Читать книгу "Приют охотника - Дэйв Дункан"

Звездоискатель заметил его хромоту и, усмехнувшись, вытащил меч. Делал он это так неловко, что Зиг мог разрубить его пополам прежде, чем он встал в позицию. К удивлению моему, Зиг этого не сделал. Я с тревогой посмотрел на Свежерозу, надеясь, что наш общий друг не собирается выказывать романтического нежелания проливать августейшую кровь. Вдруг он надеется дать царевичу урок фехтования на мечах, отпустив с безобидным шрамом вместо выпускного диплома, пожав руку на прощание и все тому подобное…

Дзынь!

Бах! Дзынь! Дзынь! Тарарах!

Я перевел дух. Зиг просто не хотел атаковать безоружного человека, вот и все. С самого начала это был поединок не на жизнь, а на смерть. Даже если Зиг и не хотел этого, он не мог драться вполсилы с человеком, жаждущим его смерти. И с чего ему драться вполсилы? В конце концов, не он затеял кровопролитие.

К тому же он был живой человек, а не мельница, которая останавливается, когда ты перестаешь крутить ручку. Он распалился от первого поединка. Вряд ли найдется и один человек на тысячу, способный остановиться на его месте.

Царевич показал себя не таким уж плохим бойцом. Зиг отступил на шаг. Мне кажется, он ожидал, что соперником его будет любитель. Однако он очень быстро пришел в себя, раскусил соперника и сам перешел в наступление.

Больная нога сильно мешала ему, но он отогнал Звездоискателя от двери, погнал его в глубь комнаты и, когда тот, пятясь, наткнулся на стул и оступился, пронзил насквозь.

Царевич с ужасным криком упал. Свежероза вскрикнула, шагнула вперед и тут же отпрянула от фонтана крови.

Я подошел к нему с другой стороны, на ходу прикидывая, какое наказание полагается у верлийцев за убийство члена царской семьи. Парень еще дышал, хотя видно было, что он уже не жилец. Я опустился на колени и перевернул его на спину. Ярко-алая кровь фонтаном била из раны в животе. Глаза его удивленно раскрылись – никто из нас не готов к встрече со смертью.

Он выдавил из себя только одно слово: «Предательство!..»

Он истек кровью на моих глазах. Это заняло всего несколько секунд.

Он был мертвее мертвого. Кровь остановилась, глаза закатились. Я не ошибаюсь, видя смерть. Звездоискатель умер в ту ночь.

Я поднялся с колен. Влюбленные снова обнимались.

– Оставьте это на потом! – резко сказал я. – Мы только что убили наследника престола. Что нам теперь делать?

Свежероза заглянула в глаза Зигу.

– Мы уезжаем, – заявила она.

– Бежим? Любовь моя, я ведь всего нищий бродяга!

– У меня нет выбора, милый! Возьми меня. Мы будем странствовать вместе.

– Все это, конечно, замечательно! – вмешался я, прежде чем они снова занялись признаниями во взаимной любви. – Как нам выбраться из страны?

– Ты же моряк, верно ведь, милый? – сказала Свежероза. – Ты сам мне говорил. Там, в бухте, есть рыбацкая деревня. У меня есть деньги. Мы купим лодку.

Зиг удивленно поднял брови.

– Открытую лодку? В такую погоду?

– Если ты можешь, я тоже смогу, милый. Я буду вычерпывать воду.

При мысли о подобной перспективе меня пробрала дрожь, но в этом был некоторый смысл.

– Я могу управляться с парусом, – буркнул я. – Что нам делать с Честнодоблестью?

– Возьмете меня с собой, – пробормотал Честнодоблесть. – Иначе меня вздернут на дыбу, а потом отрубят голову.

Зиг ухмыльнулся и толкнул его ногой.

– Ты это честно, а, пленный?

– Могу поклясться. Я все слышал. Можешь доверять мне.

– Тебе? После того, как ты жульничал в кости? Ни за что! И потом, пойми, у тебя больше шансов выжить, если ты останешься здесь.

– Не думаю, – сказал я. – Мы будем находиться под божественным покровительством.

Я показал им то, что обнаружил завернутым в платок в кармане у царевича: маленькую глиняную голубку. Не то чтобы она была красива или слишком похожа на настоящую, просто глиняное изображение птицы. Один глаз – маленький черный камешек, на месте другого дырка. Ноги голубки скручены из проволоки, и она потеряла пару когтей.

Вот почему царевич вдруг выказал неожиданную храбрость.

Вот почему, умирая, он прохрипел: «Предательство!»

Молча передал я бога Свежерозе.

Вытерев с рук царскую кровь, я разрезал путы Честнодоблести его же собственным кинжалом и вернул его ему.

Потом я осторожно спустился по лестнице посмотреть, сколько еще человек привел с собой царевич. Я ожидал увидеть небольшую армию. Я обнаружил еще двух лошадей, привязанных к забору рядом с нашими.

Вот вам и вся правда, майне дамен унд геррен. Свежероза бежала, но не с царевичем. Он умер. В этом я совершенно уверен. Бог – Верл – покинул страну, названную в его честь, и это, возможно, объясняет, почему у Быстроклинка так и не родилось другого наследника.

Мы спустились к ближайшей рыбацкой хижине и сменяли четырех лошадей на полусгнившее подобие дори и кое-какую провизию. Похоже было, что посудина, которую нам подсунули, развалится от малейшего ветерка. Даже флегматичный увалень, владелец лодки, испытывал некоторое смущение, сплавив нам эту рухлядь в обмен на четырех породистых лошадей, но Свежероза дала ему вдобавок и золота. Что ж, вряд ли его счастье продлилось долго! Я не сомневаюсь, что царские гвардейцы увели лошадей, когда обыскивали окрестности.

Путешествие наше нельзя было назвать приятным, но оно оказалось не таким плохим, как обещало. Зиг был опытный моряк, да и я умел управляться с такелажем. Корпус, и мачта, и парус – все норовило развалиться, но мы импровизировали на ходу и в результате остались живы. Свежероза держалась как солдат. Солдат Честнодоблесть все путешествие провалялся, страдая от морской болезни.

Когда мы добрались до Альгазана, я был призван, чтобы стать очевидцем революции. Мы простились. Никого из них я больше не видел. Прошлой весной я узнал, что в пророчестве упоминался ребенок Свежерозы, живущий где-то за горами Гримм. Как многие другие, пришел я сюда, чтобы найти его или ее. Мне это не удалось.

Вот и все, что я могу вам рассказать.

22. Пятый приговор

Фриц не пожалел для нас свечей. Гостиная ярко осветилась в первый раз с моего прихода – отблески огня играли на оружии, висевшем над камином, на безделушках на каминной полке, даже на тускло раскрашенных глиняных глазах голов-трофеев, за каждой из которых на стене колыхался лес теней от рогов. Ветер за стеной завывал все свирепей. Где-то посередине моего рассказа дверь начала колотиться, словно обезумевшие кастаньеты.

Увы, единственное счастливое лицо, которое я мог разглядеть в осветившейся комнате, принадлежало Фриде. Она смотрела на свои руки, не на меня, но на щеках ее обозначились ямочки: что-то обрадовало ее. Пропорционально ее радости возросла и досада ее братца.