Читать книгу "Бэстолочь - Юрий Вяземский"

– Разве можно, Том! За что ты его так? Разве можно? – испуганно восклицал Стас, ходя взад и вперед мимо скамейки; лицо его страдало, а голос дрожал.

Трое остальных сидели, потупившись, на скамейке в скверике возле фонтана. Зиленский достал из кармана пилочку, но к ногтям не притронулся.

– Я не понимаю, Том! Он же явно не заслужил, чтобы… так!

Вокруг фонтана, не обращая внимания на сидевших на скамейке, бегали двое ребятишек лет восьми. Мальчик догонял девочку, пятнал ее, толкая ладонью, и бежал в обратную сторону, а девчонка устремлялась за ним. Девчонка, когда за ней гнались, пронзительно визжала, а мальчик был сосредоточен и молчалив.

– Я целый год их искал, – вдруг глухо проговорил Том, не поднимая головы.

На него посмотрели с изумлением.

– Я целый год их искал, – повторил Том и исподлобья глянул на Стаса, – Я специально приехал в ваш город. Я поклялся себе, что найду их во что бы то ни стало. Найду и у-бью.

Это «убью» Том произнес по слогам, второй слог выговорив тщательно, но без выражения.

Все молчали. А Том продолжал тем же глухим, безразличным голосом, снизу вверх глядя на Стаса, не отводя глаз и не моргая:

– Понимаешь, он был еще нестарый. Но у него было больное сердце. В автобусе ему вдруг сделалось плохо, и он попросил одного из парней уступить ему место. Он сразу понял, наверно, что зря связался с этим… Но люди вмешались. Они заметили, что он сильно побледнел, и начали… Их было двое, подонков, и один из них вскочил, значит, схватил его за плечо и толкнул на сиденье, крикнув: «На, подавись! А то и правда подохнешь!..» Он убил его тут же. Когда его выносили из автобуса, он уже был мертвый.

И опять все молчали. А Том опустил голову.

– У меня не было ближе человека, – просто сказал он. – Он был мне роднее матери и намного роднее отца… И я поклялся! Иначе я не мог.

– А ты уверен, что это были они? – тихо спросил Стас.

– Уверен, – так же тихо, но решительно ответил Том.

– А как ты можешь быть уверен? – спросил Стас чуть громче.

– Мне их описали. Один из свидетелей дал мне точный словесный портрет, – торопливо проговорил Том.

– А если ты ошибся?

– Нет, я не мог ошибиться! – сердито мотнул головой Том.

– А если ты ошибся! – произнес Стас уже совсем громко.

– Да! Не уверен! – заорал вдруг Том, вскочил со скамейки, стиснув кулаки и прижав их к груди, точно собирался рубануть Стаса страшным своим косым ударом. – Не уверен я! Не уверен! Теперь уже не уверен!.. Но я их все равно! Я их всех!.. Слышишь меня!..

Когда Том повернулся и пошел прочь, никто не решился остановить его.

– Я так и не понял, что это был за человек и кем он приходился Тому, чтобы «роднее матери и намного роднее отца», – точно сам с собой рассуждал Дмитрий Андреевич. – Получается, что человек этот жил в нашем городе, а сам Том жил в другом месте. Но как же тогда они общались, чтобы «роднее матери и намного роднее отца»?.. И неужели он действительно все бросил – учебу, работу, что уж там у него было, я не знаю, – и переселился к нам исключительно для того, чтобы разыскать этих парней, которых он ни разу не видел в глаза.

Впрочем, когда все это случилось, – продолжал Мезенцев, – подобного рода вопросы нас мало интересовали, а занимало нас иное: что будет с «бандой». На следующий день мы явились к эстрадке на полчаса раньше обычного срока и все трое одновременно, точно сговорились накануне. Настроение у всех было тягостное. Мы были уверены, что Том больше не появится… Стас потерянно метался между скамеек, сильно ссутулившись, так что руки у него болтались ниже колен. Он был похож на раненую гориллу. Зиленский сидел на краю эстрадки, нога на ногу, задрав голову и осторожными движениями пальцев оглаживая подбородок. Вид у него, однако, тоже был растерянный… В пятнадцать минут девятого Зиленский встал и объявил нам, что Том уже не придет, что, дескать, еще вчера было ясно, что он никогда теперь не придет и что, по его, Олега, мнению, может быть, это даже к лучшему, так как мы сумеем вовремя остановиться. Что он имел в виду, я тогда не понял, а спросить у Зиленского не успел, так как мое внимание отвлек Стас, который вдруг схватился за голову и забормотал, пребывая в состоянии хрестоматийного ужаса; то есть я хочу сказать, что мимика его в этот момент в точности соответствовала хрестоматийному описанию мимических выражений, характерных для состояния ужаса. «Это я во всем виноват! Боже мой! Это все из-за меня!» – бормотал он.

Черт знает что такое! – вдруг рассмеялся Мезенцев. – Этот Том учинил среди нас массовое помешательство. Ну ладно, мы со Стасом! Но Зиленский!.. Вы представляете себе, ради того чтобы участвовать в «банде», он отказался поехать на юг – уже начались летние каникулы, – продал путевку в какой-то хороший дом отдыха, которую ему достал преуспевающий его родитель, а нам объявил, что на юге он уже бывал неоднократно и что глупо, с его точки зрения, приносить в жертву банальному времяпрепровождению «сие захватывающее предприятие», которое выпадает раз в жизни и далеко не каждому… Заметьте, что Том был очевидно неприятен Олегу. И к нам со Стасом он никогда не испытывал дружеских чувств.

Говорю – массовое помешательство! – смеясь, повторил Дмитрий Андреевич и тут же продолжал: – Том объявился в половине девятого. Пришел как ни в чем не бывало и в прекрасном расположении духа – то есть в обычном для него состоянии бодрой агрессивности. И тотчас полез на эстрадку, одной рукой смахивая пот со лба, а другой застегивая на все пуговицы свой плотный пиджак с накладными плечами.

– Ну что, допрыгались?! – выкрикнул Том, обводя собравшихся свирепым взглядом. – По городу уже поползли слухи! Сейчас, когда ехал сюда, подслушал разговор между двумя женщинами. Поэтому, значит, и задержался: пришлось выйти вместе с ними, чтобы дослушать до конца… Что я хочу сказать, товарищи: неважно, какие небылицы про нас рассказывают! Важно другое – мы уже стали, так сказать, притчей в языках!

– «Притчей в языках» – это прекрасно! – заметил Зиленский.

– И это тогда, товарищи, когда мы еще ничего толком не успели! – продолжал выкрикивать с эстрадки Том, приподнимаясь на каблуках, а руки не заложив за спину, а вопреки обыкновению держа перед собой, потирая их одна о другую, точно моя под рукомойником; то и дело горделиво вскидывая голову, оттягивая углы рта назад, на щеки, и в этот момент правой рукой делая выбрасывающий жест в сторону, ладонью вверх. – Ведь чем занимались! Связывались с мелочью пузатой, с какими-то пьяницами, с какими-то, не знаю!.. Стыдно сказать, товарищи! А настоящее хамство в это время процветает безнаказанно! Ведь до чего дошло, товарищи, – валидола нет! Вчера обошел восемь аптек и ни в одной из них не нашел валидола. А ведь это не травка какая-нибудь, которой ноги перед сном полоскать, чтобы не потели! Не пластырь заграничный для чирея под мышкой! Ведь что такое сердечник без валидола? Кандидат в жмурики, так сказать!