Читать книгу "Дом, в котором ты живешь - Анастасия Соловьева"

— Отлично! Переговорите с нашими учительницами. А то они лучше спецшкольных учебников и не видели нечего.

— Я могу сейчас же позвонить в издательство!

— Да ладно, успеете. — Я хотела просто поболтать с ней. — Давайте попьем кофе. Идите сюда.

— О, какой у вас уголок! — рассмеялась Алла. — Вы стильная женщина, Марина! Красивая и стильная. И, голову на отсечение даю, сейчас из вашего кабинета вышла та самая любовь, которую вы упорно ставите на последнее место! Ну что, права я?

— Как сказать… Это бывший муж.

— И давно он стал бывшим?

— Давно. Пять лет уже.

— Пять — многовато, — задумчиво произнесла Алла. — А глаза у него такие, как будто только-только…

Глава 29

С замиранием сердца я ждала первого сентября. Вроде бы все получилось: здание готово, ученики набраны, сотрудники рвутся в бой…

А всего не учтешь! Я почти не сомневалась в неизбежности сбоев, каких-то текущих проблем. Другое дело — их масштаб. Какой кровью придется отделаться?

Днем первого сентября мое нетерпение достигло пика. Заканчивалась праздничная часть. Я выступила перед детьми, потом говорил Рыдзинский. Ольга привезла каких-то мужиков с телевидения, они снимали нас на камеру.

— Ты молодец, — шепнула Ольга, проходя мимо. — Сейчас мы спешим. — Она кивнула в сторону мужиков. — Вечером позвоню.

Дети разошлись на уроки, а я поднялась в свой кабинет, села за стол и сидела недвижимо. Ждала, что вот сейчас войдут — и начнется.

Через некоторое время дверь действительно распахнулась и на пороге возник Давликанов.

— Добрый день, Марина Ильинична. Ничего хорошего его внезапное появление не предвещало.

— Давно вы приехали, Степан Владимирович? — спросила я заплетающимся языком.

— С утра.

— То есть как?

— Инкогнито. Постоял в толпе родителей. Послушал речи, пообедал.

— И что скажете?

— Пока есть над чем работать. Ну, во-первых…

Обед, по мнению Давликанова, не соответствовал столь торжественному случаю, на празднике атмосфера была несколько напряженной, учителя и воспитатели чуть ли не побаиваются детей…

— Нужно работать с персоналом! Проводить тренинги, снимать психологический барьер. Вы же у Рыдзинского учились! А в холле что?! Искусственные цветы! Их место — в туалете!..

Дальше он поинтересовался, как обстоят дела с оплатой за обучение, и снова остался недоволен:

— Вы не в благотворительном фонде работаете!

Впрочем, уезжая, оставил зарплату (первую полноценную — значит, я выдержала испытательный срок!) и на прощание поцеловал руку. Я вспомнила, как в первый день сравнила его с русским барином. Давно это было…

В шесть собрала сотрудников на планерку:

— Какие проблемы?

— Да, в общем, никаких… — мялись они.

Я понимаю, что проблем много, просто девочки дорожат местом, боятся, что их уличат в беспомощности.

— Нет, — начала терпеливо объяснять. — Это не ваши личные проблемы, это проблемы школы. Мы будем их решать сообща.

Рассказала о замечаниях Давликанова, потом о своем видении ситуации.

— Цветы в холле заменим на живые, — засмеялась черноглазая Лариса Барышева, художница и историк. — У моей мамы комнатные цветы — хобби. Завтра могу любые принести!

Если б все проблемы решались так легко!

После планерки я пошла к себе, сняла специально купленный для этого дня костюм (прямое светло-серое платье до колен и короткий жакетик), вытянулась на кровати и мгновенно заснула.

Проснулась от телефонных звонков. Ольга, Иза, Анька наперебой поздравляли меня. Только что они видели в новостях репортаж об открытии школы-пансиона.

— Маришка, ты великолепна, — щебетала Анька. — Мои мужики передают тебе огромный привет и тысячу поцелуев!

— Почему они не показали Рыдзинского? — спросила я Ольгу.

— Не знаю. Снимали все подряд. Видно, твое выступление самое эффектное.

Последней дозвонилась мама.

— Мариночка! — Ее голос срывался и дрожал. — Умница! Жалко, отец не видит!

И я вдруг поняла, что для мамы я не только единственная дочь, но и ниточка, тянущаяся от нее к любимому мужу, моему отцу.

— Дочка, — прервала мама мои размышления. — Я хочу поговорить с тобой о вчерашнем.

Да, поговорить есть о чем. Вчера наконец произошла встреча Кости и мальчиков. Мы с мамой еле уговорили их.

— Зачем это нужно? — неожиданно выдал Илья. — Лично мне элементарно жалко времени.

— Где ты набрался таких оборотов? — изумилась я.

— Нам так всегда Пингвин говорит. Педагог по рисунку.

— Ты понимаешь, что он нас предал? — глядя мне в глаза, спокойно спросил Денис.

— Ну, День. Видишь ли… Все гораздо сложнее. Ты не можешь знать наших с папой отношений, тонкостей…

— Ваших — не могу. Ну а мы при чем? Олег, я, Илюшка? Мы — его сыновья, а он на нас плевать хотел.

Я молчала, пораженная. Как ни изворачивалась, каких историй ни сочиняла… А все равно — у детей сложился комплекс!

— И потом, — продолжал Денис, — что ты такого сделала, что надо было бежать от тебя за границу?! Да ты ни на что такое в принципе не способна!!!

Но я все-таки настояла на своем.

— Не хочешь его видеть, просто уступи. Найди какую-нибудь компромиссную линию поведения. Ты же взрослый. Ты — единственный взрослый мужчина, на которого я могу опереться в этой жизни! — Я неожиданно впала в патетику.

Сын хитро прищурился:

— Положим, что не единственный.

Я понимаю, на кого этот намек, и чудовищным усилием воли подавляю желание спросить о нем.

В воскресенье, в полдень, в нашей квартире раздался звонок. Костя забрал мальчишек и повез их в аквапарк.

— Как малолетних придурков! — прокомментировал вполголоса Денис, хотя при других раскладах, думаю, он бы обрадовался.

Я уже знала, что жизнь сильно потрепала Костю. Елизавета Феликсовна оказалась дамой капризной, хозяйство вести не умела, любые суммы таяли у нее в руках как снег на плите. Денег катастрофически не хватало. Костя не мог удовлетворить ее запросов, не мог заработать так много, сразу, в чужой стране. Начались скандалы, уходы из дому. Несколько раз он забирал ее, пьяную, из полиции. Однажды она села за руль соседской машины и разбила ее. .

Мысль вернуться в Россию все чаще посещала Костю. Останавливала только Ева. Но постепенно стало ясно, что из-за Евы проблем не будет. Елизавета Феликсовна все больше привязывалась к бутылке, остальное ей делалось безразлично.