Читать книгу "Свадьба палочек - Джонатан Кэрролл"

Почувствовав, что теперь смогу это вынести, я повернулась лицом к полю, — и на меня устремились тысячи глаз, ожидая, что я стану делать теперь. Посреди поля стоял Хью, а рядом с ним — незнакомая молодая женщина. У Хью на руках уже не было нашего ребенка. Глядя на эту новую женщину, я тщетно пыталась вспомнить ее лицо.

— Это твоя дочь, когда вырастет.

В проходе передо мной возник сын Хью вместе с Шарлоттой, моей Немезидой.

Я бросила на него негодующий взгляд' не поверив ни одному слову. Он это почувствовал, и лицо его посуровело.

— Это правда. Не хочешь — не верь. Пойди и сама убедись.

Я обошла его и стала спускаться по ступеням. Внизу была небольшая открытая калитка. Через нее я прошла на поле. Хью и молодая женщина смотрели на меня, улыбаясь. Она взглянула на Хью, и он нетерпеливо кивнул. Она дотронулась до его руки и пошла мне навстречу. Я остановилась, и у меня перехватило дыхание.

Она была высокой, некрасивой, с большими ладонями, как у меня. Улыбка у нее была кривоватая, бесконечно трогательная. От своего отца она унаследовала карие глаза и брови, вздернутые по краям.

— Мама?

Я уже готова была ответить: «Да, да, да, это я. Я твоя мать», — но в эту самую секунду мир позади меня взорвался. Глаза наши на мгновение встретились, и я уверена, что и в ее, и в моих было одинаковое выражение ужаса. Толпа неистовствовала. Десятки тысяч людей, собравшихся на этом стадионе, обрушили на меня вопли ярости, возмущения, ненависти.

Потому что на том или ином этапе своих жизней я эгоистично использовала каждого из них. Пользовалась ими по крупному или по мелочам, не-помню-как или лучше-не-вспоминать-как, лишь бы заполучить то, что мне в тот момент было нужно. Я их любила или обманывала, ненавидела, забывала, не обращала на них внимания, была с ними почтительна, похищала их сердца или отказывалась, когда они предлагали мне их сами. Я вторгалась в их жизни полной невеждой; я уходила, зная все. Я брала их любовь, брала их надежду, я брала их время, ничуть их не уважая.

Некоторые просили взамен хоть чего-нибудь, другие хотели многого. Я отдавала только то, что считала нужным, то, что было у меня в избытке. Они давали мне то, что было им дорого, или то, от чего зависела их жизнь и существование, что питало их веру. То, что они получали от меня, немногого стоило, это были лишь пустые подарочные коробки, украшенные ленточками и бумажными цветами. Многие воруют, потому что знают: украденное так или иначе должно принадлежать им. То, что делала я, было не воровством, а бартером: я даю тебе то, что мне не нужно, а ты взамен дай мне то, чего я от тебя хочу. Это справедливо.

Они потрясали сжатыми кулаками, одни лица были пунцовыми, другие — мертвенно бледными. Какая-то женщина рыдала от злости. Какой-то мужчина, доведенный до безумия, что-то кидал в меня. В руке у него ничего не было, и тем не менее он пытался что-то в меня бросить. Он бесконечно повторял это движение. Их ненависть была испепеляющей, тяжелой, как камень, горячей, как огонь.

И во всем этом виновата была я.

В разгар всего этого неистовства на поле вышел сын Хью и остановился в нескольких футах от меня. Еще одна жертва. Ребенок, который не появился на свет из-за моего эгоизма. Он поднес сжатые кулаки к углам рта. Потом медленно вытянул вперед согнутые указательные пальцы. Как зубы. Как клыки.

— Ты вампир.

Я услышала это слово, несмотря на шум, так как поняла, что в этом-то и было все дело.

Я оглянулась — слышали это Хью с девушкой или нет, — но они исчезли. Я смотрела на идеальную зелень поля вокруг меня и всей душой желала, чтобы они вернулись и я могла сказать что-нибудь — что угодно, объяснить. Но никаких объяснений не было. Было только одно это ужасное слово, слово истины. Вампиры отнимают то, что людям нужно для жизни. Иногда это кровь, иногда надежда, любовь, честолюбие, вера. Все это я у них забирала.

Шум у меня за спиной прекратился. Даже шелеста ветра не было слышно. Когда я повернулась, там оставался только мальчик. Трибуны были пусты. Он стоял на прежнем месте, руки вытянуты вдоль тела.

Я сделала шаг к нему навстречу, но на этот раз попятился он, боясь, что я к нему прикоснусь.

Я попыталась заговорить, но в горле у меня пересохло, голос получился хриплый:

— Как тебя зовут?

— Деклан. — Он произнес это своим звонким мелодичным голоском так легко и свободно, как будто имя было самым заурядным. — Это имя одного святого.

Я улыбнулась, вспомнив Хью и его «коллекцию» святых.

— Я, пожалуй, пойду, Деклан. Я поняла, почему они хотели, чтобы я пришла, но больше мне здесь делать нечего. Я все поняла. Как ты думаешь, я могу уйти?

— Наверно. Не знаю.

Я прошла назад через поле, миновала ворота, поднялась по ступеням мимо трибун. Наверху я чуть было не оглянулась, чтобы посмотреть на все это в последний раз, но в последний момент передумала. Я знала, что это может меня убить, а ведь у меня остались еще кое-какие незавершенные дела.

История теней

Когда я поднялась наверх по подвальной лестнице, оказалось, что никакого пожара у нас в доме нет. Ничего удивительного. Гораздо больше меня поразило то, как я стала воспринимать сам дом и находившиеся в нем предметы, пока брела к входной двери.

Когда Хью и я еще не были близки, когда я еще никак не могла решить, стоит ли вступать с ним в связь, я однажды ему сказала: «Не хочу в тебя влюбляться. Слишком тяжелым будет груз воспоминаний».

Теперь, когда я шла по нашему дому, груз воспоминаний, порождаемый каждым предметом, был воистину тяжел. Начиная с медного старинного ножа, которым вскрывают конверты, на тумбочке и заканчивая четырьмя портретами кисти молодой Лолли Эдкок на стене гостиной, все вещи казались экспонатами музея моей жизни. Каждая из них хранила яркие, убийственные воспоминания о том времени, когда я еще не знала правды о себе, когда я была просто женщиной, влюбленной в мужчину и в сказку о совместной жизни с ним, которая казалась вполне осуществимой.

Остановившись и поддавшись неодолимому порыву, я стала перебирать предметы. Ножницы, которыми мы разрезали скотч на коробках, открытка из электрокомпании, извещавшая, что мы теперь их зарегистрированные потребители. Экспонаты моего музея, предметы и всякие мимолетные вещи той первобытной эпохи, когда я наивно верила в справедливого Бога, считала, что люди проживают только одну жизнь, а слово «зло» уместнее всего в библейских текстах, учебниках истории и глупых фильмах. Очаровательный и странный, как колыбель ручной работы, наш дом со всем, что в нем находилось, был подобен увиденному минувшей ночью замечательному сну, который, едва проснувшись, стараешься удержать в памяти, но через минуту-другую неизбежно забываешь.

Проходя через гостиную, я вспомнила кое о чем и направилась к книжному шкафу за книгой, которую мне однажды показывал Хью. «Популярные ирландские имена». Там я нашла имя мальчика.