Читать книгу "Счастливая девочка растет - Нина Шнирман"

Мамочка потом погладила меня по голове!

Уже декабрь, каждый день ездить в магазины я не могу — две школы! И я, когда нет музыкалки, всем говорю, что иду гулять, только Анночке говорю, что хочу всем сюрприз сделать к Новому году. Какой — не говорю, слово с неё взяла, что она никому не расскажет, она слово не нарушит, — и еду в магазин. Пока ничего не решила, не получается по деньгам, но ещё до Нового года есть время.

И вдруг в середине декабря вечером за ужином Мамочка говорит, что отменили карточную систему! В школе об этом говорили: карточки отменили — это очень здорово! Но ещё сказала Мамочка, что все деньги, которые есть у человека «на руках», будут обменивать один к десяти.

— Как это один к десяти? — спрашиваю.

— Предположим, было у тебя двести рублей на руках, не в сберкассе, — объясняет Мамочка, — теперь за неделю ты должна их обменять в сберкассе на новые деньги, но дадут тебе не двести рублей, а двадцать. — И Мамочка внимательно на меня смотрит.

— А цены? — спрашиваю и уже волнуюсь.

— Цены прежние, — говорит Мамочка.

Ух ты, какая неожиданность! Нет, гадость какая, думаю. Какое свинство — у меня было 175 рублей, а теперь будет 17,5?

— Так что же это получается? — спрашивает Ёлка и откидывает голову назад. — Изъятие денег у населения?

— Да! — отвечает Мамочка ей спокойно. — Но всех прошу, — и Мамочка смотрит по очереди на нас троих, — обсуждать это только дома!

— Опять людей ограбили! — говорит Бабушка и качает головой.

— Да, ограбили, — говорит Мамочка спокойно, но лицо у неё уже костяное, — и пострадают, как всегда, самые бедные.

— Девяносто процентов населения! — сообщает Ёлка.

А Папа всё время молчал и думал. Потом вдруг говорит:

— Бывали времена и похуже!

Это он про что, думаю? Какие времена были хуже?

Мамочка встаёт и говорит:

— Ужин окончен, все могут выйти из-за стола!

Идёт к себе в спальню, за буфет, а я за ней. Мамочка садится на кровать, берёт меня за руку и говорит:

— Нинуша, не в деньгах счастье! Не расстраивайся, я понимаю, что ты хотела всем на Новый год сделать подарки!

Я просто обалдела — откуда она это знает и как она это поняла?

— Осталось у тебя семнадцать пятьдесят — на это сейчас ничего не сделаешь! Но ты уже сделала самое главное — зефирный ужин! — Мама меня обнимает.

— Я так себя ругаю! — жалуюсь ей. — Ведь я на эти деньги могла столько всего вкусного купить ещё, а я всё думала и думала!

— Больше вкусного, меньше вкусного — не важно! Важна твоя любовь ко всем. Иди, родная, уже поздно!

Мишенька спит, Бабуся на кухне, а мы с Ёлкой ругаем «тех, кто это сделал». Я составляю раскладушку и ругаюсь, чертыхаюсь и говорю, что всё это страшное свинство! Ёлка тоже что-то шипит и говорит, что это жуткое свинство!

Анночка сидит у себя на кровати в ночной рубашке, непонятно о чём думает, потому что у неё очень ясное, даже немножко улыбающееся лицо.

И вдруг говорит приветливо, как-то очень по-детски:

— Обманули дурака на четыре кулака!

Мы с Ёлкой сначала замерли, а потом начинаем тихо хохотать.

— Но не на четыре, — хохочет Ёлка, — а значительно больше!

Фотография с этажерки

Вообще, в последнее время мне многое не нравится!

Папа с Мамой как-то незаметно стали называть друг друга Папа и Мама! Раньше они были Мышка и Ёжик, Жоржик и Вака! Ведь они не папа с мамой друг другу? Тогда почему?!

Папа часто стал уезжать очень надолго — я знаю, что это по работе, но мне же тоже с ним хочется поговорить!

Потом, наше правительство, как сказала мне Ёлка, ограбило собственный народ — это вообще понять невозможно!

Папа сказал, что «были времена и похуже».

И ещё куда-то пропала фотография с Маминой этажерки — и мне кажется, что она не просто так пропала.

Эту фотографию балерины на одной ножке с правой рукой, закинутой за голову, я помню ещё до войны. И тогда же, до войны, я помню, Мама часто брала её в руки и смотрела на неё. И когда мы вернулись из эвакуации, фотография была! А потом, года два назад, она пропала.

Я помню, как-то раз, ещё давно, когда она стояла на этажерке, я спросила:

— Мамочка, кто это?

Мамочка ответила:

— Олечка Малеина, лучшая подруга в моей жизни! Мы с ней в Ленинграде в балетном училище учились.

Мамочка рассказывала ещё тогда, что она училась в балетном училище, потом порвала себе связку на ноге и ушла из училища.

— А где эта Оля сейчас? — спросила я.

— Она ещё до моего ухода уехала с семьёй в Прибалтику, по-моему, году в двадцать втором.

И как-то разговор оборвался, и потом я об этом забыла, а недавно вспомнила. И вот сейчас самое время спросить.

Сегодня каникулы. Мамочка водила нас всех троих на «Лебединое озеро». Балет — это настоящее волшебство, но в нём есть одно коварство — чем дольше ты смотришь балет, чем ближе к концу, тем увереннее тебе кажется, что ты тоже так можешь — и бежать на носочках, и прыгать, и крутиться на одной ноге — фуэте называется, — ведь всё, что они делают, это так просто, это легко, воздушно, захотят — вообще улетят! Но я так совсем не думаю, а чувство есть!

Пришли домой, и вот как кстати, что мы на балете были, сейчас я спрошу, а то всё забываю или почему-то не получается спросить у Мамочки, куда делась фотография с её этажерки.

Сейчас потихоньку, с балетного училища, всё выясню.

— Мамочка, а тебе нравилось в балетном училище? — спрашиваю.

— И да и нет. — Мамочка как-то очень задумчиво говорит. — «Да», потому что через три года ты уже что-то можешь и тебе начинает казаться, что можешь всё — уже владеешь телом — я уже владела! А «нет» — обстановка тяжёлая, плохое образование, там своя школа, и мы в неё ходили, но очень слабое общее развитие. Потому что всё время и силы — на балет!

— А вот эта Уланова сегодня была Белым лебедем, — спрашиваю, — где она училась, ты не знаешь?

— В этом же Ленинградском училище. По специальности она, по-моему, в младших классах училась у своей матери — та была у нас преподавательницей, а с пятого класса её, естественно, взяла к себе Ваганова. Но в общеобразовательной мы учились в одном классе.

— И как она? — Это очень интересно, потому что все её хвалят, а мне она почему-то не очень понравилась — сама не знаю пока чем.

— Неглупая была девочка, — кивает головой Мамочка. — Но неприятная!

— А там были приятные? — Наконец-то я добралась до нужного.