Читать книгу "Особый отдел и тринадцатый опыт - Николай Чадович"

– Ладно, чего зря голову ломать, надо спать ложиться. – Цимбаларь зевнул. – Кто-нибудь, может, вспомнит, как мы спали вчера?

– Плохо, – сказал Ваня. – Кто-то из вас всё время храпел, а меня замучил мочевой пузырь.

– Я не про это спрашиваю… Кто в какой комнате ночевал? Сам-то я почему-то заснул в ванне…

– А я в гостиной под столом, – признался Ваня.

– Я, кажись, рядом с тобой, – добавил Кондаков. – Ты всю ночь с меня покрывало стягивал.

– Я, естественно, почивала в спальне, – молвила Людочка, подозрительно поглядывая на своих коллег. – Но почему утром на моей подушке оказался окурок? Я ведь, сами знаете, почти не курю…

– Окурок – это ещё не криминал, – глубокомысленно заметил Ваня. – Вот если бы ты нашла в своей постели кальсоны Петра Фомича, тогда совсем другое дело…

На ночлег разместились так: Людочка в спальне на огромной кровати, тут же наречённой «сексодромом», Цимбаларь и Ваня в гостиной на диване, Кондаков – в шезлонге на балконе.

На всякий случай дверь забаррикадировали мебелью, а оружие приготовили к бою.

Несмотря на белую ночь, мало способствующую нормальному сну, дрыхли без задних ног, но тем не менее к шведскому столу явились раньше всех.

На сей раз мужчины больше налегали на съестное, чем на прохладительные напитки, а Людочка в пику Кондакову, вновь занявшемуся заготовками, ограничилась овсянкой и фруктами.

Затем опергруппа разделилась. Кондаков отправился с неофициальным визитом в ФСБ, а все остальные, взяв такси, покатили на Волковское кладбище.

По дороге Ваня инструктировал своих коллег.

– Религиозные настроения Шестопалова сильно отдают мистикой, а с нервами у него, похоже, большие проблемы, – говорил он. – Поэтому нужно действовать предельно аккуратно. Сначала к нему подойду я, чтобы не спугнуть. Чуть позже – Людочка, на правах божьего ангела… Только ты, подруга, своими прелестями не тряси, а в основном томно закатывай глазки… На десерт появится дьявол в человеческом облике, то бишь Сашка. Тут уж Шестопалов сломается окончательно.

– Твоими бы устами да мёд пить, – поморщился Цимбаларь. – Вчера этот Шестопалов говорил одно, а сегодня, проспавшись, запоёт совсем другое. Катитесь, дескать, ребятушки, куда подальше и не мозольте мне глаза.

– На этот счёт можешь быть спокоен. Уж я-то в людях разбираюсь. Напрашивающегося на откровенный разговор мужика и готовую отдаться бабу распознаю с первого взгляда. – Ваня, как бы невзначай, приклонил голову Людочке на грудь и тут же получил в ответ чувствительный толчок локтем.

В отличие от других присутственных мест, находившихся в ведении санкт-петербургской мэрии, городские кладбища просыпались сравнительно поздно (если только подобный грамматический оборот допустимо употреблять по отношению к месту вечного упокоения).

В десятом часу утра торговцы цветами, венками, лентами и прочим траурным инвентарём ещё только начали собираться в отведённых для этого местах, а обслуживающий персонал покуривал на хоздворе, ожидая распределения на работу – кому копать могилы, кому благоустраивать территорию, кому бежать в ближайший магазин за выпивкой.

Шестопалова здесь хорошо знали, хотя величали не по имени-отчеству, а по кличке Чернокнижник. С похоронных дел мастерами беседовал Цимбаларь, но они отвечали невпопад, во все глаза пялясь на Людочку, почему-то надевшую сегодня свою самую короткую юбку.

Наконец один из могильщиков, ради какой-то халтуры накануне задержавшийся на кладбище, сообщил:

– Да он, кажись, вообще отсюда не уходил.

– Как это – не уходил? – удивился Цимбаларь.

– А вот так. Летом здесь многие ночуют. В склепах или просто под кустиком. Лучше, чем на даче… Вы на сорок четвёртый участок сходите. Это на берегу речки, рядом с лютеранской территорией. Поинтересуйтесь в склепе генеральши Гунаропуло.

– Возможно, нас кто-нибудь проводит? – осведомился Цимбаларь, как бы ненароком перекладывая бумажник из одного кармана в другой.

– И девушка с нами пойдёт? – заранее обрадовался могильщик.

– Обязательно.

– Тогда милости прошу! Проведу самой короткой дорогой и попутно организую познавательную лекцию.

– Без лекции мы как-нибудь обойдёмся, – сказал в ответ Цимбаларь. – Нам бы Шестопалова побыстрее найти.

– Бить его будете? – уже на ходу полюбопытствовал могильщик.

– Почему сразу бить?

– Да он последнее время какой-то смурной ходит. От каждого шороха вздрагивает, словно трепетная лань.

– Больше вздрагивать не будет, – категорическим тоном заявил Цимбаларь. – Мы ведь к Шестопалову не просто так идём, а с интересным предложением. Девушку ему хотим сосватать. Вот эту самую. А благодаря семейной жизни, как известно, все прежние страхи забываются.

– Зато появляются новые, – проронил в сторону Ваня.

– Такую девушку да Лёхе Чернокнижнику! – остолбенел могильщик. – Ну вы, граждане, и даёте!

Ваня, вчера видевший лишь малую часть кладбища, сейчас не переставал удивляться его грандиозным размерам и некой, если можно так выразиться, демократичности, уравнявшей на одном куске болотной земли не только разные социальные слои, но и разные поколения. Рядом лежали красные командиры и коллежские советники, оперные певцы и церковники, купцы и партийные работники, лётчики и жандармы, извозчики и метростроевцы.

Если бы не проводник, знавший каждую аллею и каждую могилку, они давно бы заблудились в этом городе мёртвых, раскинувшемся по обоим берегам невзрачной речки Волковки.

Оказавшись на территории сорок четвёртого участка, Ваня принялся громко призывать Шестопалова, но тот не отвечал. Пуст оказался и склеп, служивший для него временным пристанищем, хотя всё указывало на то, что живые люди давно свели дружбу с покойной генеральшей: внутри валялись пустые бутылки, консервные банки, окурки, какое-то тряпьё.

Могильщик, уже оставивший свои прибаутки, выглядел весьма озадаченным. Когда Ваня напомнил ему о посёлке Трёх Хохлов, где у Шестопалова якобы имелся запасной аэродром, он только отмахнулся:

– Там Лёхе делать нечего.

Бродившая поблизости Людочка изящно присела (а попробуй наклонись, если край юбки отстоит от края трусиков всего на одну пядь!) и пошарила рукой в траве.

– Посмотрите-ка сюда! – сказала она, поднимая за тесёмку тусклый медный крест. – Кто-то, наверное, потерял…

– Если память мне не изменяет, именно эту вещицу я видел вчера на груди Шестопалова, – без всякого энтузиазма сообщил Ваня.

– Верно, – подтвердил могильщик. – Его крест. За усердие и послушание пожалован Лёхе Чернокнижнику нашим дьяконом.

– Что может заставить верующего человека расстаться с подобной реликвией? – осведомился Цимбаларь. – Кроме состояния опьянения, конечно.