Читать книгу "Избранный - Максим Замшев"

– Как только вышла замуж.

– Вы, наверное, догадываетесь, о чем я хочу спросить?

– Наверное, о месье Леруа… Да, конечно же о нем. Но я уже рассказала все, что могла, вашему Сантини…

– Да, я читал протоколы. Но мне хочется спросить вас не для записи. Просто скажите мне, что Леруа был за человек?.

– Я его мало знала. Иногда встречались на лестнице, кланялись…

– К нему кто-то приходил?

– И на этот вопрос я пыталась ответить вашему, опять забыла, как его звать, сотруднику…

– Да. Я в курсе. Вы говорили о каком-то человеке, которого видели входящем к Леруа в день смерти.

– Если знаете, зачем спрашиваете?

– А в другие дни к Леруа кто-нибудь приходил?

– Не имею понятия. Я же за ним не следила.

На все вопросы мадам Безансон отвечала, держась очень спокойно, только руки крайне напряжены. От Легрена это не укрылось.

Где-то вдалеке квартиры звонил телефон. Мадам Безансон извинилась и покинула комнату.

Комиссару не сиделось на месте, и он принялся расхаживать по комнате, ожидая возвращения хозяйки. Проходя мимо столика, он случайно задел его, и книги упали на пол. Надо успеть их поднять, а то неловко. Одна из книг раскрылась. На заднем форзаце красовалась роспись покойного Леруа.

Дневник отшельника

Как часто мне в прошлой своей жизни приходилось уговаривать себя и других: надо быть сильным, надо быть сильным… Вообще в человеческом обществе бытует странный и непонятный культ силы. Перед сильными людьми преклоняются, а слабых жалеют. Придумали даже такое выражения «сильный мира сего». Не все понимают, что это дьявольская словесная шутка и стоит за этим словосочетанием «князь мира сего». О том, какого человека считать сильным, а какого слабым, рассуждают много и охотно. Целая цепь глубочайших заблуждений стала следствием этих рассуждений. Причем заблуждения эти витают в разных умах, в разных сословных группах. В той части общества, которую снобы называют презрительно простонародьем и которая в целом является самой позитивной, образующей частью человеческого общества, силу принято измерять физически. Силен тот, кто может поднять самое тяжелое ведро или бочку, силен тот, кто больше ростом и весом. Никто не задумывается над словами, все говорят почтительно: сила, сильный человек. В обществе тех, кто считает себя несколько выше других, физическая сила наоборот не в чести. Она заменена «силой духа». Сильными духом считают тех, кто может терпеть трудности ради некой высокой цели, лишать себя во имя принципов. Все было бы хорошо. Но мало кто отдает себе отчет или может мало-мальски доступно объяснить, отчего такая цель – высокая, а такая – низкая и в чем суть их принципов. В России и первый, «плебейский», подход к силе, и второй, «духовный», много раз мифологизированы. Почти умильным выглядит образ некоего Ивана-дурака, спящего на печке до того момента, пока она под ним не загорится, и уж вовсе героическим представляется картина страданий некоего интеллигента-правозащитника, начиная от сидельца Чернышевского и кончая сидельцем Солженицыным. И у того и у другого мифа есть целые армии сторонников. Каждый воин готов целыми днями бить себя в грудь кулаками и кулачонками, отстаивая свою правоту. Называются эти армии следующим образом: сторонники спящего на печи дурака величают себя проповедниками особого пути России, а поклонники рефлексирующих героев-мучеников выступают как западники и космополиты. За последние три века русской истории эти армии все время находятся в состоянии войны за умы, за Россию, за спонсоров. Ничто так не ослабляет и не обескровливает страну, как эти войны. Никто из них не может себе признаться, что их идеологическая жизнь – всего лишь попытка оттянуть печальную развязку и признаться в том, что они безмерно слабые люди, не умеющие ни любить, ни ненавидеть по-настоящему. Все, что произошло со мной, все, что привело к нынешнему моему заточению, убедило меня в этом. В чем настоящая сила? Надо жить, совершать то, что предначертал Господь, и, неизбежно существуя в Царстве Сатаны, лелеять в себе Царство Божие. В этом настоящая сила и свобода. Этому никто не в состоянии помешать.

24

От воды чуть-чуть холодило… Что-то остывало и в Станиславе. Еще час назад он был без ума от Марины, она разделила его прошлое и будущее, позволила поиграть не только с ней, но и с самим собой. Он почти поверил в то, что в состоянии изменить свою жизнь, и был готов к отчаянному бунту против окружающих и самого себя. Но вот что странно… Здесь, на Чистых прудах, изумительным летним вечером, среди большого количества народа, в пряном романтическом воздухе выходного дня, увидев влекущие глаза Марины, он ничего не мог поделать с возникшим вдруг холодным отчуждением. Он еще корил себя за это, еще держался на той высокой ноте, что звучала в его человеческом звукоряде с момента их сегодняшней встречи, но что больно кололо откуда-то сзади, перед ним, как перед больным с высоченной температурой, мелькали быстрые видения: то девочки, оставшиеся без персиков, то жена, то Алексей. Крепла уверенность, что если сейчас он дотронется до Марины, эти полуреальные лица исказятся от мучительной боли, рассыпятся и осколками насмерть зарежут его.

– Как хорошо здесь! Уютно. Настоящая московская романтика. Вы не находите? – Марина произнесла это тихо, даже вкрадчиво, но Рыбкин все равно чуть заметно вздрогнул. Это не укрылось от девушки. Она встревожилась: – У вас сейчас очень непонятные глаза, тяжелые …

– Я что-то устал немного.

– Да. Мужчины пошли хлипкие.

Марина усмехнулась и отодвинулась от Станислава.

– Вы не находите, что мы сейчас сидим вот так, сидели… близко… по ошибке.

– Выражайтесь яснее, – Марина начинала злиться.

– Яснее, по-моему, некуда. Я вас предупреждал, что я никчемный человек?

– Нет, забыли…

– Ну, теперь вы в курсе.

– И в чем же ваша никчемность выражается? Хоть мне и все равно, все же проясните. – Девушка волновалась и говорила чуть ли не скороговоркой.

– Хорошо, только без обид.

– Ради бога…

– А будет нормальный, не никчемный человек, давний семьянин, человек не юный и с положением, не франт и не ловелас, сидеть с подругой своего приятеля на Чистых прудах?

– А если подруга хороша собой и этот не франт и не ловелас влюблен в нее? – Марина взглянула на него вызывающе.

– Вы зря все решили за меня! Такое поведение слабого пола для меня не новость. Да! Слабого. Я… Впрочем, это уже лишнее.

– Отчего же! Продолжайте. Вы же собрались меня в чем-то упрекнуть. Я имею право…

– Не имеете. – Станислав поднялся. – Не заставляйте меня толкать вас к банальной интрижке, а меня обманываться на собственный счет. Видел бы нас сейчас Алексей…

Телефон Марины подал сигнал о принятом сообщении.

– Подумать только, легок на помине. Объявился наш парижанин!