Читать книгу "Спи, бледная сестра - Джоанн Харрис"

Да, она нашептывала мне сказки, пока я спала, я чувствовала, как она гладит мои волосы, и слышала, как она тихонько напевает:

Aux marches du palais…

Aux marches du palais…

'У a une si belle fille, lonlà…

'У a une si belle fille…

Я посмотрела вниз, на тело, распростертое на кровати: несчастная бледная малышка… будет ли кто-то ждать ее?

Моз будет ждать меня. Я знала, что будет. Он обещал разбудить меня. Я знала, что он меня разбудит. Когда Фанни поведала мне свой план, я сначала отказалась. Я боялась, я не хотела оставаться в темноте, когда они запечатают гробницу над моей головой. Я была уверена, что сойду с ума, даже если приму настойку… но она заверила меня, что ждать придется всего минут десять, потом он придет, и я смогу проснуться. И мы будем вместе, Моз и я, и ничто никогда не сможет разлучить нас. Я знала. Он обещал.

Генри отправил Тэбби повидаться с родными, и сердце мое болело за нее. Мне так хотелось, чтобы моя дорогая Тэбби была со мной в эти холодные, мрачные часы, хотелось слышать ее добродушное ворчание, вдыхать славные запахи теста, крахмала и мастики, и чтобы она подоткнула мне одеяло, когда я лягу спать…

Завтра, говорила я себе, Тэбби будет уверена, что я мертва. И тетя Мэй тоже, и постареет на глазах за стойкой магазинчика на Кранбурн. Маме придется отказаться от легкомысленных шляпок и прогулок в двуколке мистера Дзеллини — она будет носить траур (хоть черный ей и не к лицу) по дочери, которую никогда не понимала. Решусь ли я заглянуть к ним, когда окажусь вне досягаемости Генри? Не думаю, что когда-нибудь наберусь храбрости. Я буду мертва для них, мертва навеки. Рисковать нельзя, иначе Генри узнает.

Становилось все холоднее, снег залеплял мое окно и сыпал в дымоход, шипя на раскаленных камнях в очаге. Ветер завывал в трубах, а часы отсчитывали секунды. Тисси, урча, сидела у меня на коленях, и ее прищуренные на огонь глаза были как золотые полумесяцы… Интересно, будет ли Генри присматривать за моей кошкой, когда меня не станет?

За дверью послышался шорох шагов, и я чуть не подпрыгнула. Сердце бешено забилось. Это Генри, но не с ядом, а с чем-то действеннее, что утихомирит мое беспокойное сердце: с ножом, с топором, с веревочной петлей. Дверь распахнулась. Лицо его было зеленоватым в газовом свете, как на детской картинке, изображающей ведьму, опущенные веки отбрасывали длинные дрожащие тени. Благодаря самоконтролю, выработанному за годы позирования для Генри, я без труда изобразила на лице сонное спокойствие и зевнула.

— Это ты, Тэбби? — пробормотала я. Голос его был мягок, почти нежен.

— Это я. Генри. Я тебе что-то принес. — Обжигающая рука погладила меня по затылку. — Шоколад. Для моей маленькой девочки. Тэбби уехала, но это еще не значит, что о тебе все забыли.

— Шоколад. Спасибо. — Я рассеянно улыбнулась. — Это поможет мне заснуть, правда?

— Да, поможет. Спи спокойно, Эффи… — Он поцеловал меня в лоб, обдав жарким влажным дыханием. Я чувствовала, что он улыбается.

— Спокойной ночи, мистер Честер.

— Спокойной ночи, Эффи.

Когда Генри ушел, я вылила шоколад, легла в постель и заставила свое тонкое тело подняться. Теперь мне это удавалось без усилий. Перемещаясь из комнаты в комнату, я облетела весь дом и вылетела на снег. Я чувствовала, как снежинки пролетают сквозь меня, но не испытывала холода, лишь жгучее возбуждение — душа моя парила. Я ждала. В бестелесном состоянии я не замечала, как течет время, и, возможно, провела в объятиях пурги несколько часов, прежде чем они вышли из дома. Сердце мое подпрыгнуло, узнав Моза в этой его старой шляпе, надвинутой на глаза. Он поднял воротник пальто, спасаясь от холода. Генри стоял рядом с ним, я отчетливо видела его из своего продуваемого ветрами укрытия.

