Читать книгу "Я была первой - Катрин Панколь"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я отрицательно качаю головой.
Ты уже неделю не даешь о себе знать.
Я начинаю волноваться, снова общаюсь с твоим автоответчиком, записываю: «Куку! Не забывай, что я существую. Я все время о тебе думаю и скучаю сильно-сильно-сильно».
Ты не перезвонил. Я безвылазно сижу дома, никуда не хожу, работаю как проклятая. Я снова обрела чувство слова, мне самой нравится как я пишу. Кажется, эта книга зародилась в глубинах моей души, и теперь все самое сокровенное нетерпеливо выплескивается на бумагу. Передо мной проносится мое детство. Я вспоминаю себя маленькой девочкой, скрытной и молчаливой. Главное – выговориться. Чем упорнее мы молчим, тем беззащитнее становимся.
Я пишу, чтобы выговориться.
Я напрягаю слух, чтобы не пропустить звонка.
Я начинаю беспокоиться, не хочу, чтобы это превратилось в дурацкое соревнование: кто позвонит первым, тот и проиграл! Тише едешь – дальше будешь! Это не про меня.
Я проверяю правильно ли лежит трубка, включен ли автоответчик. Я смотрю в зеркало, чтобы удостовериться, что я по-прежнему красива.
Я наблюдаю за голубем на черепичной крыше. Он все еще выглядит слабым, сидит, свернувшись комочком, склонив голову на крыло.
Интересно, голуби спят?
Я накрошила хлеба, положила капельку мяса.
Интересно, что едят голуби?
Я наливаю в чашку немного молока, вылезаю в окно, осторожно ползу по скату крыши и ставлю еду за водосточной трубой.
Я ложусь рядом с голубем и смотрю на него.
Он весь какой-то ободранный, несчастная, измученная птица.
Он не шевелится, не пытается улететь. Он сидит как вкопанный на своей крыше, должно быть, подцепил тяжелую болезнь, пострадал в голубиной склоке или просто состарился.
Интересно, у голубей бывает жар?
Моя мать не дает о себе знать.
Мой брат не дает о себе знать.
Изваяние тоже молчит…
Сегодня утром мой голубь воспрял духом. Я видела как он добрался до чашки с молоком и опустил туда клюв, глотнул раз, и другой, и третий. Потом он поклевал хлеба и пристроился чуть поодаль, на водосточной трубе. Его серое оперение сливается с черепицей – таков голубиный камуфляж.
Он трется глазом о крыло. Глаз у него весь красный и опухший.
Интересно, бывают ли глазные капли для голубей?
Я продолжаю писать, работаю с утра до вечера. Всю ночь просиживаю в пижаме за письменным столом. Я ем то, что осталось в холодильнике: старый сыр, йогурты, тараму, сурими. Стол завален листами бумаги, и мне это по душе. Я пишу нашу историю, нашу прекрасную историю любви.
Когда мы снова встретимся, я подарю эту историю ему.
По крайней мере, любовная передышка позволила мне хорошо поработать. Если он будет продолжать в том же духе, если он в самое ближайшее время не даст о себе знать, я скоро закончу.
Я не выхожу из дома: боюсь пропустить его звонок.
Он подвергает меня серьезному испытанию, хочет показать, что он – хозяин ситуации.
А между тем, я уже дважды оставляла ему сообщения, сообщения нежные, любовные.
Может быть, он решил перезвонить только после третьего.
Завтра я позвоню опять…
Я узнала это от Шарли.
Она начала издалека.
Ей было неловко, как-никак – принесла подруге дурную весть.
Она сказала:
– Я думаю, тебе лучше об этом знать: он встречается с другой.
Я не сразу поняла.
– О ком ты? – спросила я, пытаясь припомнить как звали ее последнее увлечение, того мужчину из Миннесоты, который по первому слову садился в Боинг и мчался в Париж, чтобы обнять ее.
– Так вы же расстались… Что в этом странного?
– Ты не поняла… Он здесь не причем. Между нами все кончено, я ни с кем сейчас не встречаюсь.
– Тогда о ком ты говоришь?
У меня пред глазами проходит вся наша колдовская шайка, но кажется, все они в данный момент не у дел. Шарли, Валери, Аннушка, Кристина… Вряд ли Симон ее бросил! Цикламены ведут малоподвижный образ жизни.
Мне вдруг становится смешно. Дожили, уже и цикламенам нельзя доверять! Цикламены пускаются в бега!
– Перестань, прошу тебя, – восклицает Шарли, сжатыми кулаками упираясь в стол, – не усложняй мне жизнь! Я колебалась, стоит ли тебе говорить, не находила в себе сил! Знаешь как непросто мне это сделать!
Она смотрит на меня умоляюще, и я вдруг понимаю, что она говорит серьезно, что действительно что-то случилось.
Я по-прежнему не понимаю, кого она имеет в виду. Я перебираю в памяти имена.
– Не могу угадать… Ну говори, клянусь сохранить это в тайне!
– Ладно… Придется изложить прямым текстом…
Она перевела дыхание и посмотрела на меня с такой нежностью, с такой любовью, с таким живым беспокойством, что меня как молнией пронзило.
Я закричала: «Нет!». Закричала громко-громко. Нет! Этого не может быть! Удар оказался таким жестоким, что я покачнулась на стуле и уткнулась головой в пластиковый столик кафе. Я была ранена в самое сердце. Я простонала: «Нет, нет, нет», потом поднялась, изо всех сил сжала голову руками, плотно закрыла глаза, не желая ничего видеть, ничего слышать.
Она взяла меня за руку и тихо продолжила свой рассказ:
– Я стояла в очереди в кино и вдруг услышала позади себя громкий, властный мужской голос. Он рассуждал о фильме, на который я хотела попасть. Он смотрел его раньше и теперь привел девушку. Я слушала все, что он ей говорил. Он показался мне таким уверенным, таким образованным. Он проводил параллели с американским кинематографом, с фильмами об искусстве, с некоммерческим кино. Его голос завораживал. Я мысленно представила себе этого загадочного мужчину, и мне захотелось на него взглянуть. Я обернулась и увидела его. Его… С ним была девушка, блондинка, совсем молоденькая, с хвостиком на затылке. Он обнимал ее за шею. Когда я обернулась, он меня не заметил, потому что как раз в этот момент целовал ее.
– В губы?
– В губы. И уверяю тебя, он был не с сестрой и не с подругой детства. Я быстро отвернулась. Он меня не узнал. В конце концов, мы виделись с ним лишь однажды, у тебя, и совсем недолго. Он наверняка меня не запомнил, зато я его запомнила прекрасно, будто сфотографировала.
– Ты уверена? – несколько раз переспрашиваю я в состоянии полного отупения.
– На все сто… Я специально пропустила их вперед, села за ними и весь вечер наблюдала, так что можешь не спрашивать, о чем был фильм: я ничего не помню. Он что-то ей шептал, обнимал, целовал взасос. Она льнула к нему. Было заметно, что она очень влюблена…
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Я была первой - Катрин Панколь», после закрытия браузера.