Читать книгу "Эндер в изгнании - Орсон Скотт Кард"

– А ты моя сестра. Я должен щекотать тебя до тех пор, пока ты не описаешься или не расплачешься. Или и то и другое.

Это он и попытался осуществить, хотя, конечно, так далеко заходить не стал. Или если она и описалась, так лишь самую малость, а затем сильно ударила его по руке, отчего он воскликнул: «Ох!» – так нахально и саркастично, что она поняла: он притворяется, что ему не больно, хотя на самом деле больно. Но он это заслужил. Он действительно вел себя гадко по отношению к Алессандре, причем ему было на это наплевать, и даже хуже – он считал, что может все отрицать. Эндер просто жалок.

Весь остаток дня Эндер размышлял о словах Валентины. Он знал, чтó планируется, и это было в интересах самой Алессандры, но он допустил оплошность, если девушка действительно в него влюбилась. Предполагалось, что их отношения ограничатся дружбой, доверием, может быть, благодарностью. Как отношения брата и сестры. Вот только Алессандра – не Валентина. Она не справлялась. Она приходила к выводам не так быстро, как Вэл, – или приходила не к тем же выводам. Алессандра не могла удержать свою часть груза.

«Где мне найти того, на ком я смогу жениться?» – подумал Эндер. Нигде и никогда, если сравнивать всех кандидаток с Валентиной.

«Ну хорошо, да, я знаю, что вызвал у Алессандры чувства. Мне нравится, когда она на меня так смотрит. Петра никогда на меня так не смотрела, и никто другой тоже не смотрел. Такие взгляды нравятся. Гормоны пробуждаются, и я чувствую возбуждение. Это весело. Мне пятнадцать. Я никогда не говорил ей ничего такого, что обманывало бы ее в моих намерениях, и никогда – ни разу! – не дал сигнала о физическом влечении. Ну так застрелите меня за то, что я ей нравлюсь и делаю так, чтобы нравиться и дальше. Здесь что, есть правила? Либо полностью игнорировать ее, чтобы она ощутила свою ничтожность, либо жениться на ней тут же, не сходя с места? Это что, все варианты?»

Но глубоко внутри его терзал вопрос: «А не Питер ли я? Не использую ли я других людей в своих целях? Меняет ли дело то, что я намерен добиться такого результата, который позволит ей получить шанс на счастье? Я ее не спрашиваю, я не даю ей возможность выбора. Я ею манипулирую. Я выстраиваю мир для нее, чтобы она делала определенный выбор и предпринимала определенные действия, которые заставят других людей делать то, что я хочу от них, и…»

И что? Разве есть другой вариант? Пассивно позволить событиям идти своим чередом, а потом сказать: «У-у, как все запущено»? Разве все мы не манипулируем людьми? Даже если открыто просим их сделать выбор, не пытаемся ли мы обставить его так, чтобы они выбрали то, что нужно нам?

Если бы я сказал ей, чего собираюсь добиться, она, наверное, согласилась бы со мной. Пошла бы на это добровольно.

Но достаточно ли она хорошая актриса, чтобы не дать понять матери, что кое-что вот-вот случится? Чтобы та не заставила раскрыть все карты? Алессандра по-прежнему оставалась такой маминой дочкой, что Эндер не верил, будто она способна сохранить от матери секрет – если только очень ненадолго. И если Алессандра раскроет его игру, самой Алессандре от этого ничего не будет – она окажется там же, где была, – а вот он потеряет все. Неужели у меня нет права стать частью этого уравнения, взвесить свое счастье, свое будущее? И если как губернатор я окажусь лучше адмирала Моргана, не должен и я приложить все усилия, чтобы стать губернатором и не позволить Моргану занять этот пост?

По-прежнему идет война, пусть в ней нет оружия, помимо слов и улыбок. Я должен собраться с силами, воспользоваться преимуществами территории и попытаться сойтись с более мощным противником в обстоятельствах, которые нейтрализуют его преимущества. Алессандра – личность, да, но ведь и каждый солдат личность, каждая пешка в большой игре – личность. Мною воспользовались, чтобы я победил в войне. Теперь я воспользуюсь кем-то еще. И все – «во имя общего блага».

Но под всеми этими рассуждениями о морали скрывалось кое-что еще. Эндер это чувствовал. Зуд, голод, сильное желание. То был его внутренний шимпанзе. Животное, которое почуяло в Алессандре женщину. «Избрал ли я этот план, эти инструменты потому, что они подходят лучше всего? Или я выбрал их, потому что они позволят мне быть рядом с хорошенькой девушкой, которая жаждет моей любви?»

Так что, может быть, Валентина совершенно права.

«Но если она действительно права… тогда что? Я не могу вернуть все то внимание, которое обращал на Алессандру. Мне что, внезапно стать к ней равнодушным, без всякой на то причины? Будет ли это худшей манипуляцией?

Могу ли я хоть иногда отключить мозг, стать безволосой обезьяной, положившей глаз на доступную самку?»

Нет.

– И как долго ты собираешься играть с Эндером Виггином в эту игру? – спросила Дорабелла.

– Игру? – удивилась Алессандра.

– Очевидно, он тобою увлечен, – сказала Дорабелла. – Ты всегда в центре его внимания, и я видела, как он тебе улыбается. Ты ему нравишься.

– Как сестра, – вздохнула Алессандра.

– Он застенчив.

Алессандра снова вздохнула.

– Не вздыхай так тяжко, – сказала Дорабелла.

– О, так в твоем присутствии мне даже дышать нельзя?

– Не вынуждай щипать тебя за нос и насильно кормить печеньками.

– Мам, я не могу контролировать то, что он делает.

– Но ты можешь контролировать себя.

– Эндер – не адмирал Морган.

– Да, Эндер – не он. Он мальчик. У него совсем нет опыта. Мальчик, которого можно вести, которому нужно помогать и все показывать.

– Что показывать, мам? Ты предлагаешь мне сделать что?

– Дорогая моя, сладкая фея-доча, – сказала Дорабелла, – это не для тебя и не для меня. Это исключительно для блага самого Эндера Виггина.

Алессандра закатила глаза. Она была такой юной!

– Закатывать глаза – не ответ, сладкая моя фея!

– Мам, все те, кто совершает самые ужасные поступки, всегда говорят, что это для блага других.

– Но в этом случае я вполне права. Видишь ли, мы с адмиралом Морганом сблизились. Стали очень-очень близки.

– Ты с ним спишь?

Прежде чем Дорабелла осознала, что делает, ее рука взлетела в воздух, намереваясь отвесить пощечину. Но вовремя остановилась.

– Ох, ты посмотри, – сказала она. – Моя рука решила побыть не моей, а бабкиной.

Голос Алессандры слегка дрогнул.

– Когда ты сказала, что вы с ним очень-очень близки, я подумала, не значит ли это…

– Мы с адмиралом Морганом – взрослые люди, – сказала Дорабелла. – Мы друг друга понимаем. Я – яркий лучик в его жизни, которого у него раньше никогда не было, а он для меня такая надежная опора, какой твой отец, будь благословенно его сердце, никогда не был. Мы испытываем физическое влечение, но мы взрослые, состоявшиеся люди, контролирующие либидо, и – нет, я не позволила ему.