Читать книгу "Красота - Кэти Пайпер"

Постепенно я научилась распечатывать документы и составлять электронные таблицы. Открыла банковский счет и еще один для безналичного расчета, купила несколько элегантных твидовых жакетов, подходящих для работы в офисе. Кроме того, я часто встречалась с представителями других благотворительных организаций. Конечно, меня всегда кто-нибудь сопровождал, но я училась без страха заходить в комнату, где полно незнакомых людей. Чувствовать, что все смотрят на мое лицо, и не убегать в слезах. Теперь у меня есть цель: наша благотворительная организация должна стать успешной.

У нас не было средств, чтобы нанять служащих, поэтому мне приходилось допоздна засиживаться в офисе самой. Джонатан, конечно, был недоволен. Он хотел создать нормальную семью. Но я была не готова. Пока не готова. Мне не хотелось терять снова обретенную независимость. Не хотелось во всем полагаться на мужчину — даже такого замечательного, как он. Мне были слишком дороги моя независимость и дело, которым я занималась.

— У нас с тобой разные цели! — воскликнула я во время одного из наших многочисленных споров.

Джонатан в свое время стал для меня эмоциональным дефибриллятором. Он вдохнул жизнь в мое сердце, в то время как я была уверена, что оно уже умерло. Он давал мне чувство защищенности, когда мне это было жизненно необходимо. Он умел видеть сквозь шрамы и показал мне, что я заслуживаю любви, как любая другая девушка. Он считал меня красивой, позволял снова чувствовать себя сексуальной, желанной. В тот момент, чтобы вернуться к полноценной жизни, мне было нужно именно это. Но теперь я уже не была только жертвой. Я стала сильнее, самодостаточнее, у меня появились цели, которых я обязательно достигну. И хотя Джонатан был рад за меня, это означало, что нам больше не быть вместе.

— Береги себя. — Мы поцеловались в последний раз. Между нами все кончено.

Когда я рассказала о разрыве родителям, по их озабоченным, встревоженным взглядам поняла — они думают, что я сломаюсь. Но этого не произошло. Осознание того, что у меня, при всех моих увечьях, был парень и решение остаться одной я приняла самостоятельно, помогло мне выстоять. Я могла остаться с Джонатаном и постараться залатать возникшие в отношениях трещины. Но я должна была идти своим путем до конца. Однако я всегда буду благодарна Джонатану за все, что он для меня сделал.

Конечно, я чувствовала себя одинокой — мне не хватало нежности, ласки. Впрочем, дни мои были заняты до предела. У меня просто не было времени хандрить: я разрывалась между консультациями у врачей, подгонкой брекетов, которые наконец поставила, чтобы выровнять зубы, и посещением больниц в благотворительных целях. Мистер Джавад постоянно был на связи. Кроме того, от воспоминаний о разрыве с Джонатаном меня отвлекали всякие приятные хлопоты, например, день со стилистом в «Топшопе», который мы провели вместе с сестрой. Под руководством профессионала мы один за другим примеряли сотни нарядов. Сьюзи так сияла от удовольствия, и я вдруг поняла: она рада, что я снова стала для нее старшей сестрой. Страсть к модной одежде играла огромную роль в моей прежней жизни. И когда она вернулась ко мне, я почувствовала себя уверенней, свободней.

Однажды Мэгз повела меня на церемонию вручения наград в сфере телевидения и радиовещания в лондонском отеле «Дорчестер». Я сумела заставить себя расслабиться и получать удовольствие от происходящего, хотя была там единственным человеком со шрамами от ожогов. Конечно, как было бы в моей прежней жизни, я не впадала в эйфорию от общения с такими людьми, как Лоренс Ллевеллин-Боуэн, Имонн Холмз, Рут Лэнгсфорд и Крис Эванс. Однако мне было приятно находиться среди людей, благожелательно относящихся ко мне, приятно, что меня принимают в обществе, которое, как я считала, могло отвергнуть меня. Мне даже довелось представлять Международный фонд защиты жертв нападений с применением кислоты на церемонии вручения наград азиатской музыки. А еще я побывала на Даунинг-стрит в рамках Международной недели защиты прав женщин. И каждый раз мне приходилось щипать себя, чтобы поверить: это все происходит на самом деле. Я находилась в одной комнате с премьер-министром Гордоном Брауном! Я, Кэти Пайпер!

Наблюдая, как я в изысканном черном платье от «Карен Миллен» разговариваю с мистером Джавадом и Энни Леннокс, вероятно, можно было решить, что я полностью оправилась от пережитого. Увы, это не так. И хотя водила машину и везде ездила самостоятельно, я никогда — никогда — не ходила по улицам Лондона одна. Я имела смелость рассказать всему миру о своих страхах, но теперь, благодаря тому навязчивому психу, осознала, насколько беззащитной сделал меня этот жест. Даже находясь в салоне автомобиля, я могла запаниковать, если видела мужчину в капюшоне, шедшего в мою сторону. При любом проявлении насилия и жестокости — в реальной ли жизни, или на экране — я не могла сдержать слез. Как-то, остановившись на красный свет, я стала свидетелем драки велосипедиста и водителя авто — и разрыдалась. Я боялась любых электроприборов и не раз вызывала раздражение близких, тайком выбрасывая старые фены и вентиляторы. Меня пугали люди, подходившие ко мне на улице, как та девушка, которая внезапно закричала у меня за спиной «Кэти!» и схватила меня за руку. Она просто хотела сказать, что видела наш фильм, а я чуть не потеряла сознание от страха. Что до нескромных взглядов прохожих, то я к ним привыкла: хотя они по-прежнему смущали меня, я больше не испытывала стыда. Иногда я не обращала на них внимания, а иной раз демонстративно таращилась в ответ.

— Что у вас с лицом? — спросила меня как-то женщина у газетного киоска. И вместо того чтобы объяснить ей, я изобразила удивление.

— Что вы имеете в виду? Оно что, в крови? — ахнула я.

— Да нет, — запинаясь, пробормотала она.

Получила? Вот так! Я пошла прочь.

Теперь, глядя на себя в зеркало, я уже не так тосковала по своему прежнему лицу. Какой смысл? Его не вернуть. Сколько бы я ни лечилась, лицо никогда не восстановится полностью. Это было сродни потере близкого человека или болезненному разрыву отношений. Я прошла несколько стадий: от отрицания к гневу, от гнева к приятию. Я повторяла себе, что многие люди оказались в худшем положении, чем я. И все же скучала по своей прежней красоте. Случались неудачные дни, когда макияж не ложился, как следует; или я примеряла красивое платье и вдруг понимала, что на ком-нибудь другом, не изуродованном, оно смотрелось бы лучше; или горячие бигуди обжигали ухо… Тогда я взрывалась. Я заливалась злыми слезами и думала, что если бы знала о нападении заранее, то весь день перед этим наряжалась и любовалась бы собой. Я нанесла бы изысканный макияж, накрасила губы ярко-красной помадой и насладилась бы каждым мгновением, стараясь насмотреться на себя еще красивую.

В начале апреля 2010 года мы с мамой опять полетели в Стамбул на второй курс лечения с использованием стволовых клеток. В день приезда мы пошли в местный ресторанчик пообедать и долго говорили, чего уже давно не делали. Я впервые рассказала ей о галлюцинациях, которые мучили меня в больнице, — хотя, конечно, утаила самые ужасные моменты. Я подумала, что мама и так настрадалась, незачем расстраивать ее еще больше.

— Вы с папой, пожалуй, лучше всех понимаете, через что мне пришлось пройти, — сказала я.