С такого странного ракурса он казался нелепым гномом; глядя одним глазом из-под шляпы, он поднял руки в перчатках, защищаясь от моего ветра, моей бури… Я рассмеялась. Только подумать, как мало понадобилось — новый ракурс, и вместо ужаса и благоговения я ощутила презрение. Я так привыкла смотреть снизу вверх на тонкую линию его губ, на холодные пещеры глаз, что забыла о слабости, о жестокости и лживости, искажавших его черты… Я присмотрелась, сфокусировалась на невидимом — и заметила грязное облако, дрожащее над его головой, мрачный ореол его души. Я смеялась голосом ночи, и, быть может, на этот раз он услышал меня: он запрокинул голову, и его дикий взгляд встретился с моим в миг совершенного, ужасающего понимания…

Но темный восторг переполнял меня не дольше секунды, потому что рядом с Генри стоял Моз, державший тело бедной маленькой Эффи одной рукой, будто оно весило не больше плаща, в который она была закутана с головы до ног. Лицо моего возлюбленного озаряли яркие цветные вспышки; алые всполохи скрывали его от меня, словно багряный капюшон палача.

47

Она лежала на постели, волосы распущены, дыхание тихое — на мгновение я подумал, что она и впрямь мертва. Бутылочка с опиумной настойкой стояла на прикроватном столике, рядом — пустая чашка из-под шоколада. Краем глаза я заметил, как Генри коснулся чашки рукой, хрупкой и прозрачной, как фарфор. Эффи была одета в серое платье, и на фоне бледной ткани ее кожа будто светилась, а волосы, струившиеся по кровати и спадающие на пол, были тронуты бледным фосфоресцирующим сиянием. На секунду взгляд задержался на броши у ее горла — подарок Фанни, серебряная вещица в форме выгнувшей спину кошки отражала зеленоватый свет. За спиной Генри невнятно ахнул, словно задыхаясь.

— Она спит, — бодро сказал я, опасаясь, как бы решимость Генри не ослабла. — Где ее плащ?

Генри указал на плащ, висевший у двери.

— Помогите мне завернуть ее. Тут есть капюшон? Лучше найдите шляпку. — Генри не двинулся. — Быстрее, дружище! — нетерпеливо сказал я. — Мне одному не справиться.

Он молча покачал головой в отвращении.

— Я… я не могу прикоснуться к ней. Возьмите, — добавил он, протягивая мне плащи шляпку. — Наденьте на нее.

Я раздраженно пожал плечами и принялся завязывать шляпку и застегивать пуговицы на плаще. Она была совсем легкой, и я обнаружил, что могу нести ее на руке, как ребенка; она прижималась головой к моему плечу, ноги едва касались земли. Генри по-прежнему не хотел дотрагиваться до нее; он распахнул передо мной двери, закрыл их за нами (педантичен, как всегда!), поправил рождественские украшения, потушил газовый рожок в прихожей и натянул ботинки и пальто, ни разу не взглянув ни на нее, ни на меня. Минут десять спустя мы вышли на улицу, и Генри запер дверь. Теперь назад пути не было.

Вдруг Генри замер, словно окоченел. На дорогу выскочила кошка и подняла лапу. Я узнал кошку Эффи, Тисси, ее желтые глаза злобно сверкали, а вокруг кружились хлопья снега. При виде кошки Генри сдавленно вскрикнул. Глядя на него, я был уверен, что с ним вот-вот случится удар: лицо исказилось, как в кривом зеркале.

— А-а-а-а…

— Не дури, дружище! — Получилось грубее, чем я рассчитывал. — Это просто кошка. Соберись, ради бога. — Все это начинало действовать мне на нервы. — Подсунь под нее руку, — приказал я сурово. — Когда избавишься от нее, сможешь вдоволь наслаждаться угрызениями совести, если захочешь, а сейчас…