Читать книгу "Мироходец - Линн Абби"

Так пролетели осень и зима, в Оранские горы пришла ранняя весна. По расчетам Мироходца, следующее полнолуние Мерцающей Луны должно было состояться в канун летнего солнцестояния. Времени на осуществление плана оставалось совсем немного.

После каждого возвращения домой изобретатель запирался в своей мастерской, чтобы зарядить маной очередные добытые им кристаллы.

— Конечно, ты и сам мог бы это делать, — говорил он всякий раз выставляя юношу из комнаты, — но ты, наверное, соскучился здесь один, да и Ксанча хочет с тобой поболтать. А у меня есть пара идей, как улучшить мои механизмы, так что ступай отдохни и не мешай мне работать.

— Такой же сумасшедший, как всегда? — улыбалась Ксанча, когда юноша появлялся на пороге ее комнаты.

— Он сошел с ума гораздо раньше, чем умер его брат, — качал головой Ратип. — Неужели ты думаешь, что это можно изменить?

С наступлением весны Ксанча все чаще задумывалась о своем обещании освободить Рата и вернуть его в Эфуан Пинкар. До середины лета оставалось всего несколько месяцев, и, если юноша уйдет, они не успеют завершить подготовку к осуществлению плана. Она ждала и боялась этого разговора.

Однажды, поужинав и улегшись в постель, девушка почти уже задремала, но вдруг почувствовала, как на кровать уселся Ратип.

— Скоро год…

— Ты хочешь, чтобы я отпустила тебя в Пинкар, — вздохнула Ксанча.

— Нет. Я не хуже тебя умею считать, Ксанча, и понимаю, что до мерцающего полнолуния без меня вам не успеть. Но я не знаю, что будет потом. У меня есть просьба…

Девушка удивленно взглянула на Рата:

— Какая просьба?

— Я хочу, чтобы ты вернулась в Эфуан.

— Я?

— Мы уничтожим фирексийцев, а я думаю о шраттах. Вы давно не были в Пинкаре…

Ксанча покачала головой.

— Я бывала в Медране. Ты говорил, что день летнего солнцестояния — самый большой религиозный праздник и все собираются в храмах, поэтому я прикрепила нескольких пауков к алтарю. Ничего подозрительного я там не заметила. Даже шраттов. Мне кажется, краснополосые давно уничтожили их, возможно, им помогли фирексийцы. Но в любом случае это уже история.

— Вот-вот. Именно поэтому я и обратился к тебе с просьбой. Ты пойдешь в Пинкар и установишь нескольких пауков в храме Авохира и в казармах краснополосых…

Девушка попыталась возразить, но Ратип жестом остановил ее.

— Я разобрался в устройстве пауков и усовершенствовал их. Звук, который издают мои механизмы, способен не только разлагать масло. Его колебания могут обращать камни в песок, а песок плавить в стекло. В день мерцающего полнолуния и храм, и казармы взлетят на воздух!

— Но это все же твой бог, Ратип. Неужели ты хочешь взорвать храм?

— И храм, и казармы. Я хочу уничтожить и шраттов и краснополосых, чтобы прекратить наконец их бесчинства на моей земле. Ты поможешь мне, Ксанча? Сделаешь это для меня?

— Я поговорю с Урзой.

— Мне кажется, ему не стоит об этом знать…

— Ратип! — возмутилась Ксанча. — Я ухожу и возвращаюсь вместе с Урзой. Он дает мне мешки с пауками. Неужели ты думаешь, что его можно обмануть?!

— Просто не говори ему…

— Прекрасно!

— Ты поможешь мне? — Юноша заглянул в глаза Ксанчи, но та отвернулась.

— Мне нужно подумать.

Ни той ночью, ни в последующие дни Ратип не возвращался к этому разговору. Но однажды, когда они вновь остались наедине, Ксанча сама подошла к юноше и решительно произнесла:

— Завтра он отведет меня в Руссвор. Я точно знаю, что там нет фирексийцев. Но это недалеко от Пинкара, и я смогу слетать туда…

— Я знал, что ты согласишься, знал! — радостно воскликнул Рат, подхватил девушку на руки и понес к кровати.

Позже, когда он заснул, Ксанча приподнялась на локте и посмотрела в его лицо. В вечернем сумраке Ратип очень походил на ее любимый портрет Мишры. «Как ловко этот мальчишка заставил меня делать то, что ему нужно», — удивилась фирексийка и подумала о Кайле бин-Кроог.

* * *

На следующий день, когда Урза взял ее за руку, чтобы через межмирие отправиться в Руссвор, Ксанча была уверена, что он знает о пауках Ратипа, лежащих в ее мешке. Девушка краснела и не решалась поднять глаза.

— В этом нет ничего постыдного, Ксанча, — сказал Мироходец через минуту, стоя на холме перед Руссвором. — Он — юноша, а ты предпочитаешь быть женщиной. Я слышал, как вы смеялись вчера вечером. Никогда раньше ты не была такой счастливой, и я очень рад, что вы нашли друг друга. После мерцающего полнолуния я уйду и оставлю вас вдвоем.

С этими словами он растворился в воздухе. Поразмышляв некоторое время над словами Урзы, Ксанча прочитала заклинание, зевнула и направила летающую сферу к столице Эфуан Пинкара.

Рассвет застал ее входящей в город через главные ворота. Ничто не предвещало неприятностей, когда дорогу девушке преградил стражник в длинном черном плаще, отороченном полосами красной ткани. Долговязый худой мужчина оглядел ее с ног до головы, растянув тонкие бледные губы в мерзкой усмешке, и попросил назвать имя и цель посещения столицы.

— Ратип, — выпалила Ксанча первое, что пришло ей в голову, — сын Мидеа из Медрана.

— Зачем прибыл в Пинкар? — Стражник наклонился к разодетому в дорогие одежды коротышке и, выдохнув ему в лицо запах вина и лука, задержал взгляд на мешочке с монетами.

— Пришел помолиться на Священном Писании Авохира в пятую годовщину смерти отца, — отчеканила девушка, вспоминая слова Рата о том, что ритуал поминовения родственников в годовщину их смерти был одним из самых почитаемых в Эфуан Пинкаре.

— Мир тебе, — выпрямился мужчина, все еще косясь на тугой кошелек. — Да пребудет с тобой Авохир.

Коснувшись ее щек дважды, как предписывал обычай, и получив ответный поклон, он отвернулся к воротам, а Ксанча направилась к храмовой площади. Справедливо рассудив, что в казармах наемников днем ей делать нечего, она вступила в святилище Авохира, двери которого всегда были открыты для страждущих.

В полумраке храма девушка увидела длинную вереницу ждущих благословения прихожан, протянувшуюся к высокому, покрытому длинным красным пологом алтарю. На алтаре лежала огромная раскрытая книга — Священное Писание Авохира, — самая большая из всех, что когда-либо приходилось видеть Ксанче.

Высокий широкоплечий священник, облаченный в пурпурные одеяния, возлагал руки на головы молящихся, шептал благословение, а затем, окропив морской водой из широкой серебряной чаши, отпускал их восвояси. Мелко кланяясь, благословленный припадал к бархатному пологу, покрывающему алтарь, осушая слезы просветленной благодарности, и спешил к выходу из храма.

Вскоре высокого священника сменил другой, столь же могучий телом, из-под капюшона которого виднелась черная окладистая борода. «Шратт», — определила Ксанча, вспомнив разговор с Ратипом в разоренной деревне.