды сугубо мужского материала. Стоит отметить, что некоторые частные портные, на первых порах не рисковавшие сделать на женских брюках ширинку, использовали застежку «ланцбант» так называемого морского фасона. Это был ярко выраженный унисекс.